Газета Завтра Газета - Газета Завтра 298 (33 1999) Страница 9

Спиною к дереву, лежал

Их капитан. Он умирал;

В груди его едва чернели

Две ранки; кровь его чуть-чуть

Сочилась; но высоко грудь

И трудно подымалась; взоры

Бродили страшно. Он шептал:

"Спасите, братцы! Тащат в горы...

Постойте! Где же генерал?..

Не слышу" ... Долго он стонал,

Но все слабей, и понемногу

Затих — и душу отдал Богу.

На ружья опершись, кругом

Стояли усачи седые

И тихо плакали... Потом

Его останки боевые

Накрыли бережно плащом

И понесли... Тоской томимый,

Им вслед смотрел я, недвижимый.

Меж тем, товарищей, друзей

Со вздохом возле называли;

Но не нашел в душе моей

Я сожаленья, ни печали.

Уже затихло все; тела

Стащили в кучу; кровь текла

Струею дымной по каменьям, —

Ея тяжелым испареньем

Был полон воздух. Генерал

Сидел в тени на барабане

И донесенья принимал.

Окрестный лес, как бы бы в тумане,

Синел в дыму пороховом,

А там, вдали, грядой нестройной,

Но вечно гордой и спокойной,

В своем наряде снеговом,

Тянулись горы, и Казбек

Сверкал главой остроконечной.

И с грустью тайной и сердечной

Я думал: жалкий человек...

Чего он хочет?.. Небо ясно,

Под небом места много всем, —

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он... Зачем?..

Галуб прервал мое мечтанье,

Ударив по плечу, — он был

Кунак мой. Я его спросить,

Как месту этому названье?

Он отвечал мне: "Валерик, —

А перевесть на ваш язык,

Так будет — речка смерти; верно,

Дано старинными людьми!" —

"А сколько их дралось примерно

Сегодня?" — "Тысяч до семи". —

"А много горцы потеряли?" —

"Как знать? Зачем вы не считали?" —

"Да, будет, — кто-то тут сказал, —

Им в память этот день кровавый"

Чеченец посмотрел лукаво,

И головою покачал...

1840

На наш медицинский инкубатор новорожденный 2 предоставляется гарантия.

ТРИ ДНЯ (беседа Александра Проханова с Валерием Болдиным)

Александр Проханов. 19 августа… Все, кто так или иначе был связан с этими тремя поворотными в судьбе страны и людей днями, переживают сегодня какое-то реликтовое состояние: тоска, иногда уныние, иногда, возможно, ненависть. Я всегда в эти августовские дни думаю о своих друзьях, о тебе в том числе. Что ты испытываешь сейчас? Возникает ли у тебя ощущение затмения солнца?

Валерий Болдин. У меня ощущение такое, что в тот период у многих произошло помутнение разума. И практически для всех эти дни стали поворотными в судьбе, трагичными для самых широких слоев общества, прежде всего тех, кто искренне верил в идеалы, согласно им строил свою жизнь, планировал свое будущее, судьбу детей, близких. Естественно, у них остается чувство печали, горечи. Им внушают, что всю жизнь делали не то и не так, зря воевали с фашистами, напрасно положили за свободу столько жизней. Миллионы граждан на всем пространстве Советского Союза искренне переживают утрату тех ценностей, которыми мы гордились. Не знаю, может быть, у многих осталась злоба на разрушенную жизнь, но у меня такого комплекса не осталось. Я считал и считаю, что произошло нечто бездумно-поспешное, какое-то детское обращение с великой страной, ее экономикой, обороной, наукой, культурой, которые скоро как десять лет катятся под откос, хиреют. Свершилось то, чего я больше всего боялся: распался великий Союз, границы прошли по сердцу народа. И боль по прежней мощи державы снедает многих, меня в их числе.

Я давно чувствовал, что готовится развал страны. Горбачев завел государство в тупик и был готов, как ящерица, жертвовать частями Родины, лишь бы удержаться у власти. И Ельцин, чтобы сместить Горбачева с поста президента, принимал все меры, чтобы разрушить Державу. Позиция руководителей России состояла в том, чтобы поднять благополучие на управляемой территории, надо было прекратить помощь союзным республикам. После избрания Ельцина председателем Верховного Совета РСФСР началось нарушение финансовых отчислений в централизованный фонд. А это сказалось на финансовом и материальном положении ряда так называемых дотационных республик. Началось брожение в этих республиках, которые в значительной мере были узко специализированы. Ухудшилось положение армии, оборонного комплекса, появились трудности в других отраслях экономики. Создалась исключительно сложная обстановка. Борьба Горбачева с Ельциным за власть стала прологом всех последующих катаклизмов.

Если взглянуть исторически на этот процесс, то можно хорошо видеть всю драматургию происшедшего, все ступени к пропасти. В 1985 году, когда усилия Горбачева и судьба привели к власти ставропольского агронома — юриста, новоявленный генсек еще не знал, что он творит с Державой. Во всяком случае он не говорил об этом открыто. Тогда он опирался прежде всего на помощь мою, Яковлева и позже Медведева. У нас тоже не было единого мнения. Я считал, что перемены должны произойти и необходимо шире применять механизмы рыночной экономики. Они, на мой взгляд, должны были охватывать, прежде всего сферу обращения — сбыта, общественного питания, обслуживания, а также производства предметов широкого потребления. Надо было накопить опыт в этой сфере и пока не трогать основные отрасли производства — тяжелое и среднее машиностроение, добывающие отрасли, железнодорожный транспорт. Никогда не считал, что нужно в этих отраслях отказаться от государственной собственности. В этом отношении мне импонировал метод китайцев, которые, не перепрыгивая через этапы, последовательно переходили на рельсы рыночных отношений. Такой путь позволял бы сохранить единство страны, научить людей методам работы по-новому.

Но Горбачев был импульсивный торопыга, плохо понимающий происходящие в великой стране процессы, да и толком не знающий свою страну. Поскольку четкого плана не было, то это позволяло генсеку импровизировать в силу сиюминутных факторов, случайных мнений, а, может быть, и тех обязательств, которые ему навязали западные друзья. Надо заметить, что он никогда не имел четких и последовательных планов. И главным его лозунгом было: ввязаться в бой, а там обстановка подскажет.

Уже через три года стало ясно, что экспромты ничего не дали. Экономика разваливалась, падал авторитет генсека. Народ, выйдя из эйфории прихода к власти молодого, самоговорящего генсека, начал приходить в себя, отвергая болтовню. Крушение экономических экспериментов ухудшило материальное положение населения. Горбачев понял, что в экономике он исчерпал себя, и, чтобы не потерять окончательно уважения, ринулся изменять политическую систему, проводить демократизацию общества. Это не меняло экономического положения в стране, но сильно напрягло все руководящие структуры, директорский корпус.

Значительная часть партии, населения поняла, что Горбачев выбрал немагистральный и непонятный, а для многих просто неприемлемый путь. Начался раскол партии. Одни яростно выступали за сохранение существующей системы, другие колебались, третьи начали посматривать в сторону демократов. Ну, и скоро стало очевидно, что Горбачев начинает зарываться, ведет сепаратные, скрытные переговоры с Западом, готовится торговать нашими социально-экономическими ценностями. В этом, правда, он был не одинок. Новая команда во власти России занималась тем же, зарабатывая благосклонность США. Не было ясно до конца, что же произошло на Мальте, какие он там давал обещания. "Мальта" мне совсем непонятна, хотя я знаю уже от американской стороны, что там были, по существу, даны обещания, связанные с последующим развитием нашего государства. И это касается также вооружения. По существу, как считают аналитики, там были сданы все наши позиции. Позже, когда Рейган готовился передать власть, а Буш участвовать в президентских выборах, в машине Горбачев сказал: "Джордж, у нас существуют договоренности с Рональдом о будущем нашей страны, и я хочу, чтобы ты знал: все, что мы обговорили, будет исполнено". И потом в таком же виде приблизительно несколько раз наказывал передать Бушу, уже как президенту, через Добрынина, который был связником и одной из ключевых фигур по демонтажу наших международных интересов. Более того, есть основания говорить о том, что, по мнению специалистов силовых органов, и прежде всего разведки, Горбачева каким-то образом давно зацепили западные спецслужбы и старались все время на этом играть. Поскольку это всегда труднодоказуемо, я не могу здесь ничего утверждать, а опираюсь на мнение специалистов, в том числе непосредственно руководства КГБ. И, конечно, зная многое об игре генсека в поддавки с Западом, члены Совета Безопасности чувствовали себя свадебными генералами. Их утвердили как коллективного советника и вершителя судеб страны, а на самом деле их держат в неведении или просто обманывают. Как Горбачев относился к подобным органам, видно из того, что президентский совет был разогнан в одночасье, без уведомления его членов.