Алексей Цветков - Антология современного анархизма и левого радикализма Страница 90

Разумеется, авангард претендует на интеллектуализм. Точно то же мнили о себе Маринетти и футуристы, Паунд и Селин[67]. Из разных типов зауми уж лучше предпочесть настоящую глупость, буколическое блаженное бездумье Нью-Эйджа, лучше стать обыкновенным дураком, чем пьяным от смерти. Но, к счастью, нам не нужно выбивать из себя мозги для того, чтобы стать полоумными на свой собственный лад. Все чувства, все способности наши принадлежат нам по праву собственности, равно сердце и голова, интеллект и дух, тело и душа. Наше искусство не калечит, оно восхищает, развлекает, одаривает всем и сверх меры. 

Поставщики бессмысленного мрака — это Похоронная Команда современного искусства, а мы — «те, кого нет». Пусть натуралистические бальные залы оккультных безделушек Третьего Рейха и картины детской насильственной смерти развлекают тех, кто правит Зрелищем, смерть на экране телевизора смотрится лучше, чем жизнь, а мы, хаоты, верующие в мятежную радость, извергнуты во тьму внешнюю и преданы забвению.

Надо ли говорить, что мы против всех видов цензуры, как духовной, так и светской. Но «после революции» мы хотели бы взять на себя личную ответственность за выметание удушающего сора всех Похоронных Команд с их искусством путем выселения их из города на специальном поезде. (Критика в контексте анархизма приобретает силу прямого действия). В моем личном космосе нет места ни для Иисуса и его повелителей мух, ни для Чарли Мэнсона и его поклонников. Мне не нужна ни мировая полиция, ни космические палачи. Я не нуждаюсь ни в массовой бойне по телевизору, ни в прочувствованных постструктуралистских романах, посвященных некрофилии.

Когда это случится, АОА может лишь надеяться на успех в деле саботажа машины Государства и ее призрачного окружения, но мы просто должны попробовать себя в какой-нибудь деятельности, более реальной, чем манифестации УОЛитов вроде «Трупоедов Нижнего Ист-Сайда» и прочей артистической чепухи. Мы поддерживаем художников, которые используют пугающий материал в каком-то «высшем смысле», тех, которые пускают в ход любые проявления любви и секса, даже шокирующие или запретные, употребляющих свой гнев, свое отвращение и свои истинные желания для самоутверждения, для создания красоты и поиска приключений. «Социальный нигилизм» — да, но не мертвый нигилизм гностического самоуничижения. Каждый, у кого еще есть хоть малейшие остатки третьего глаза, отличит революционное жизнеутверждающее искусство от мертвящего реакционного, даже если проявления того и другого будут отмечены грубостью и жестокостью. УОЛ нестерпимо воняют и нос хаота может унюхать эти эманации так же, как он распознает аромат духовного и сексуального веселья, пусть даже последний будет приглушен темными запахами. Даже крайне правые, несмотря на весь свой страх плоти и чувственных проявлений, в конечном итоге достигают расширенного сознания и восприятия. Но от Похоронных Команд, несмотря на все их тщетные потуги и модные революционные лозунги, исходит ровно столько же подлинной раскрепощающей энергии, сколько от ФБР, ФКЛП или дважды окрещенных баптистов.

Мы живем в обществе, где роскошнейшие предметы потребления рекламируются при помощи картин смерти и уродств, которые посредством генерирующих альфа-ритмы, канцерогенных, искажающих реальность приспособлений транслируются напрямую в мозжечок миллионов человекоподобных рептилий в то время, как некоторые картины жизни (например, наша любимая — мастурбирующий ребенок) отвергаются и преследуются с невероятной жестокостью. Быть садистом от искусства в наше время вообще ничего не стоит, ведь соблазнительная фигура Смерти стоит в центре нашей парадигмы Общественного Договора. «Леваки», обожающие переодеваться и играть в «Полицейские и Воры», люди, оргаз-мирующие над фотографиями зверств, люди, умствующие по поводу невнятного искусства и щеголяющие своим безнадежьем, затягивающим в пропасть ублюдством и страданиями других людей — подобные «художники» по сути своей такая же полиция, только лишенная силы (превосходное определение, подходящее также и для многих других т.н. «революционеров»). Для этих эстетических фашистов у нас уже приготовлена черная бомба. Она разорвется мужским семенем и фейерверками, дымом марихуаны и пиратством, причудливыми шиитскими ересями и пузырящимися райскими фонтанами, сложными ритмами, пульсацией жизни — всем, что лишено формы и изысканно.

Проснись! Дыши! Почувствуй, как дыхание мира овевает твою кожу! Завладей этим днем! Дыши! Дыши!

(Благодарности: Дж. Мандер — «Четыре аргумента в пользу отмены телевидения»; Адам Экзит; Мавританский Космополит из Уильямсбурга)

Уже давно Сталин не дышит нам в затылки, почему бы тогда искусством не послужить... делу революции?

Даже не думайте, что это «невозможно». Чего еще мы можем надеяться достичь, как не «невозможного» Должны ли мы ждать еще кого-то, кто обнажит наши потаенные желания?

Если искусство мертво, если публика увяла, что ж, нашей кобыле легче. Возможно, каждый из нас теперь своего рода художник и, возможно, зритель вновь стал девственно чист, заново обрел способность быть тем, что он видит.

Если так, то мы можем найти выход из наших внутренних музеев. Если так, мы перестанем продавать самим себе билеты в галлереи, что находятся внутри наших черепов, мы сможем созерцать то искусство, которое воссоздает исконную цель мага: менять структуру реальности при помощи манипуляций над живыми символами (в данном конкретном случае, над теми образами, которыми нас «снабдили» организаторы этого художественного салона: убийствами, войной, голодом и стяжательством).

Теперь нам известно, что эстетические акты наделены некоторыми качествами актов террористических («жестокостью» в трактовке Арто), только нацелены они не столько на уничтожение людей, сколько на разрушение абстракций, скорее, на освобождение, чем на установление господства. Они совершаются в большей степени ради получения удовольствия и для забавы, а не ради политической выгоды и запугивания. Короче говоря, это именно «поэтический терроризм». Избранные нами образы проникнуты темной силой, но все эти образы — всего лишь черные покрывала, скрывающие те энергии, которые мы можем использовать для света и наслаждения.

Например, так, как это сделал человек, придумавший айкидо. Он был самураем, но стал пацифистом, отказавшись сражаться на стороне японских империалистов. Он стал отшельником, жил на горе, сидя под деревом.

Однажды бывший однополчанин пришел к нему в гости и обвинил в предательстве, трусости и т.п. Отшельник ничего не сказал в ответ, а продолжал сидеть. Тогда офицер разъярился, достал свой меч и нанес удар. Внезапно безоружный мастер разоружил офицера и вернул ему меч. Снова и снова пытался офицер убить отшельника, используя все приемы боя на катанах, но из своего опустошенного сознания отшельник каждый раз извлекал новый способ обезоружить его.

Разумеется, тот офицер стал его первым учеником. Позже они научились уворачиваться от пуль. Мы можем видеть здесь некую форму метадрамы, призванную запечатлеть вкус этой истории. Она дает толчок развитию совершенно нового искусства, полностью бескровного способа боя, войны без убийства, пути «меча жизни», но не смерти.

Заговор художников, анонимных, как сумасшедшие бомбаши, но направивших свою энергию не на акты насилия, а на беспричинную щедрость, на Миллениум, а не на апокалипсис, нацеленных на эстетический шок текущего момента во имя воплощения и освобождения...

Искусство — это собрание прекрасной лжи, которое становится правдой.

Может быть, стоит создать «тайный театр», в котором как художники, так и зрители полностью исчезнут, но лишь для того, чтобы вновь появиться в другом плане бытия, где искусство и жизнь становятся одним: чистым даром без расплаты?

Манихеи и катары верили, что тело может быть спиритуализова-но, иначе говоря, что тело, оскверняющее чистый дух, должно быть полностью отвергнуто. «Совершенные» гностиков (радикальных дуалистов) истязали себя до смерти для того, чтобы сбежать из темницы тела и вернуться в плерому чистого света. Парадоксально, но вот единственный способ избегнуть плотского зла — насильственной смерти, войны, голода, и ненасытного стяжательства, который они исповедовали: убить собственное тело, объявить войну плоти, изголодаться до смерти и стяжать... спасение.

С другой стороны, радикальные монисты (исмаилиты, рэнтеры, антиномисты) считали, что тело и дух едины, что дух, живущий в черном камне, также проникает и в плоть, что все живет и все — жизнь.