Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы Страница 16

Павел знал — такой же стремительный укус и у его Белки.

Собака рванула медведя еще раз, еще… И только потом залаяла. Голос ее был хриплым от сдерживаемой ярости.

Потапыч только теперь стал понимать, что собака с ним не играет. Боль беспокоила его, и он быстро завертелся вокруг столба, наматывая на него цепь, тем самым еще больше ограничивая свою свободу передвижения. Собака увертывалась от его неуклюжих взмахов и рвала его, рвала…

И Потапыч перепугался. Он сел, прикрывая лапами искусанный зад, и жалобно взревел.

Посадив медведя, собака отошла шагов на пять и стала лаем подзывать хозяина. Тот подошел к ней, чтобы забрать. Но собака по всем правилам стала разворачивать медведя к нему спиной. Хо-зяин звал ее и ласково, и строго — ничего не помогало. Собака держалась перед мордой медведя, разворачивала его, подставляя охотнику под выстрел бок или спину зверя.

Тогда притащили длинную жердь с проволочной петлей на конце и набросили на заднюю лапу собаки. Та, не понимая, почему ее оттаскивают от добычи, рвалась и скулила.

Через некоторое время Шыкалов объявил, что лайка Броня прошла испытания с оценкой «хорошо». И стал объяснять, почему снижена оценка. Объяснял долго, путано.

Павел ничего не понял, а Василий подытожил зло:

— Не свой, значит, Ситников — не блатной. Потому пять и не поставили…

Следующая собака на медведя не пошла. Испугавшись, она так и не сдвинулась с места, несмотря на уговоры, приказы и даже пинки. А вот после нее оказались собаки одна другой смелее. Зачуяв свежую звериную кровь, некоторые из них чуть помедлив, а большинство прямо с ходу бросались на медведя. И бедный Потапыч уже не отбивался, не рычал, лишь жалобно стонал, стараясь хоть как-то уберечься от укусов.

Павлу казалось, что Потапыч ищет его глазами в толпе, знает, что он здесь, молит о пощаде. Уйти не было сил. И Павел прятался за спины людей. «Лучше бы я его застрелил тогда, на дереве…»

Беда случилась неожиданно. Видно было сразу, что собака тяжеловата, сильно раскормлена. Но, наверное, хозяину очень хотелось получить диплом… Собака смело бросилась на медведя, посадила его по всем правилам, но задохнулась, подавая голос, заперхалась. И Потапыч, воспользовавшись этим, легонько провел лапой по боку собаки, отчего та отлетела метра на три и забилась в предсмертных конвульсиях.

Пока оттаскивали собаку, пока утешали владельца, Потапыч спешно рыл яму. Владелец погибшей собаки стоял у судейского стола и требовал какую-то компенсацию.

Но Шыкалов положил этому конец, громогласно заявив:

— Испытания есть испытания. Обстановка, приближенная к боевой. Идет отбор лучших собак, и жалости нет места. Не мешайте работать…

«Да! — подумал Павел, — безжалостный ты человек, Шыкалов. Не знал я этого».

…Сегодня утром Шыкалов подъехал к дому Павла на «Волге», следом подошла грузовая машина с клеткой.

— Прощайтесь со своим питомцем, — веселым тоном сказал он. — Надоело, поди, с ним возиться?

— Нет, — сказала Анюта, торопясь собирать на стол. — Почему надоест? Смирный он, да и привыкли мы.

Конечно, к Потапычу они привыкли, но и держать такого большого зверя накладно, три поросенка вместо него запросто выкормишь. А еще побаиваться стал Павел, как бы чего не вышло. Намедни Потапыч тронул лапой проходившего мимо телка, так у того задние ноги совсем отнялись. Пришлось прирезать. Хорошо, хоть крови не попробовал медведь, а то бы беда.

Не знает об этом Анюта, взял вину Павел на себя:

— В огород полез, паршивец, я его и стукнул лопатой. Думал легонько, а оно вишь как вышло… Не рассчитал… — объяснял он жене, пряча глаза.

На Потапыча надели ошейник, цепь. Спустили доски из кузова на землю. Павел занес ведро с едой в клетку, позвал Потапыча — и тот, довольно урча, залез в клетку сам.

— Вот и отлично, — порадовался Шыкалов. — Я думал, сложнее будет. Спасибо вам большущее за медведя. Вот грамота. Да-да! Заслужили. И вот, распишитесь здесь. Сумма небольшая — так сказать, за корм, уход…

Немного погодя к Павлу зашел сосед Василий.

— Сколько он тебе отвалил? — спросил.

— Шестьдесят рублей…

— Не расщедрился. Говорил я тебе, дураку, мясом нужно было сдать. В ресторан. Там бы тебе деньги настоящие дали! А всем бы сказал — сдох Потапыч. Может, поел чего, а может, так — хвороба напала…

— Всем — это кому? — усмехнулся Павел.

— Да хоть бы этому — Шыкалову.

— Эх, Василий, а совести своей что сказать?

— Брось меня учить. Совесть, совесть… А убытки?! Двести пятьдесят рублей штрафу заплатил. Полгода кормил! Хотя бы это вернуть. Ведь его все равно пристрелят и начальство городское сожрет, под водочку, на банкете… Так у них сейчас пьянка называется…

— В зоопарк его забрали, — спокойно возразил Павел. — Ребятишкам на потеху…

— Ха! Ты посмотри на этого христосика! — воскликнул Василий. — В зоопарк?! Ребятишкам на потеху?! На поскотину повезли твоего Потапыча. Испытания на нем проводить будут. Со всей области собак свезли. А после лаек его ни один зоопарк не примет. Принимать нечего будет…

… Мегафон вызывал следующую собаку на место убитой. И снова крутилась карусель. Потапыч пытался прятаться в вырытую яму, но собаки заставляли его вылезать оттуда. Силы медведя иссякали. Как только очередную собаку оттаскивали, он тут же ложился на землю.

Среди зрителей стали раздаваться возгласы:

— Это не по правилам!

— Медведю отдохнуть надо…

— Его бы так самого, Шыкалова…

— Что ж без передыху-то…

Зашептались и судьи. После недолгого совещания Шыкалов сказал:

— Внимание! Суки кончились. Сейчас устроим перерыв на два часа. Только вот одну собачку пропустим. Давайте кобеля Петра Тимофеевича.

— Ишь ты! — завертел головой Василий. — Петр Тимофеевич — это кто?

Серый высокий кобель не стоял на месте. И только его отпустили, большими прыжками кинулся к медведю и вскочил ему на холку.

Потапыч взревел дико и грохнулся со всего размаха на землю, придавив кобеля. Тот отскочил в сторону, кровеня землю. Потапыч кинулся за ним, и все ахнули, только теперь заметив, что цепь отсоединилась от кольца. Зрители шарахнулись в разные стороны. Медведь догнал кобеля, поддал так, что тот перекувырнулся раза три в воздухе, а сам помчался в деревню.

— Догнать! — первым опомнился Шыкалов и заорал в мегафон: — Ружье мне! Застрелить немедленно!

Павел подбежал, стал убеждать, что Потапыч никуда не денется, прибежит домой и все. Что не надо ружья…

— Уйди! — оттолкнул его с дороги Шыкалов. — Он же кобеля Петра Тимофеевича… От, гад, что теперь будет… Ружье мне! — и побежал к машине.

Павел бросился к дому напрямую, через огороды. Перепрыгнув через изгородь и сшибая капустные кочаны, подбежал к дому и увидел, что опоздал. У запертой дверцы в свою загородку сидел Потапыч, закрывая морду лапами. Посреди двора стоял, широко расставив ноги, Шыкалов, медленно поднимая ружье. А сбоку, из-за угла дома, летела в яростном прыжке Белка, целясь оскаленной пастью человеку в горло. Следом, как всегда чуть поотстав, распластался Бойко…

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ СОБАКИ

Жучку разбудили блохи. Маленькие черные твари так больно кусали, что собака не выдержала, встала, встряхнулась предупреждая блох о начале ответных действий, села и стала решительно чесать тело задними лапами.

— Пошла, скотина! — заругался бомж Кущ — хозяин собаки, и Жучка получила увесистый пинок под ребра.

К ударам хозяина собака привыкла, потому отошла в сторонку и продолжила свое занятие. Почесав все места, что могла достать, она принялась ловить блох в шерсти. Занятие это почти бесполезное, очень уж проворны твари.

Через некоторое время, посчитав, что достаточно погоняла своих захребетников, Жучка встряхнулась, потянулась, зевнула и опять прилегла около хозяина. Но у того было плохое настроение, он замахнулся и нанес сильный удар и попал в пустоту — собака ловко увернулась. Правда, за это она получила большое количество ругательных слов, произнесенных с такой злобой, что повергли бы кого другого в шок, только не Жучку. Не такое видывала, поэтому присела, почесала левой задней лапой шею, опять зевнула звонко, с завыванием и уставилась в темноту подвала.

На улице светало — дальний угол подвала, где находился лаз, стал серым, да и крысы активизировались. Они возились и пищали у водопроводной трубы, с которой капала вода. Жучка почувствовала жажду и направилась в их сторону. Крысы притихли, потом расступились, недовольно пища. Собаку они не боялись, да и собака не покушалась на них.

Жучка ткнулась мордой в трубу и с жадностью слизала холодные капли. Потом нашла на полу ямку с водой и стала громко лакать.