Альберт Иванов - Лилипут — сын Великана Страница 26

Поэтому он ушёл гулять, рассчитав, что если через пару часов заглянет в кафе, то и тогда будет слишком рано.

И, нате вам, тут же за углом он наткнулся на клоунов Толстого и Тощего. Они его еле узнали! А может, не хотели сразу узнавать только для того, чтобы сделать ему приятное, — ведь он так подрос за минувшее время! Зато сами они почти не изменились, разве что Толстый стал ещё толще, а Тощий — ещё худее. Все очень обрадовались встрече и пошли бродить по городу втроём. Пожалуй, только ночи не хватало — как прежде.

Клоуны уже были наслышаны о похождениях Пальчика и даже собирались на днях наведаться в лесничество, но о многом им ещё было неизвестно, и поэтому, когда он взахлёб рассказывал обо всём, эти добряки ахали, охали, эхали и ухали.

— Ах-ах! — восхищался Толстый.

— Ох-ох! — пугался Тощий.

— Эх-эх! — сокрушался один.

— Ух-ух! — изумлялся второй.

Что касается их жизни, то она протекала без всяких приключений. Сплошной цирк.

— А Магнум? — неожиданно вспомнил Пальчик. — Как он? Всё бушует?

— Отбушевался, — вздохнул Тощий.

Оказалось, что на очередном «Сеансе чёрной магии» Магнум увлёкся и превратился не в шесть своих уменьшенных подобий, а в целый десяток! И собраться снова в одного так и не смог. Теперь все десятеро работают на арене униформистами.

— Не выгонять же их на улицу, — заметил Толстый. — Не те времена.

— Очень исполнительные, ведут себя тихо, прилично, — сказал Тощий, — а вот после работы только и знают, что спорят до хрипоты, кто из них раньше был хозяином цирка.

— И не дерутся?

— Нельзя, — смеясь, покачал головой Толстый. — Стоит кому-то поставить другому синяк, как синяки появляются сразу у всех.

— Ну, а ты так ничего про себя и не вспомнил? — вдруг спохватился Тощий.

— Нет…

— Может, снова попробуем нашу игру? — предложил Толстый. — Дом!

— Крыша, — улыбнулся Пальчик.

— Дверь! — подхватил клоун.

Пальчик остановился, задумчиво глядя на цифру «7» на двери какого-то дома.

— Семь, — пробормотал он.

— Что? — Толстый тоже увидел цифру и, не прекращая игры, воскликнул: — Шесть! Продолжай по уменьшению.

— Семь. Шесть… — повторил Пальчик, беспомощно подняв на него глаза.

— Пять!

— Да нет, постойте… Семь! Шесть!

— Уже было, — пожал плечами клоун.

— Было, — волнуясь, закивал Пальчик. — Сначала шесть. Потом семь.

— Ну? — нетерпеливо сказал Толстый. — Давай тогда по возрастанию. — Итак… Восемь!

— Восьмого ещё не было, — машинально сказал Пальчик. И замер.

— А почему ты сказал: «восьмой»? — насторожился клоун. — «Восьмой», а не «восемь», как полагается по счёту? Может, номер подъезда…

— Этажа! — выпалил Пальчик. И вспомнил всё!!!

— У нас в городе нигде нет семи этажей, — вконец растерялся Толстый.

— А на башне в замке? — неуверенно вставил Тощий.

— Я… спешу, — в отчаянии произнёс Пальчик. — Некогда… Меня ждут. Я не могу!.. Передайте всем в лесничестве, — уже на бегу обернулся он, — я когда-нибудь, может, ещё и вернусь. Не волнуйтесь и не ищите меня! Всем спасибо за всё!

Тот переулок с дощатым «киоском» он нашёл быстро, словно сами бегущие ноги вывели его к нему.

Дверь с цифрой «7» была на месте! Пальчик юркнул внутрь лифта.

Через какую-то минуту он уже спускался на первый этаж, торопя кабину: скорей, скорей, ну скорей же!

На этот раз его отсутствие не обошлось так же незаметно, как после приключений на «шестом этаже». Пальчик не был дома… час. Ну, конечно, при чем тут какой-то час? Мальчишки пропадают во дворе целыми сутками, и то ничего. В другом дело: раз в месяц папа непременно измерял ему рост, а сегодня был именно такой «замерный» день!

Когда сын влетел в квартиру, папа тут же суматошно схватил его, не дав и рта раскрыть, потащил на кухню и приставил к дверному косяку:

— Чуть не забыл! Хорошо, что ты быстро вернулся, — и черкнул карандашом на уровне макушки.

— Недавно же мери… — обернулась от плиты мама и осеклась.

— Поразительно! — Папа отступил на шаг. — Каково! Мальчик вытянулся на восемь сантиметров! Час назад я даже и не замечал. Такими темпами…

Он не нашёл нужных слов, и никто бы так и не узнал, что стало бы с Пальчиком, вздумай он так расти. Если б не мама:

— Такими темпами он скоро отца догонит! — Она была приятно удивлена.

— Скажешь тоже, — сиял сын. — Он у нас великан!

Теперь-то Пальчик обязательно рассказал бы родителям о всех своих похождениях. Но решил: ещё успеется.

И не пожалел об этом, потому что на крыше кабины лифта — он не поленился проверить! — ожидало новое письмо от верного Гава.

«Встретимся на восьмом?» — спрашивал Пёс Собаков. И всё, больше ни слова.

Нет, признаваться родителям и впрямь было рано. Ведь они ни за что не отпустят или, хуже того, увяжутся вместе с ним, Пальчиком. Он своих родителей знает.

ЧАСТЬ III

ЗАГАДОЧНЫЕ ЧАСЫ

В тот же день — к чему откладывать? — Пальчик встретился с Гавом на восьмом этаже.

— Заставляете ждать, ваше поднимательство, — укорил его Пёс Собаков, как только открылась дверь лифта. — Дай руку! Дай! — скомандовал он тоном настойчивого хозяина собаки. — Зазнались?

Пальчик весело пожал ему лапу.

— Чего это ты со мной на «вы»? — спросил он, с любопытством оглядываясь по сторонам.

Кабина лифта стояла в какой-то высокой каменной пещере с узкой расщелиной-входом, из которой падали солнечные лучи.

— С каких пор на «вы»? — переспросил Гав и глубокомысленно почесал затылок задней ногой. — К слову пришлось. Так мне показалось сподлапистей выразить свою мысль.

— Как-как?

— По-вашему, сподручней.

— Слушай, а почему ты и здесь разговаривать можешь? Ведь это не твой этаж!

— «Усе здесь наше», как подчеркивала буфетчица Оля каждый раз после работы, прихватывая домой две большие сумки с продуктами. Неужели тебе не нравится, что я с тобой разговариваю? — возмутился Гав. — Тебе что, хотелось бы, чтоб я лаял, гавкал, тявкал, брехал!

— Да нет! Я, наоборот, рад. Но всё-таки?

— Откуда я знаю. Это ты у них спроси? — махнул Гав лапой на выход из пещеры.

— А кто они?

— И сам не знаю. Я тут недавно, ещё не разнюхал как следует. Они подошли к расщелине и выглянули наружу. До самого горизонта, накатывавшее волной на прибрежную гальку, лежало море. Вернее, озеро, если судить по его цвету. Серенькое озеро, а не сине-зелёное море.

— Пресная вода, — сообщил Гав. — Я уже бегал пить. Какая-то странная на вкус. Словно дисти…

— Дистиллированная? — подсказал Пальчик.

— Она.

— Мы-то эту воду в школе проходили. А вот ты откуда знаешь, что такая бывает?

— Ты эту воду проходил, а я её пивал. И не в школе ты её проходил, а в том ручье по колена — помнишь, на шестом этаже? Всё время недоверие, намёки, подозрения!.. Дистиллированная… — пробурчал Гав. — Ты думаешь, какую воду буфетчица Оля в аккумулятор машины «вольво» наливает?

— У неё «вольво»! — изумился Пальчик.

— А ты думал — «запорожец»? С её-то бульдожьей хваткой! Она…

— Погоди, — перебил его Пальчик. — Ты ещё не сказал, зачем позвал сюда, на восьмой этаж.

— Привет! Из врождённой любознательности, моей и твоей. А на седьмом я уже бывал.

— И я.

— Теперь-то знаю.

— Почему — теперь?

— Когда поднимался на восьмой, учуял твой запах — он шёл с седьмого вниз.

— Мне бы твой нюх! — позавидовал Пальчик.

— А мне бы твою недогадливость.

— Зачем?

— Чтоб хоть немного сравняться с тобой, — рассмеялся Гав. Пальчик — тоже.

— Да, ты знаешь, что со мной было на седьмом этаже! И он быстро рассказал, что с ним приключилось.

— Жаль, меня с тобой не было. Уж я бы показал всем твоим врагам, где раки зимуют! А, кстати, где они зимуют? — И тут же Гав раздумчиво произнёс: — Но, может, и хорошо, что я ничего не знал. Иначе бы я за тебя волновался.

— Гав, это хорошее чувство.

— Хорошее-то оно хорошее, да шерсть от него почему-то седеет.

— С тобой не соскучишься…

— Правда? — просиял Гав. — Когда я бродяжничал на седьмом этаже, об этом мне говорила каждая собака. Попутная, — уточнил он. — Весело было, незабываемые деньки!

— Я-то думал, ты по мне скучал, — уныло протянул Пальчик.

— А я что говорю? Им было весело, а не мне. И вот сейчас — я же вызвал побродяжничать не кого-то, а тебя!

Они пролезли в расщелину и, рискуя сломать шею, спустились по скользким валунам к воде. Влево и вправо тянулись полосы мелкой гальки, точно россыпи больших фасолин.

Пальчик зачерпнул горсткой воду и попробовал:

— Правда, безвкусная…

— Как у растаявшего снега, — кивнул Гав. — И куда нас занесло на твою голову и на мою башку?!