В. Гитин - Их нравы Страница 3

Как правило, они это делают только в состоянии насыщения или если не могут сразу съесть все, что дает хозяин. Собака осторожно озирается по сторонам и, убедившись в том, что за ней не следят другие собаки, хозяин и прочие возможные заинтересованные лица, выбирает укромное место и закапывает туда кость или кусок мяса, причем только лишь мордой.

Когда моей Мэри было месяца три, я как-то услышал доносящиеся из прихожей странные звуки — будто кто-то водил влажным пальцем по стеклу. Оказалось, что Мэри пытается «закопать» под линолеум кусок котлеты, настойчиво работая влажным носиком. Убедившись в неподатливости линолеума, она перенесла свои усилия на мягкую мебель, вследствие чего я не раз обнаруживал на тахте или креслах заветные тайники с ароматными (разумеется, с ее точки зрения) объедками.

А чем, если не генетической памятью, можно объяснить страстное желание любой собаки вываляться в отбросах?

Ведь это желание не вызвано никакой практической необходимостью. Некоторые владельцы собак высказывают предположение, что их питомцы делают это в целях избавления от блох, но практика опровергает это предположение: блох отнюдь не отпугивает «аромат» органических отходов.

Большинство этологов сходится на другой гипотезе: собаки охотно вываливаются в нечистотах, следуя врожденному охотничьему инстинкту. Таким образом они избавляются от собственного запаха, чтобы не обнаружить себя, подкрадываясь к добыче. Этот довод кажется более вероятным. Так или иначе, эти действия производят и собаки, только что обработанные антиблошиными химическими препаратами, причем стремление к этим действиям нельзя пресечь никакими средствами.

А собачьи ритуалы?

Предположим, дикий детеныш может их постичь, наблюдая за поведением взрослых членов стаи и подражая им, но как может усвоить их правила комнатная собачка?

Здесь явно прослеживается наличие генетической памяти.

Встреча двух незнакомых собак по своей ритуальности не уступает началу рыцарского турнира. Еще издали заметив друг друга, наши «рыцари» гордо вскидывают головы и хвосты, шерсть на спинах взъерошивается, а походка становится нарочито плавной и упругой.

Подойдя почти вплотную, они обмениваются выразительными взглядами, после чего, неспешно развернувшись, предъявляют, друг другу так называемые «зеркала» участки тела, находящиеся непосредственно под хвостами.

Обнюхав «зеркало», собака получает исчерпывающую информацию о своем собрате и принимает решение относительно своих дальнейших действий.

Если это собаки разных размеров или пород, то предопределить исход этого морального поединка не очень сложно, но в иных случаях побеждает более сильный характер.

Еще Аристотель в IV веке до нашей эры заметил, что характеры делятся на два основных типа — на сильные и слабые. Сила характера может проявляться не только в каких-либо конкретных действиях, но и телепатически, что, несомненно, воспринимают не только люди, но и большинство других животных существ, включая растения.

Итак, почувствовав в сопернике более сильный характер, собака, как правило, опускает голову и уши, поджимает хвост и медленно пятится назад. Если же она прочла в глазах соперника явную угрозу, которой не в силах противостоять, собака ложится на спину, тем самым признавая себя побежденной. Это нередко происходит во время контакта собак, по внешним данным ничем не превосходящим друг друга. Да, характер — великая сила, и недаром все без исключения методики человеческих боевых искусств опираются прежде на характер, а потом уже на технику атак и защит.

По собачьей этике, носитель сильного характера выше слабохарактерного собрата, крупный — выше мелкого, а сука — всегда выше кобеля.

«Едва только коляска въехала на аллею, как на него с разгоревшимися от негодования и злобы глазами налетела овчарка.

Белый Клык оказался отрезанным от хозяина. Весь ощетинившись и, как всегда, молча, он приготовился нанести ей сокрушительный удар, но удара этого так и не последовало. Белый Клык остановился на полдороге, как вкопанный, и осел на задние лапы, стараясь во что бы то ни стало избежать соприкосновения с собакой, которую минуту назад он хотел сбить с ног.

Это была самка, а закон его породы охранял ее от таких нападений. Напасть на самку — значило бы для Белого Клыка ни больше, ни меньше, как пойти против велений инстинкта.

Но самке инстинкт говорил совсем другое. Будучи овчаркой, она питала бессознательный страх перед Северной глушью, и особенно перед таким ее обитателем, как волк. Белый Клык был для овчарки волком; исконным врагом, грабившим стада еще в те далекие времена, когда первая овца была поручена заботам ее отдаленных предков.

И поэтому, как только Белый Клык остановился, отказавшись от драки, овчарка сама бросилась на него. Он невольно зарычал, почувствовав, как острые зубы впиваются ему в плечо, но все-таки не укусил овчарку, а только смущенно попятился назад…» Можно спорить о наличии у собак иных — кроме генетической, эмоциональной и образной — видов памяти, но то, что наши четвероногие друзья обладают весьма цепкой памятью в общеупотребительном значении этого слова — не подлежит сомнению.

Собаки хорошо помнят и своих хозяев, и расположение дома, в котором живут, и проявленную по отношению к ним доброту, и нанесенные им обиды. Последнее необходимо хорошо уяснить себе вспыльчивым и вздорным людям, способным вымещать на окружающих свое дурное настроение, То, что может забыть жена, никогда не забудет собака. Это может не проявиться в каких-либо враждебных действиях, но память о нанесенной обиде останется навсегда.

Следует также помнить о собачьей ревности. Не следует в присутствии своей собаки гладить чужую или даже хвалить ее. Непосредственной реакцией Вашего пса будет нападение на «разлучника» и затаенная обида на Вас. Собаки ведь бывают очень ранимы и не понимают таких тонкостей нашего поведения, как легкий флирт, поэтому не нужно очеловечивать собачьи нравственные нормы.

Многие поступки собак имеют рефлекторную или инстинктивную мотивацию, но далеко не все.

У собак реакции на явления окружающего мира, в особенности, если их действующим лицом является человек, выходят далеко за рамки даже наших представлений о мотивах человеческих поступков, обусловленных логическим анализом возникающих ситуаций.

Многие исследователи предполагают наличие у собак экстрасенсорных способностей.

Собаки могут чувствовать настроение людей даже в тех случаях, когда эти настроения внешне никак не проявляются.

Иногда они могут предугадать поступки своих хозяев, которые те еще только намереваются совершить.

Известно, что собаки каким-то непостижимым образом (ах, если бы все мы обладали этой способностью!) чуют плохого человека независимо от внешних проявлений его отрицательных качеств.

Ведь мы не раз имели возможность наблюдать, как собака, спокойно и миролюбиво воспринимает идущих мимо прохожих, вдруг с остервенелым лаем бросается на одного из них, причем он и не пьян, и не держит в руках палку, способную вызвать определенные ассоциации, то есть данный прохожий не является источником особых обонятельных или зрительных отрицательных раздражителей. Просто собака чувствует в нем нечто такое, что выходит за пределы нашего привычного тестирования окружающих людей по шкале «добро — зло».

«Добро и зло воспринимается простым существом очень просто. Добро есть все то, что прекращает боль, несет с собой свободу и удовлетворение. Поэтому добро приятно. Зло же ненавистно, потому что оно приносит беспокойство, опасность, страдание.

Как над гнилым болотом поднимается туман, так и от уродливого тела и грязной души Красавчика Смита веяло чем-то дурным, нездоровым. Бессознательно, словно с помощью шестого чувства, Белый Клык угадывал, что этот человек таит в себе зло, грозит гибелью и что его надо ненавидеть».

А в рассказе Гилбеpта Честертона «Вещая собака» есть такой персонаж, пес по имени Мрак, который разгадал тайну кровавого преступления. К хотя патер Бpаун, методом дедукции реконструировавший весь ход трагических событий, отвергает предположение о наличии экстрасенсорных способностей у собак, однако не отрицает того, что «если бы этот пес умел говорить, то рассказал бы все об этом деле. От начала до конца». В своих выводах патер Браун опирался на рефлекторно-ассоциативный ряд мышления собаки, отвергая всякий другой, но тем не менее рассказ заканчивается так: «Финз встал, слегка смущенный, будто подслушал чужие мысли. Он позвал собаку и вышел, что-то невнятно, но бодро пробормотав на прощанье.

Однако звать собаку ему пришлось дважды, ибо она, не шелохнувшись, сидела перед патером Брауном и глядела на него так же внимательно, как некогда глядел волк на святого Франциска».