Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы Страница 31

И моя совесть заговорила. Не откладывая, мы отправились выбирать место для засады. Кукурузное поле, особенно та часть, что ближе к лесу, было похоже на поле сражения. Стебли поломаны и втоптаны в землю, даже сама земля, высохшая к тому времени года в камень, была взрыта словно плугом. Растерзанные, недоеденные початки и зерна валялись всюду…

Из следов мы выделили один особо. Я сначала даже усомнился, что он кабаний: уж слишком велик, точно не кабан, а корова топталась здесь. Кроме того, след находился в стороне от других. Однако подрытые кое-где кусты и кабаний помет уверили меня, что здесь бродил огромный кабанище, и, если верить людской молве, это должен быть не кто иной, как Черный разбойник.

— Да-а-а… Хороший кабанчик, — удивленно протянул я.

— Это он — Черный! Точно! — загорячился бахчевник.

К вечеру, как назло, небо затянуло тучами, и ночь легла темная. Чуть слышно шелестел ветерок. В нос шибало запахом прели, сена. Тишины не было. Что-то фыркало, попискивало, потрескивало… Некоторые звуки были мне знакомы: вот затопал, пробегая, еж, вот глухо ухнул филин, но остальные звуки в темноте, когда видно всего в шаге от тебя, казались таинственными и тревожными…

Время, словно тоже прислушиваясь к ночной жизни леса, остановилось. Совсем близко от меня треснула ветка, и легкий озноб пробежал по спине. Я уже без всякого энтузиазма ждал кабанов. Что можно сделать в такой темноте? Не то что мушки — стволов не видно. В те минуты так мне ни капельки не хотелось, чтобы кабаны появились…

Снова треснула ветка… тоненько взвизгнул поросенок, видимо, прижатый неосторожными взрослыми, и опять тихо…

Но вот по какому-то сигналу, которого я не уловил, разом затопали копытца, затрещали кукурузные стебли — чавканье, хрюканье, повизгиванье… Начался пир. Я сидел, боясь шевельнуться.

Кабан хоть не видит в темноте, зато обладает отличным обонянием и может легко обнаружить человека по запаху. А что тогда? Стадо может уйти, почуяв опасность. А может и напасть. Или просто, напугавшись бахчевника, броситься в мою сторону… Мокрое место останется!

Я осторожно тронул курки. Холод металла придал уверенность. «И не стыдно! В руках ружье, заряженное жаканом 16-го калибра… А я трушу… Тоже мне — охотничек…» — Я издевался над собой, и это немного отвлекало.

Осенние рассветы на Кубани по-летнему стремительны. Только, кажется, начал бледнеть восток, а уже рвется, отступает темнота, и яркий свет нового дня залил все вокруг…

Я осторожно выглянул из-за куста, за которым сидел на куче прелой прошлогодней соломы. Кабаны находились метрах в ста-стапятидесяти. От ночных страхов не осталось и следа. Теперь я молил удачу подогнать кабанов поближе — на верный выстрел. Повернув голову в сторону леса, я замер. Метрах в тридцати, около куста терна, возвышалась огромная черная туша. Секач! Я увидел и белые отполированные клыки его, и волосатую морду, и четко настороженное ухо. Одно! Второго не было.

Черный! Он!

И все, кроме этой черной бугрящейся глыбы, перестало для меня существовать. Кабан чуть повернулся. Стрелять неудобно, я теперь видел только его широкий зад и спину. Приходилось ждать. Но вот Черный неторопливо двинулся к лесу, и я понял, что сейчас куст закроет его целиком. Ружье толкнуло меня в плечо. Кабан пошатнулся, или, может, мне показалось, и рванулся к опушке леса. После второго выстрела правая нога его подломилась, и он чуть не упал, но через мгновение исчез за деревьями.

На бегу перезаряжая ружье, я завернул за куст, к тому месту, где только что стоял Черный разбойник. Трава густо краснела кровью.

— В кого стрелял?

Я оглянулся. Бахчевник внимательно всматривался в следы.

— В Черного! — выдохнул я.

Держа наготове ружья, мы медленно двинулись по лесу. Раненый кабан-секач очень опасен. Он не боится человека и, почувствовав преследование, ложится сбоку своего следа, чтобы, выждав момент, броситься на врага. Охотникам это зачастую стоит жизни…

Вскоре мы вышли к большой поляне, сплошь заросшей густым, чуть не в рост человека, папоротником. Разойдясь в стороны, обошли ее кругом: выходного следа не было.

— Здеся! Залег! — Бахчевник недовольно поморщился. — Надо собаками травить.

— Пойдем по следу! — настаивал я горячо.

— Нельзя! Если не подох, жди беды. А в этих зарослях черт ногу сломит. Нет! Пусть его собаки пошурудят.

И бахчевник, взяв с меня слово, что я не рискну идти по следу, забросил ружье за спину и направился было прочь, но вдруг остановился.

— Ты вот что, паря! Собак моих видел?

— Да! — я не понимал, куда он клонит.

— Человека они не трогают. Шагай к ним, а если боишься, обрежь поводки, собаки сами по крови прискачут.

Я понял, что бахчевник разгадал мой тайный замысел — идти одному по следу. Протесты ни к чему не привели, старик был тверд и, поняв, что спорить — только время терять, я бросился к балагану.

Спешка придала мне смелости, без всякой опаски я подошел к волнующимся собакам, отвязал их. И они, поворчав для приличия, дружно натянули поводки, таща меня к лесу.

— Не ушел? — запыхавшись и почему-то шепотом, спросил я.

— Нет! — успокоил бахчевник. — Здеся! Здесь.

Собаки ярились, чуя запах звериной крови, и рвались с поводков.

— С богом! — бахчевник спустил собак. Остервенело взлаивая, они рванулись в гущу папоротника. Мы — следом. И вдруг визг, рычание, отчаянный вопль, и все стихло. Тихо вздыхал лес. Где-то неподалеку надсадно орала сойка.

Бахчевник схватил меня за рукав и почти силой вытащил обратно к деревьям.

— Все! Пропали собачки! Ах ты, гад! — закричал он чуть не плача и, не целясь, грохнул из обоих стволов в темно-зеленую чащу.

Чтобы немного успокоиться, мы закурили. Бахчевник время от времени звал к себе собак, то называя их ласково, то внезапно свирепел, и тогда на головы ни в чем неповинных животных сыпался град упреков и ругани.

Мы ждали долго. И лишь к обеду решились — двинулись по следу. Шли осторожно, готовые в любую минуту отразить нападение. Я обратил внимание на то, что кровь на следах вдруг исчезла.

— Почему крови нет?

— Салом раны затянуло, — ответил бахчевник. — Эх! Сколько раз меченый, и все уходит. Как заговоренный…

Впереди послышалось слабое повизгивание. Страшная картина открылась перед нами. Папоротник был поломан и обильно обрызган кровью. Одна собака с зияющей на шее раной была мертва. Вторая пыталась подползти к нам, волоча по земле внутренности…

Конец моего рассказа был встречен издевательским Юркиным смехом:

— Ха-ха-ха!!! Ну и трусы. Двое, с ружьями, испугались раненого кабана?! Ну и смельчаки! Ну и охотнички! Тот-то хоть дед… старый, из ума выжил, а ты? Вот не думал… — Он весь так и трясся от смеха. — Штанишки хоть чистые были… после такого подвига?

— Хватит тебе! — не на шутку рассердился я. — Посмотрим, как ты поведешь себя в подобной ситуации.

Но Юрка не унимался.

— Ситуация, ситуация! — передразнил он меня и поучительно продолжил: — Человек сам создает ситуацию. Понятно? А за меня не беспокойся. Поду-у-умаешь — кабан! Ерунда. Это тебе не тигр… Я лично всегда ношу в рюкзаке пяток жаканов. Ими я слона с первого выстрела…

Дорога, петляя среди кустов и мелкого дубняка, вывела нас к зеленой кромке камыша. Начались плавни. Я сделал знак Юрке замолчать.

— Сейчас будет балка… Примыкает к плавням. В ней всегда вода остается. Так что потише, могут быть утки. Бери от дороги влево и иди на то дерево. Видишь? — показал я на старую дикую грушу метрах в пятистах от дороги. — Оно недалеко от воды, там сориентируешься. Пошли.

Сняв ружья, мы разошлись. Перед камышом я оглянулся. Налета не было видно. Это меня обрадовало, а то еще кинется вперед и всех уток распугает. Раздвигая стволами камыш, медленно, стараясь не шуметь, я продвигался вперед. Черная грязь глухо всхлипывала под ногами. Чуть подернутая пленкой воды сверху, она не оставляла следов. Пахло прелью, застоялой водой и словно вымерло все, словно, боясь быть засосанным этой жадной черной пастью, недовольно ворчащей под моим весом, все живое покинуло плавни.

Но вот между стеблями камыша юркнула водяная курочка, сбоку испуганно ахнула выпь, чирок свистнул крыльями над моей головой — плавни жили…

Я шел довольно долго. Камыш стал реже. Где-то близко должна была открыться вода. Вот! Зеленоватая, отцветшая, она лениво поблескивала под косыми лучами солнца. Уток не было. Уже не скрываясь, я пригнул камыш и вышел на открытое место. Здесь грунт под ногами был тверже, вода доходила едва до щиколоток.

Слева вдруг грохнул выстрел, и мимо, обдав меня грязью, стремглав пробежал Юрка, на ходу стряхивая рюкзак.

— Старик, страхуй! У меня жаканы в мешке…

Он сбросил рюкзак и присел перед ним на корточки. Я обернулся и остолбенел. В каких-то сорока метрах от меня стоял Черный! «По кабану — мелкой дробью?! Какой дурак…» — мелькнула у меня мысль, и я, ни на что не надеясь, рванул из патронташа два крайних патрона с жакановскими пулями. Но озверевший кабан уже ринулся на меня. «Все!» — понял я, второпях выбрасывая из стволов патроны с утиным зарядом прямо в воду. Всем существом своим я чувствовал, что перезарядить и выстрелить не успею, что сейчас, сию секунду наступит развязка и я упаду, обливаясь кровью, а потом Юрка… Вот сейчас…