Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых Страница 4

Я уже снова поднял руку к звонку, но тут увидел в коридоре дородную женщину. Она резко произнесла одно какое-то слово, и лай смолк точно по волшебству. Когда она открыла дверь, свирепая свора умильно ластилась у ее ног, показывая белки глаз и виляя поджатыми хвостами. В жизни мне не приходилось видеть таких подхалимов.

– Добрый день, – сказал я, улыбаясь самой обаятельной улыбкой. – Моя фамилия Хэрриот.

В дверном проеме женщина выглядела даже еще дороднее. Ей было лет шестьдесят, но зачесанные назад черные как смоль волосы лишь кое-где тронула седина. Она кивнула и посмотрела на меня с суровой доброжелательностью, как будто ждала дальнейших пояснений. Моя фамилия ей явно ничего не сказала.

– Мистер Фарнон меня ожидает. Он написал мне, приглашая приехать сегодня.

– Мистер Хэрриот? – повторила она задумчиво. – Прием с шести до семи. Если вы хотите показать свою собаку, вам будет удобнее привести ее тогда.

– Нет-нет, – сказал я, упорно улыбаясь. – Я писал насчет места помощника, и мистер Фарнон пригласил меня приехать к чаю.

– Место помощника? Это хорошо. – Суровые складки на ее лице слегка разгладились. – А я – миссис Холл. Веду хозяйство мистера Фарнона. Он ведь холостяк. Про вас он мне ничего не говорил, ну да неважно. Заходите, выпейте чашечку чая. Он, наверное, скоро вернется.

Я пошел за ней через выбеленный коридор. Мои каблуки звонко застучали по плиткам пола. В конце коридора мы свернули еще в один, и я уже решил, что дом невероятно длинен, но тут миссис Холл открыла дверь залитой солнцем комнаты. Она была благородных пропорций, с высоким потолком и массивным камином между двумя нишами. Стеклянная дверь в глубине вела в обнесенный стеной сад. Я увидел запущенный газон, каменистую горку и множество фруктовых деревьев. В солнечных лучах пылали кусты пионов, а дальше на вязах перекликались грачи. Над стеной виднелись зеленые холмы, исчерченные каменными оградами.

Мебель была самая обычная, а ковер заметно потерт. По стенам висели охотничьи гравюры, и всюду были книги. Часть чинно стояла на полках в нишах, но остальные громоздились грудами по углам. На одном конце каминной полки красовалась пинтовая оловянная кружка. Очень любопытная кружка, доверху набитая чеками и банкнотами. Некоторые даже вывалились на решетку внизу. Я с удивлением рассматривал эту странную копилку, но тут в комнату вошла миссис Холл с чайным подносом.

– Вероятно, мистер Фарнон уехал по вызову, – заметил я.

– Нет, он уехал в Бротон навестить свою мать, так что я не знаю, когда он вернется.

Она поставила поднос и ушла. Собаки мирно расположились по всей комнате, и, если не считать небольшой стычки между скотч-терьером и коккер-спаниелем за право занять мягкое кресло, от недавней бурности их поведения не осталось и следа. Они лежали, поглядывая на меня со скучающей дружелюбностью, и тщетно боролись с неодолимой дремотой. Вскоре последняя покачивающаяся голова упала на лапы и комнату наполнило разнообразное посапывание и похрапывание.

Но я не разделял их безмятежности. Меня одолевало сосущее чувство разочарования: я с таким напряжением готовился к разговору с мистером Фарноном и вдруг словно повис в пустоте! Все выглядело как-то странно. Зачем приглашать помощника, назначать время встречи – и уезжать в гости к матери? И еще: если бы он взял меня, мне предстояло сразу же остаться тут, в этом доме, но экономка не получила никаких инструкций о том, чтобы приготовить для меня комнату. Собственно говоря, ей обо мне вообще ни слова не сказали.

Мои размышления были прерваны звонком дверного колокольчика. Собаки, словно от удара током, с воплями взвились в воздух и клубком выкатились за дверь. Я пожалел, что они относятся к своим обязанностям столь серьезно и добросовестно. Миссис Холл нигде не было видно, и я прошел к входной двери, перед которой собаки усердно проделывали свой коронный номер.

– Заткнитесь! – рявкнул я во всю мочь, и лай мгновенно смолк. Пять собак смиренно закружили возле моих лодыжек – впечатление было такое, что они чуть ли не ползают на коленях. Но всех превзошел красавец грейхаунд, оттянувший губы в виноватой ухмылке.

Я открыл дверь и увидел перед собой круглое оживленное лицо. Оно принадлежало толстяку в резиновых сапогах, который развязно прислонился к решетке.

– Здрасьте, здрасьте. А мистер Фарнон дома?

– Нет, он еще не вернулся. Не мог бы я вам помочь?

– Ага. Передайте ему от меня, когда он вернется, что у Берта Шарпа в Барроу-Хиллз надо бы корову просверлить.

– Просверлить?

– Угу, она на трех цилиндрах работает.

– На трех цилиндрах?

– Ага! И если ничего не сделать, так как бы у нее мошна не повредилась!

– Да-да, конечно.

– Не доводить же до того, чтобы у нее опухло, верно?

– Разумеется, нет.

– Вот и ладно. Значит, скажете ему. Счастливо оставаться!

Я медленно вернулся в гостиную. Как ни грустно, но я выслушал первую в моей практике историю болезни и не понял ни единого слова.

Не успел я сесть, как колокольчик вновь зазвонил. На этот раз я испустил грозный вопль, остановивший собак, когда они еще только взлетели в воздух. Сразу разобравшись, что к чему, они обескуражено вернулись на облюбованные места.

Теперь за дверью стоял серьезный джентльмен в кепке, строго надвинутой на уши, в шарфе, аккуратно укутывавшем кадык, и с глиняной трубкой точно в середине рта. Он взял ее в руку и сказал с сильнейшим ирландским акцептом:

– Моя фамилия Муллиген, и я хотел бы, чтобы мистер Фарнон изготовил микстуру для моей собачки.

– А что с вашей собачкой, мистер Муллиген?

Он вопросительно поднял бровь и поднес ладонь к уху. Я загремел во весь голос:

– А что с ней?

Он несколько секунд смотрел на меня с большим сомнением.

– Ее выворачивает, сэр. Очень сильно.

Я почувствовал под ногами твердую почву и уже прикидывал, как точнее поставить диагноз.

– Через сколько времени после еды ее тошнит?

– Что-что? – Ладонь снова поднялась к уху.

Я нагнулся поближе к нему, набрал воздуху в легкие и взревел:

– Когда ее выворачивает… то есть тошнит?

Лицо мистера Муллигена прояснилось. Он мягко улыбнулся.

– Вот-вот. Ее выворачивает. Очень сильно, сэр.

У меня не осталось сил на новую попытку, а потому я сказал ему, что позабочусь о микстуре, и попросил его зайти позднее. Вероятно, он умел читать по губам, потому что медленно побрел прочь с довольным видом.

Вернувшись в гостиную, я рухнул на стул и налил себе чаю. Едва я сделал первый глоток, как колокольчик снова зазвонил. На этот раз оказалось достаточно одного свирепого взгляда, чтобы собаки покорно вернулись на свои места. От их сообразительности у меня стало легче на душе.

За дверью стояла рыжеволосая красавица. Она улыбнулась, показав множество очень белых зубов.

– Добрый день, – произнесла она светским тоном, – Я Диана Бромптон. Мистер Фарнон ждет меня к чаю.

Я сглотнул и уцепился за дверную ручку.

– Он пригласил ВАС на чай?

Улыбка застыла у нее на губах.

– Совершенно верно, – сказала она, чеканя слова. – Он пригласил меня на чай.

– Боюсь, мистера Фарнона нет дома. И я не знаю, когда он вернется.

Улыбка исчезла.

– А! – сказала она, вложив в это междометие чрезвычайно много.– Но в любом случае не могу ли я войти?

– Ну конечно. Разумеется. Извините, – забормотал я, поймав себя на том, что гляжу на нее с разинутым ртом.

Я распахнул дверь, и она прошла мимо меня без единого слова. Дом, по-видимому, был ей знаком: когда я добрался до поворота, она уже исчезла в гостиной. Я на цыпочках прошел мимо, а дальше припустил по извилистому коридору галопом и ярдов через тридцать влетел в большую кухню с каменным полом, где обнаружил миссис Холл. Я бросился к ней.

– Там пришла гостья. Какая-то мисс Бромптон. Она тоже приглашена к чаю! – Я чуть было не потянул миссис Холл за рукав.

Ее лицо хранило непроницаемое выражение. А я-то думал, что она хотя бы горестно всплеснет руками! Но ей как будто даже в голову не пришло удивиться.

– Пойдите займите ее разговором, – сказала она. – А я принесу еще пирожков.

– Но о чем же я буду с ней разговаривать? А мистер Фарнон, он скоро вернется?

– Да поболтайте с ней, о чем вздумается. Он особенно не задержится, – ответила миссис Холл невозмутимо.

Я медленно побрел в гостиную. Когда я открыл дверь, девушка быстро обернулась и ее губы начали было раздвигаться в новой ослепительной улыбке. Увидев, что это всего лишь я, она даже не попробовала скрыть досаду.

– Миссис Холл думает, что он должен скоро вернуться. Может быть, вы пока выпьете со мной чаю?

Она испепелила меня взглядом от моих всклокоченных волос до кончиков старых потрескавшихся ботинок. И я вдруг почувствовал, как запылился и пропотел за долгую тряску в автобусе. Затем она слегка пожала плечами и отвернулась. Собаки смотрели на нее с вялым равнодушием. Комнату окутала тягостная тишина.