Вспоминай меня с нежностью - Любовь Бурнашева Страница 2

– Джинсы то я не сняла, ноги как связанные. Ну ты даёшь, Пашенька, прям как зверь какой, – она потянулась красным ртом его поцеловать, но он всё ещё прерывисто дыша поднялся и стал застёгивать брюки.

Потом они пили кофе, ели бутерброды с колбасой и сыром. Крол жевал медленно, наслаждаясь едой, а Вера ела быстро. Откусывала большие куски и при этом не переставая болтала. Рассказывала о рынке, где она торгует фруктами. Наливая третью чашку кофе, она наклонилась вперёд. Тесный халат сдавил её большие выпирающие груди. Снова на него пахнуло женским телом, и неприязненное чувство от этого запаха вытеснило возникшие было желание. Вера не замечала его мрачного вида, она старалась сесть как ей казалось поэротичнее, выставляя напоказ белые в синих прожилках, немного худые для её пышного тела ноги, закидывала их друг на друга. Ногти на ногах были красно-ядовитого цвета и казались выдавленными из пальцев каплями крови. Крол взял пульт и прибавил звук на телевизоре, только тогда Вера замолчала.

– Почему ты так мало ешь? – не выдержав спросила она.

Крол ухмыльнулся:

– На баланде не разъешься, от неё желудок сам уменьшается.

Она только открыла рот, чтобы опять что-то сказать или спросить, но он её перебил:

– Ты ложись, отдыхай, а я помою посуду, – он стал собирать грязные чашки и не обращая внимание на протест Веры вышел из комнаты.

Ополоснул посуду, поставил на край мойки и сел за стол. Чья-то кастрюля тихо булькала на плите и играла музыка из телевизора. «Надо до вечера дотерпеть, потом сказать ей что завтра с утра будем выходить. Ничего объяснять не буду, баба умная сама поймёт, не по душе она мне пришлась. Пакет хренов. Бабой подышишь, наешься от пузо. Всё бы ему жрать да баб трахать. А вот не лежит и не стоит на эту бабу и на её еду, что тогда. Приду в барак морду ему разворочу, сводник хренов.» Но большой злости на дружбана не было, он этим настраивал себя на разговор с Верой и пытался подобрать слова, которые скажет ей вечером. Так ничего толком и не придумав, он собрал чистую посуду и вышел из кухни. Пропуская девушку, он посторонился, она шла из душа с полотенцем накрученным тюрбаном на голове. Тонкий аромат фиалки и мяты коснулся и окутал его, он вдохнул полной грудью, заполнил им лёгкие, у него закружилась голова и онемели ноги. Высокая, тонкая фигурка, одетая в серый шёлковый струящийся халат. Она шла медленно, покачивая бёдрами. Она почувствовала его горячий взгляд и резко обернулась, полотенце от движения головы размоталось и упало на плечи, волосы каскадом разлетелись и заструились мокрыми змейками по груди и спине. Она смотрела на него из-под густых, длинных ресниц серо-зелёными глазами. Смотрела с удивлением. Губы чуть приоткрылись, как будто она хотела его о чём-то спросить. А у него в горле застрял комок, он пытался проглотить его. Выпирающий кадык на худой шее задвигался вниз-вверх, казалось он сейчас задохнётся от сладкой боли разлившейся по его телу. Девушка вскинула руки каким-то лебединым движением, собрала волосы, попыталась снова закрутить полотенце, но оно не хотело держаться на волосах. Она улыбнулась, сделала шаг к двери и зашла в комнату. Он кинулся по коридору, чашки в руках тонко звякнули друг о друга. Комната куда она вошла была соседняя с его комнатой. Он попытался вспомнить, кто туда зашёл, молодой или старый, но не вспомнил. Он вернулся к себе. Вера, повернувшись на бок, лицом к стене, спала. Крол поставил чашки на стол и лёг на кровать. Он прислушивался к звукам из соседней комнаты. Ждал того, что не хотел бы услышать, мерного стука кровати, стонов, но там только бормотал телевизор и временами звенели посудой и ходили. Беспокойство овладело им, он больше не мог лежать. Он вернулся на кухню. Делая вид что смотрит телевизор, ждал, но приходили другие готовить еду и мыть посуду. Прошло с полчаса, на кухню зашёл уборщик, «петушара,» он сжавшись прошёл в угол и стал доставать из бака мешки с мусором.

– Кто в пятую заехал? – спросил Крол не глядя на него.

«Обиженный» вздрогнул, поднял и опустил взгляд:

– Михей старый из третьего отряда, – тихо ответил.

Крол бросил сигарету на стол, «обиженный» с опаской её взял и шелестя пакетами вышел из кухни.

«Значит она его дочь, – с радостью и облегчением, подумал Крол, – дочь.» Шаги по коридору и женские голоса, он весь превратился в слух. Первой вошла она. В руках была большая миска с грязной посудой. Она посмотрела ему прямо в глаза и отвела взгляд. За ней шла женщина, полноватая, грузная.

– Доча, я сама помою, а ты иди волосы свои суши, – и подала ей фен и расчёску, а сама сложила в мойку посуду и пустила горячую воду.

Девушка постояла немного, повертела в руках фен, накручивая на тонкое запястье шнур от него и пристально взглянув на Крола вышла. Ему хотелось бежать за ней, сказать, но что сказать он не знал. Он поднялся и вразвалочку вышел из кухни. В конце коридора, между туалетами и душевыми стояли две раковины, висело большое зеркало и была одна единственная розетка. Он дошёл до угла, повернул и прислонился к стене. Её волосы развевались под тёплой струёй фена. Она смотрела на себя в зеркало, потом перевела взгляд на него. Их глаза встретились, и он сам не зная, что делает, подошёл к ней, крепко обнял за талию, открыл дверь в душевую. Она, не сопротивляясь, положила руки на его грудь и вместе с ним сделала шаг. Дверь закрылась. Мягкий свет лился сверху на них. Прижимая её к стене, он уткнулся лицом в её шею и вдыхал, пил, как зверь вбирал в себя её запах. Нежно едва касаясь стал целовать шею и лицо. Расстегнул молнию на халате, тот соскользнул, обнажив голое тело, быстро стянул с себя футболку и прижался к ней своим костистым, состоящим из сплошных сухожилий и мышц телом. Он целовал и ласкал её, каждую впадинку и каждый бугорок, проникая пальцами в самые интимные места. От его ласк она шире расставила бёдра и их тела налились желанием как расплавленным свинцом. Её грудь была высокая и упругая. Бедра сильными и крепкими. Её рука, гладя его грудь опустилась ниже, расстегнула ремень на брюках. Её пальцы были умелые и прохладные.