Д Гудвин - Десять писем Страница 23

Рука полицейкого улержала ее.

- Жив! Ага! - она оживилась снова. - Ну так мы еще поборемся! И еще неизвестно кто кого!

Резким движением она поднялась со стула, несмотря на удерживающую руку полицейского, и с такой ненавистью посмотрела на Хаяси-Касамуру, что тот, почувствовав ее взгляд обернулся и глаза их встретились. Француженка издевательски улыбнулась ему, скорчила рожу, подняла связанные руки и показала ему "нос", затем язык, но... ее нервы не выдержали и она засмеялась, все громче и громче, пока ее смех не перешел в истерический хохот. Влед за тем она потеряла сознание.

- Бедняжка ошла с ума, - соболезнующе казал кто-то.

Злобно-торжествующий взгляд Хаяси сменился каким-то недовольным, досадливым, когда он вновь помотрел на тяжело раненного француза. Вскорее он исчез в тени колон.

Публика с любопытством наблюдала, как выносили тяжелое, бесчувственное тело француза, как приводили в чувство женщину, оживленно обменивались мнениями. Тут и там слышались возгласы и восклицания.

- Вот это нализались!

- Да нет! Им стало плохо от последнего номера.

- Ну, да, ей то может быть, а он чего?

- Сеньеры, она его приделала! - воскликнул восторженно какой-то юнец. Я сам видел нож в спине этого типа!

- Наверное сутенер, - презрительно бросил кто-то.

К восторженному юнцу подошел высокий, солидный мужчина боксерского типа с глубоким шрамом через всю щеку.

- Вы видели нож? - спросил он юнца.

- Да!.. - юнец хотел еще что-то сказать, но тяжелая рука легла ему на плечо.

- А вы видели кто? - стальные глаза в упор смотрели на молодого человека.

- Она...

- А может не она?

Рука человека со шрамом впилась в плечо собеседника.

Я тот час заинтересовался этой сценой, так как человека со шрамом я уже знал. Следя за ним, можно было надеяться выяснить что нибудь новое.

- Ну! - коротко бросил он.

- Я не знаю... юнец тщетно пытался высвободить свое плечо. - А кто вы такой. - перешел он в наступление, - И по какому праву...

- Я агент политической полиции. Человек отвернул лацкан своего пиджака и я знал, что юнец увидел на обратной стороне знак: голубое море и солнце с золотистыми лучами на ярко-красном фоне.

- Позвольте... - хмель, видимо, начал выходить из головы юнца. Я-то причем и какое отношение вы...

Агент перебил его: - Как вас зовут? - Боб Джерми. - Американец? - Да, но какое...

Пользуясь снующей взад и вперед толпой, я кружил незаметно вокруг беседовавших, стараясь не проронить ни одного слова.

- Слушай, сынок, - снова перебил его человек со шрамом, - я тоже американец и делаю здесь большое дело для Америки. Ты можешь помочь нам здорово. Идем со мной, я тебе все объясню.

- Но как я смогу помочь, сэр? - колебался юноша.

- Пойдем и все узнаешь. Мне не хочется прибегать к официальным мерам задержания.

Агент вынул бумажник, вынул из него крупную купюру и бросил ее на стол.

- Здесь будет половина на чай этому болвану, - кивнул головой в сторону пробегавшего кельнера. - Идем Боб! Ты, кажется, отличный парень!

С некоторой нерешительностью Боб пошел за агентом.

Публика в зале успокоилась, все занимали места, неторопливо ожидая следующего номера.

Следить за человеком со шрамом, завладевшим Бобом, не имело смысла. Следить за ним на открытой улице, хотя бы и ночью, а тем более в каком-нибудь частном помещении, куда он вел юношу, было сопряжено только с опастностью немедленного разоблачения и без всякой надежды на успех.

Я опустился на стул и машинально следил за довольно упитанным японцем - кельнером, обслуживавшим Боба Джерми. Не найдя его за столом кельнер небрежно сунул в карман оставленную купюру и направился, повидимому на кухню. Однако, по пути туда, он бросил вокруг себя испытующий взгляд и юркнул в туалетную комнату.

Внезапно, еще совсем не осознанная мысль заставила меня сорваться с места и устремиться в туалетную комнату, дверь вкоторую я тот час открыл рывком.

К первому мгновению я успел уже приготовиться и моментально зафиксировал фигуру кельнера, стоявшего у правой стены, на которой в изящно инкрустированом бра горела лампа. Японец стоял спиной к двери и внимательно разглядывал один из углов ассигнации. Почти одновременно со звуком открываемой мной двери, рука японца, смяв бумвжку, опустилась в карман и он, приняв безразличный вид, выскользнул из туалетной комнаты, низко склонив голову.

Кельнер успел пробыть там три, может быть четыре, но ни в коем случае не пять секунд!

Таким образом, мне удалось открыть одного из агентов человека со шрамом.

Выйдя из туалетной комнаты, я уселся за столик и долго, но тщетно искал глазами кельнера. Он исчез.

* * *

Отметив это место в донесении, Хаяси передал его секретарше.

- Амина, сделаем несколько иначе. Мне нужны две копии этих писем, одну точную копию всех десяти и другую - со всеми добавлениями и дополнениями.

- Хорощо.

- Вот этот кусок из донесения этого "желтого немца"... Какая ирония! Желтый ариец!... - Впечатайте этот кусок во вторую, дополненную копию. Вот здесь. После заметок Ришара.

- Хорошо. Ясно. Можно взять? - секретарь кивнулана стопку листков с пометкой "7".

- Нет, здесь еще есть продолжение рассказа француженки. Сейчас просмотрю.

Хаяси зажег сигарету, затянулся и придвинул к себе непросмотренную часть листков с пометкой "7".

* * *

Милая Кэт!

Вместе с этими записками Анри Ландаля посылаю тебе еще и продолжение рассказа Элли.

Теперь будет что читать тебе, так же как и мне, было что писать.

Ну, а обо всем прочем напишу тебе в следующем письме.

Сейчас запечатаю письмо, отдам Дику и пойду провожать его через сад. Там в нашем укромном уголке мы немного задержимся... Вчера я его не видела, ну, и... ты же понимаешь... Я как-то физически хочу чувствовать его горячие пальцы у себя в трусиках... И хочется потрогать у него. А сначала, я немного его подразню! Ох, милая Кэт! У меня там уже мокро...

Потом, в следующем письме больше об этом.

Твоя Мэг.

Удар кинжала.

(Продолжение рассказа Элли)

Как сквозь сон помню какие-то длинные переходы, повороты, лестницы. И, наконец, темное, сырое подземелье.

Проскрипела тяжелая, железная, на ржавых петлях дверь и я очутилась в мрачной камере без окон, освещенной тусклой, запыленной лампочкой, подвешенной к потолку и забранной решоткой. Кроме голого, деревянного топчана в камере не было ничего.

"Вот и конец" - подумала я. - "И все... и все... и все..." - эти слова стучали у меня в голове как молоток.

Что же мне делать: лечь на топчан и наивно ждать конца.

Было ясно, что Хаяси живой меня не выпустит и всеми силами попытается узнать содержание записки.

Сказать?... Нет! Это значит предать отца, Рэда, себя.

Что с Рэдом? Хаяси постарается отомстить ему. Убьет? Нет, пожалуй, побоится.

Что же делать? Мысли, одна беспорядочней другой, метались у меня в голове. Противная дрожь била меня.

"Надо успокоиться и взять себя в руки. Рэд умный. Он что-нибудь придумает."

При мысли о Рэде мне стало легче. "Ничего, как-нибудь обойдется."

Свалившись от усталости на топчан, я незаметно уснула.

Сколько я спала не знаю.

Утро или ночь.

Пробуждение было ужастно. Мучила нестерпимая жажда. Во рту пересохло, язык стал деревянным, распух, и заполнил весь рот.

В голове бродили обрывки смутных мыслей, но я никак не могла сосредоточиться.

С трудом поднимаюсь и делаю насколько движений. Все-таки хоть какое-то движение.

Осматриваю камеру. Голые стены, железная дверь, покрытая толстым слоем ржавчины, неровный пол... И тишина, могильная тишина.

Мне становится жутко, невыносимо жутко. Лучше что угодно, чем эта страшная картина. Мне вспоминаютя заживо замурованные. Где-то я читала об этом.

Хотя бы какой-нибудь звук!

Постучать в дверь?.. Но мои маленькие кулачки не производят никакого шума. Дверь даже не дрожит, как в каменную стену.

Пытаюь кричать, мой голос тут же глохнет в этом каменном гробу...

Не знаю сколько прошло времени, но мне делается все страшнее и страшнее. Боже мой! Так можно сойти с ума! И эта тусклая лампочка, бросающая мертвенный свет, который, кажется, ощутимо давит на все твое существо...

Но что это? Тишину нарушает какой-то звук... Сначала еле слышный сто н... Или у меня галюцинация слуха? Но нет, стон становится все сильнее и сильнее, громче. Откуда он слышится - непонятно. Как он проникает через эти стены?...

Но стон все громче и громче... И вот дикий нечеловеческий крик проникает в мой мозг, леденит кровь, останавливает дыхание!... Что это? Страшный кошмарный сон или жуткая действительность?

А крик все продолжается. Невыносимая мука слышится в этом крике. Я сжимаю голову руками, зажимаю уши, но крик пронизывает все мое существо, заставляет вибрировать и натягиватья каждый мой нерв и кажется, я не выдержу и сама закричу от ужаса...

Шатаясь, добираюсь до топчана и в изнеможении падаю на наго.