Жанна Берг - Женские церемонии Страница 4

Я сел рядом с Клэр. Энн осталась перед нами, элегантная и стройная в своем белоснежном платье, на котором играли солнечные лучи. Сорванный цветок она по-прежнему прижимала обеими руками к груди. Глаза были опущены.

Мы с Клэр долго смотрели на нее.

Покрой юбки подчеркивал ее бедра и тонкую талию. Было заметно, что под корсажем с широким декольте «корабликом» лифчика на ней нет. Или мне показалось? Клэр повторила:

— Нужно спрятать эту розу.

Конечно, роза гораздо лучше смотрелась бы на груди девушки. Энн могла бы приколоть ее к платью и сделать вид, что пришла сюда уже с ней. Вряд ли запрещалось приходить в парк с цветком на одежде… Я указал на густые заросли туи слева от нас:

— Энн могла бы бросить ее туда — никто ее там не найдет.

— Да, вероятно, — ответила Клэр, словно размышляя о чем-то. — Но было бы жаль терять такой красивый цветок. Не правда ли, малышка?

— Да… нет… я не знаю, — пробормотала девушка.

После недолгого молчания Клэр, внимательно наблюдавшая за подругой, сообщила:

— Все очень просто: ты спрячешь ее на себе. Поскольку Энн, казалось, не поняла, что имеется в виду — ни карманов на платье, ни сумочки у нее не было, — Клэр пояснила:

— Под платьем. — И вслед за этим: — Ну-ка, посмотрим. Подойди сюда!

Маленькая Энн приблизилась.

— Подними юбку, — велела Клэр.

Одновременно она отобрала розу. Энн наклонилась и, взявшись за край платья, приподняла его до колен. Клэр рассмеялась.

— Да нет, глупышка, я тебе велела поднять его полностью!

Энн снова покраснела и искоса взглянула на меня большими зелеными глазами.

Потом она посмотрела по сторонам. Должно быть, это убедило ее в относительной безопасности нашей позиции: даже если бы кто-то внезапно появился, он не увидел бы, чем мы собираемся заняться. Тогда она выпрямилась, продолжая придерживать край юбки, так что открылись ее ноги выше колен, округлых и гладких, на которых были едва заметны тонкие туго натянутые чулки.

— Быстрее! — приказала Клэр.

Энн, словно ее ударили кнутом, одним рывком подняла юбку выше бедер. Эта широкая юбка в складку отлично подходила для подобных действий: ее без труда можно было задрать хоть до самой шеи. Бедра Энн были округлыми и крепкими, красивой лепки. Над скромной кружевной окантовкой чулок шелковистая кожа сияла белизной. Вдоль бедер тянулись узкие черные подвязки.

— Выше! — нетерпеливо сказала Клэр.

Маленькая Энн бросила на меня отчаянный взгляд, который на этот раз встретился с моим. Никогда еще ее глаза не были так прекрасны — глубокие, темные, наполненные ужасом и растерянностью.

Ее губы слегка приоткрылись. Грудь заметно приподнималась от участившегося дыхания. Руки, все еще сжимавшие складки юбки и поднятые выше талии, были достаточно широко расставлены, чтобы можно было наслаждаться очаровательным зрелищем.

Как я и подумал накануне, на ней не было ни панталон, ни даже трусиков-бикини — только черный кружевной пояс для чулок. Под изящной линией живота, вдоль которой тянулась узкая оборка, виднелись короткие золотистые завитки волос. Сам холмик Венеры был слегка выступающим, мягким и припухлым, маленьким, но очень приятным на вид.

Я снова попытался встретиться с Энн взглядом, но теперь глаза ее были закрыты. Она была похожа на кроткого агнца, покорно ждущего заклания.

— Ну, что скажете? — спросила меня Клэр.

Я ответил, что мне все это кажется очень привлекательным. Узор, вышитый вдоль кромки чулок, тоже был красив: виноградные лозы, переплетенные с крохотными розочками.

Клэр протянула левую руку, в которой по-прежнему держала розу, к завиткам волос на лобке Энн и провела по ним краями лепестков. Затем указала мне на тонкий красновато-зеленый стебель сантиметров десяти в длину.

— Вот что мы сделаем: просунем его под пояс, вот сюда, чуть-чуть сбоку, прямо возле паха. Шипы его удержат.

— Нет, — сказал я. — Шипы могут оцарапать кожу, а цветок упадет, когда она начнет двигаться.

— Все будет в порядке, вот увидите, — ответила Клэр.

Она быстро осмотрела стебель, на котором был лишь один толстый шип, в самом низу, а остальные — тонкие. Клэр стала отщипывать их кончиками ногтей, говоря:

— Видишь, какая я добрая: убираю шипы, чтобы ты не поранилась.

Потом неожиданно повернулась ко мне и добавила:

— Ах да, я и забыла: ее ведь нужно наказать…

Ее тон внезапно сделался повелительным и в то же время более мягким, когда она обратилась к подруге:

— Раздвинь ноги и не двигайся. Сейчас я сделаю тебе больно. Подойди ко мне.

Маленькая Энн подчинилась приказу, умоляюще шепча:

— Нет… нет… не делайте этого… прошу вас…

Клэр ухватила розу за кончик стебля, лепестками вниз, и вонзила острый шип в самую нежную плоть — на внутренней поверхности бедра, возле самого лобка. Пока жертва повторяла: «Нет… пожалуйста… не делайте этого…» — Клэр вдавила шип еще глубже.

Энн жалобно простонала и прикусила нижнюю губу, чтобы не закричать слишком громко.

Клэр помедлила еще несколько секунд, переводя взгляд с лица девушки на обреченную быть наказанной плоть, а потом резким движением потянула стебель вниз. На нежной коже появилась глубокая царапина. Энн закричала во весь голос и отступила на шаг. Но не убежала, а осталась стоять перед нами, вся дрожа — лобок выставлен напоказ, глаза расширены, рот полуоткрыт. Клэр, откинувшись на спинку кресла, смотрела на свою жертву, и я не мог понять, что отражается в ее глазах — ненависть или страсть.

Женщины долго смотрели друг на друга, не двигаясь и не произнося ни слова. Затем Энн, которая так и не опускала платье, сделала шаг к своей госпоже и приняла ту же позу, в которой стояла недавно.

На обнаженном бедре виднелась ярко-алая капелька крови. Клэр, черты лица которой понемногу смягчились, чуть подалась вперед, не вставая с кресла, и поцеловала руки девушки, одну за другой.

Затем она оттянула пальцем одну из подвязок Энн, возле левого бедра, другой рукой просунула стебель розы под черную ткань и провела им вдоль бедра вверх, где прикрепила к поясу таким образом, что из-под легких складок юбки выглядывал только цветок. Чтобы он удержался на поясе, ей понадобилось всего лишь повернуть стебель шипом наружу и воткнуть в полоску кружев.

Клэр снова откинулась на спинку кресла, чтобы рассмотреть свою работу на расстоянии. Она кивнула и прищурилась, как знаток искусства, оценивающий живописное полотно.

— Красиво, не правда ли? — обратилась она ко мне с легкой гримаской.

Теперь роза свисала головкой вниз из-под слегка изогнутой линии кружевного пояса на левом бедре, касаясь одновременно и черной ткани, и белокурых завитков на лобке, наполовину закрывая их. Один из лепестков доходил даже до основания бедра. Еще ниже, справа, между нижним острием треугольника, где оставался лишь один тонкий завиток, и черной полоской подвязки, застыла капелька крови, казалось, вот-вот готовая скатиться по жемчужно-белой коже.

Я ответил, что результат удачный, хотя и слишком перегруженный символикой в лучших сюрреалистических и романтических традициях.

Клэр улыбнулась. Ее лицо теперь выражало полное умиротворение. Словно собираясь подправить какую-то деталь, она склонилась к своему творению. Однако вместо этого принялась ласкать розу, как делала до этого Энн — раздвигая лепестки и погружая палец в сердцевинку.

Затем она остановилась. Теперь казалось, что это всего лишь игра. Потом она немного поласкала короткие белокурые завитки.

— Как жаль, — заметила она, — что мы не захватили с собой фотоаппарат: получился бы хороший цветной снимок.

Она наклонилась еще ниже и нежно слизнула красную каплю, уже готовую скатиться и испачкать чулок.

Недалеко от нас, с дорожки, проходившей между зарослями туи, послышались голоса. Клэр подняла голову и посмотрела на подругу невинными глазами, полными нежности. Женщины обменялись долгой улыбкой.

Погода была прекрасная. Золотистые волосы маленькой Энн блестели на солнце. Умиротворенным голосом, которого я никогда прежде не слышал, Клэр произнесла:

— Можешь опустить платье.

Чаепитие и то, что последовало за ним

Мы отправились выпить чаю в павильоне парка. Клэр была радостна и болтала как ребенок. Даже Энн говорила охотно и доверчиво. Теперь я убедился, что она нисколько не глупа.

Впрочем, мы говорили лишь о пустяках: садоводстве, искусстве, литературе. Клэр потребовала от меня рассказать последние подробности недавней литературной фальсификации — она слышала, как я накануне вечером говорил об этом в гостях. Обе женщины очень позабавились.

Однако мало-помалу эта легкость исчезла. В разговоре все чаще повисали паузы. На лице Клэр снова появилось замкнутое выражение, как и в начале нашей прогулки. Ее черты, правильные и отстраненно-застывшие, наводили на мысль о поверженной богине. Я увидел, что она вновь целиком поглощена своей юной подругой, своей ученицей, своей жертвой, своим зеркалом. И Энн тоже возвращалась к своей привычной роли предмета вожделения.