Темная сторона сексуальной революции. Переосмысление эпохи эротической свободы - Луиза Перри Страница 47

Но в эпоху приложений для знакомств не только супермодели страдают от растворения своей сексуальности в рыночных отношениях, которые превращают людей в товары. «Тиндер» и его аналоги не слишком отличаются от интернет-магазинов. Пользователям предлагают осмотреть доступный ассортимент и выбрать предпочтительные варианты – не вставая с дивана, не прикладывая усилий и без какой бы то ни было интимности или близости.

В одной статье 2015 года из «Вэнити фейр», посвященной приложениям для знакомств, пользователь-мужчина описывает ненасытную жадность, которую пробуждают подобные приложения:

«Для парней все – соревнование, – говорит его низкий, уверенный голос. – Кто спит с самыми лучшими, самыми горячими девочками». Благодаря этим приложениям, говорит он, «ты как будто всегда на охоте. Ты можешь подцепить двух-трех девочек в баре и выбрать лучшую, а можешь просмотреть несколько сотен за день в приложении – понятно, что выборка намного больше. Договариваешься через Тиндер о двух-трех свиданиях на выходные, спишь со всеми, если повезет, – и за год можно выйти на сотню».

Другой собеседник открыто признается в своей склонности к сексуальному потреблению и сравнивает «Тиндер» с сервисом доставки еды: «Просто заказываешь не еду, а человека»[297]. Он не видит в этом никакой проблемы.

И все же, несмотря на удобства, «Тиндер» все равно делает своих пользователей более несчастными, чем большинство других мобильных приложений[298]. Потому что культурная смертельная хватка снова усиливается, и пользователи отмечают, что приложениям для знакомств удается превратить волнительные события в пустой и угнетающий опыт – изобилие вариантов не обостряет сексуальные ощущения, а, напротив, совершенно их убивает.

Мне не нужно напоминать о том, что уличная и бордельная проституция опасна и травматична. Если вы читаете эту книгу, вряд ли вас нужно в этом убеждать. Но мне кажется важным предупредить вас о менее явных последствиях сексуального расколдовывания. Поэтому каждый из нас не может просто ограничиться отказом от участия в секс-индустрии. Этого мало, и это еще не дает нам права себя похвалить. Я уже дала понять, что не считаю возможным этичное потребление порно, и то же самое относится к проституции. Но, чтобы перестать видеть в людях товары, нужно пойти еще дальше – нужно поставить под вопрос «расколдованные» представления о сексе.

Статейные заголовки наподобие «8 полезных советов о сексе от секс-работников» и «5 неочевидных советов от профессионального секс-работника»[299] воспроизводят точку зрения на секс, которая, к сожалению, становится все более распространенной. Секс-работники становятся источником советов о сексе только тогда, когда культура начинает считать секс набором навыков, которые не зависят от конкретных отношений, а хороший секс – не знаком близости с человеком, а вопросом правильной техники. В этих координатах секс – это то, что один человек делает другому, а не то, чем они занимаются вместе. Эмоции угасают, остается только клиентская логика.

Мы должны изо всех сил сопротивляться этой логике. Иначе, если мы будем делать вид, что в сексе нет ничего особенного, последствия будут самым мрачными. Если секс не заслуживает своей отдельной моральной категории, то почему мы должны считать аморальными проступками сексуальный харассмент или изнасилование? Если мы считаем, что секс – это просто услуга, которую можно свободно покупать и продавать, то нам нечего возразить инцелам, требующим его «перераспределения», и военным чиновникам, запрашивающим «удобства» для армейских нужд. Если мы молча принимаем тот факт, что «секс хорошо продается», то мы не вправе жаловаться на покрытие каждого сантиметра публичных пространств гиперсексуальными изображениями, а пролистывание потенциальных сексуальных партнеров становится совершенно неотличимым от поиска любого другого товара. Уравнение «люди – это товары» разъедает все на своем пути.

Глава 8. Брак – это хорошо

Показывая темную сторону сексуальной революции, я снова и снова сталкивалась с одной и той же проблемой – проблемой, которая также встречается во многих других областях и которую я бы назвала проблемой нормального распределения.

Нормальное распределение еще известно как колоколообразная кривая, потому что график этого распределения дает похожую форму. Оно представляет собой непрерывную функцию вероятности, симметричную относительно среднего – иными словами, большинство случаев группируются около середины, и чем дальше значение уходит от среднего, тем меньше его вероятность. Науки постоянно сталкиваются с нормальным распределением. Размеры снежинок, сроки жизни лампочек, объем молока с коров – все они нормально распределены[300]. Как и многие черты человеческой внешности – рост, размер обуви, вес при рождении.

Социальные явления, конечно, устроены сложнее, но все равно нормальное распределение часто оказывается хорошим приближением процессов на уровне человеческой популяции. Например, социосексуальность (потребность в сексуальном разнообразии) в обществе почти что нормально распределена. Большинство людей близки к середине, маленькие группы необычных людей расположены на крайних полюсах – те, кому совсем неинтересен случайный секс, и, с другой стороны, те, у кого от похоти совсем уже едет крыша. Однако, как я уже указала во второй главе, графики для мужчин и женщин заметно отличаются – колокол графика мужской популяции смещен в сторону большей степени социосексуальности. Это означает, что суперпохотливых мужчин намного больше, чем суперпохотливых женщин, а совсем непохотливых женщин намного меньше, чем таких же мужчин.

Проблема нормального распределения, таким образом, заключается в следующем: если вы производите изменения на уровне популяции, это отразится по-разному на разных людях. Почти невозможно придумать решение, которое повлияет только на одну группу людей на отдельной точке графа, но никак не коснется остальных. И когда речь идет о таких больших исторических событиях, как сексуальная революция – которую никто намеренно не проводил и даже мало кто предвидел, – все это проявляется с еще большей силой.

Удовлетворенность браком имеет (почти) нормальное распределение[301]. Так, большинство людей отмечают, что они вполне счастливы в браке, небольшой процент находится на седьмом небе от счастья, некоторые жалуются на отвратительный брак.

Раньше, если эти немногочисленные пары хотели развестись, им было чрезвычайно сложно это сделать. Журналистка Меган Макардл описывает, как обычно проходил бракоразводный процесс в Америке девятнадцатого века:

Этот процесс был очень долгим и дорогостоящим, а еще требовались доказательства того, что ваш супруг надолго вас оставил и не поддерживает вас деньгами, что он (если речь о муже) не просто с кем-то тайно флиртует, а ушел в наглый и грубый загул. Или что он