В. Фратер - Где взять энергию? Секреты практической магии Эроса Страница 5

Вышеприведенное разделение вовсе не означает, что магические модели следует резко и однозначно разграничивать. Смешанные формы магии – это скорее правило, чем исключение.

Так, например, магическая система может исходить только из существования потусторонних сущностей или духов, но при этом большое значение придавать управлению магическими энергиями, причем не важно, считаются ли эти духи источниками этих энергий или их понимают только как форму выражения последних.

Эта структура модели весьма полезна на практике, так как позволяет магу определить шаговую последовательность изучения своей дисциплины и, таким образом, все упорядочить, что вполне отвечает тысячелетнему мировому опыту человечества.

Для полноты картины следует упомянуть еще одну модель магии, которая – опять же в чистом виде – оформилась только к началу ХХ века.

Речь идет о психологической модели, которая и по сей день оказывает значительное влияние прежде всего на западную магию. Строго говоря, это своего рода «промежуточная модель», потому что она, как правило, не объясняет механизмов результатов, которые приносит магия. Напротив, на первый план выступает практика достижений.

Магический феномен рассматривается как продукт (или даже как проекция) внутренних психических процессов. Нам это уже знакомо из определения магии, приведенного на предыдущих страницах, в связи с понятиями «сознание», «транс» и «гнозис».

В психологической модели маг – это человек, знающий, как можно намеренно изменить свое состояние сознания таким образом, чтобы оно обеспечивало результативность дальнейших магических действий.

При этом подробно не объясняется, каким именно образом измененное сознание достигает таких результатов, а только то, что оно это делает.

Психологическая модель тоже редко встречается в чистом виде (например, в магии сигилов, о которой мы будем говорить позже). Чаще всего она связана с двумя другими моделями. Например, в шаманизме, когда шаманка с помощью соответствующих техник или субстанций (игра на бубне, трещотке, одурманивающие вещества и прочие) достигает измененного состояния сознания, чтобы совершить «путешествие в Нижний мир» для контакта с его обитателями (духи, тотемные животные и т. д.), мы имеем дело с типичной смешанной формой магической модели.

Большинство распространенных и сегодня традиционных магических практик были разработаны задолго до аристотелевского мышления и аналитического рационализма. То, что сегодня нам подается в качестве научного абсолюта, например примат непротиворечивости в логике, четкого различения и определений действующих факторов, до достижения этой ступени культурного развития было скорее интуитивным и выражалось «приблизительностью». Целостному мышлению совершенно чужда фрагментарность, типичная для доминирующего сегодня аналитического метода.

Это не означает, что мы, как современники своей эпохи, совсем не способны приблизиться к царству архетипического, вероятно даже предысторического образа действий и жизни. Но это фундаментальное отличие нам следует всегда учитывать в работе с предположениями и методами, более родственными предрациональному, нежели знакомому нам современному аналитическому мышлению.

В этой книге мы хотим воздать должное всем этим аспектам; и, на наш взгляд, это послужит развитию действенной и успешной магии секса.

Сексуальные табу: безболезненное извлечение и использование сексуальной энергии

Мы уже обращали внимание на то, что отношение к сексуальности в истории человечества колебалось между двумя крайностями. Ее либо представляли в самом черном свете, называя «дьявольской похотью» и считая ее губительной влекущей силой, угрожающей общественному порядку и душевному здоровью, или подвергали сакрализации сверх всякой меры, представляя чем-то исключительно священным. В обоих случаях эффект был примерно тот же: сексуальность считалась «неприкосновенной», потому что могла запятнать человека, либо потому что человек своей собственной нечистотой осквернял этот «дар небес». Последствия выражались в неврозах и вытеснениях, табу и комплексах, которые в значительной мере и сегодня в целом формируют нашу сексуальность, пусть зачастую бессознательно.

Хотя на Западе общее отношение к сексуальности с тех пор приобрело значительную внешнюю либеральность, внутренне человек еще далек от такой свободы, сцены ревности и размолвки, чувство пустоты и импотенция являются, как и прежде, рядовыми явлениями, количество преступников-извращенцев не уменьшается, сексуальность скорее проявляется в порнографической плоскости, то есть в «голове», не включая все тело человека. Это приводит к сексуальной фрустрации, которая подвергает сомнению веру в освобождающее действие сексуальности, в ее возможности в самореализации личности и в конце концов порождает скепсис и чувство отвращения.

Этот процесс наблюдается не только на Западе, но и по всему миру. Именно восхваляемые мечтательными натурами классические страны «восточного искусства любви», например, Индия, Китай, арабско-исламский регион и другие, налагают сегодня самые строгие запреты на сексуальность и самые высокие штрафы для тех, кто эти запреты преступает. Ханжеская стыдливость интернациональна и далеко не ограничивается католической церковью и ее пуританскими ответвлениями.

Страдает от этого, конечно же, сам человек. Он, этот «венец творенья», обладает энергетическим источником высочайшего качества, силой, которой, как нам известно, отмечена и пронизана вся наша жизнь, которая вообще становится возможной только благодаря ей – и каков результат? Он боится ее, вытесняет, позволяя ей появляться с сильно подрезанными крыльями лишь в стыдливой брачной или внебрачной постели или в бездушной антиэротике пип-шоу. В этом мало чего меняют распространенный промискуитет и процветание борделей и секс-клубов, напротив, явления такого рода не новы, а наша эпоха, наверное, превзошла все остальные в деле «равнодушного влечения». Погоня за сексуальным удовлетворением, несмотря на доклад Кинси и справочники о сексе, несмотря на сексуальную терапию и сексуальную эмансипацию, неослабно продолжается, временами прерываемая (или еще больше подогреваемая?) такими факторами, как последние истерии, связанные с заболеваниями герпесом и СПИДом, или подобными механизмами самонаказания, часто расцениваемыми как «бич божий».

Когда Чарльз Дарвин работал над своей эволюционной теорией и по сути пытался доказать, что человек происходит от обезьяны, в Европе раздался глас возмущения. Когда Зигмунд Фрейд, спустя почти полстолетия, объявил сексуальное влечение фактором номер один и вознамерился толковать человека как существо, в первую очередь созданное своими влечениями, и объяснять большинство его психических расстройств неправильным обхождением с этими импульсами, снова наступило «светопреставление». И снова это была Церковь и ее реакция, которая (частично и по сей день) противилась такому представлению о человеке и подвергала его яростным нападкам. В обоих случаях основной мотив был одним и тем же: отказ признать «животную природу» человека, ни генетическую (Дарвин), ни сексуальную (Фрейд). Именно у Фрейда механизмы подавления прослеживаются особенно четко, ведь еще (языческие!) древнегреческие философы заклеймили сексуальность как «животное» влечение, которое любой ценой нужно преодолеть.

Разумеется, не следует иронизировать по поводу подобных реакций. За этим стоял скорее древний страх, даже паника, что весь кропотливый эволюционный процесс (который самым неожиданным образом, по крайней мере в том, что касается вопросов культурно-нравственного развития и истории искупления Христа, признали даже критики Дарвина) может быть поставлен под угрозу. Неужели и правда после многотысячелетнего развития не остается признать ничего другого, кроме того, что человек в сущности лишь животное и совершенно ничем не лучше? Мы еще вернемся к этому аспекту, когда будем заниматься атавистической магией. Пока же достаточно будет утверждения, что эти рассуждения из области эволюционной истории необходимы для формирования ясности по поводу нашей актуальной позиции и осознания, что мы несем в себе не только генетическое, но еще и мировоззренческое наследие наших предков.

Одно осталось неизменным до наших времен – страх сексуальности. Современная психология сделала свои заключения и выводы, исходя из этой человеческой «природы страха».

Если вы услышите психолога, рассуждающего о своей дисциплине, вы обратите внимание, что очень часто они поддерживают новое представление о человеке, которое каждый из нас в большей или меньшей степени уже усвоил – утопию о человеке, свободном от страхов. Еще Фрейд и Адлер хотели избавить человека от комплексов и неврозов. Гроддек стремился к тому же, работая со своей теорией психосоматики, и сегодня научные журналы пестрят такими определениями как «педагогика, основанная не на страхах и репрессиях», «избавление от страхов, связанных с сексуальностью», «непринудительное партнерство» и т. д.