Темная сторона сексуальной революции. Переосмысление эпохи эротической свободы - Луиза Перри Страница 50

Даже сегодня развод все еще воспринимается как что-то вредное и постыдное. Считается, что супруги, брак которых распался, – это катастрофа и полный провал. Развод – это позор, травма и Плохо Для Детей.

Но я поняла, что развод может быть чем-то совершенно другим – актом радикальной любви к самому себе, из-за которого всей семье становится легче… Я развелась со своим мужем не потому, что я его не любила. Я развелась, потому что себя я любила еще сильней[329].

Неважно, действительно ли развод является примером «радикальной любви к самому себе» одного или обоих родителей, – детям он все равно никогда не приносит ничего хорошего. Все исследования однозначно говорят об этом. И, в отличие от Базелон, большинство матерей-одиночек не могут оплатить ребенку терапию, нянек и хорошую частную школу, которые смягчили бы этот удар.

Как всегда, именно небогатые женщины сильнее всего страдают от последствий сексуальной революции. Прежде всего, развод – это серьезная финансовая нагрузка. Как указывает Ленора Вейцман, изучавшая разводы в Калифорнии: «Для большей части женщин и детей развод означает резкую нисходящую социальную мобильность. Снижение дохода вынуждает переезжать и довольствоваться худшим жильем, не оставляет денег на отдых и развлечения. Кроме того, недостаток времени и денег порождает постоянные давление и стресс»[330].

Еще хуже приходится женщинам, которые вообще никогда не были в браке. Документальный фильм 2019 года от Би-би-си про бездомных матерей-одиночек включает в себя интервью с отцом одного из таких детей. И ребенок, и мать жили в хостеле, управляемом местными властями, – глубоко в долгах, выживая на социальные пособия. Она отчаянно пыталась сойтись со своим бывшим, который иногда заглядывал в хостел повидаться с сыном и дать очередную порцию туманных обещаний о том, как однажды они начнут жить вместе, как одна семья. Вот как в фильме он объяснил свою точку зрения на ситуацию: «Мне нравится проводить время с сыном. Мне хотелось бы видеться с ним тогда, когда я хочу, но иногда в жизни приходится расставлять приоритеты»[331]. Ему не откажешь в «радикальной любви к самому себе» – мужчине, который любит своих жену и ребенка, но не собирается идти совершенно ни на какие уступки ради того, чтобы обеспечить им стабильную и нормальную жизнь. Да и с чего бы? С его точки зрения, это она решила отказаться от аборта и оставить ребенка, и поэтому она сама должна разбираться со всеми последствиями.

В итоге заботиться о ней приходится государству. Что является еще одним примером социальных изменений, вызванных материальными. Именно послевоенное экономическое процветание позволило выстроить большое социальное государство, которое дало одиноким матерям возможность – хотя это было непросто и не приветствовалось – выживать без поддержки отца.

Моя подруга Мэйсон Хартман считает, что современное государство похоже на «запасного мужа». Если нужно, оно тебя прокормит, приютит и защитит от насилия – но не слишком успешно. И от него не дождешься дружеского общения или тепла – только удовлетворения основных потребностей. Я ни в коем случае не предлагаю, что этот «запасной муж» должен сойти со сцены, ведь тогда огромное количество одиноких матерей и детей окажутся в нищете. Обширная система правил и норм, веками запрещавшая секс до брака, уничтожена и не может быть восстановлена по щелчку пальца. С отменой социального государства самые уязвимые члены нашего общества погрузились бы в хаос и отчаянную нужду.

Но, с другой стороны, я не считаю, что такой «запасной отец» может заменить реального. Несмотря на все наши усилия, мы, феминистки, пока еще не придумали рабочей альтернативы системе, которая, как оказалось, выполняла важную функцию – защищала интересы не только женщин, но и – что более важно – детей.

Младенец и кто-то еще

Некоторые люди считают, что смерть брака – это хорошо. Многие из этих людей – феминистки. В частности, вторая волна феминизма очень активно занималась критикой супружества: Андреа Дворкин, Жермен Грир, Кейт Миллет единогласно призывали к отмене этого института. «Институт брака – основной инструмент продолжающегося угнетения женщин, – настаивала социолог Марлен Диксон в 1969 году, выражая суть феминистской критики того времени. – Именно через роль жены женщина продолжает оставаться в угнетенном положении»[332].

Однако стоит обратить внимание на тот факт, что у большинства феминисток, критиковавших брак, никогда не было детей. Я уже касалась в этой книге противоречий между либеральными и радикальными феминистками по таким вопросам, как проституция и порно, – вопросам, в отношении которых между двумя традициями феминизма существуют отчетливые и важные различия. Напротив, в вопросе о материнстве грань между ними всегда была очень тонкой. Ни одно из направлений так и не сумело сформулировать ответ на вопрос, как женщина может совместить стремление к свободе с положением, которое неминуемо ее ограничивает.

Если вы цените свободу превыше всего, то вам приходится отказаться от материнства, потому что это состояние ограничивает свободу женщины практически во всех аспектах. Ведь речь не только о периоде беременности, но и обо всей ее жизни, поскольку у нее всегда будут ответственность и обязанности перед своими детьми, как и у них перед ней. Эта связь сохраняется навсегда и разрывается только в самых печальных случаях.

Феминисткам вполне успешно удавалось бороться с этим ограничением свободы, выступая за широкий доступ к абортам и контрацепции. Это дало определенные плоды, и женщины действительно обрели больший вес в вопросах о том, когда они хотят детей и хотят ли вообще. Но что делать со случаями, когда женщины, наконец, рожают? В этот момент обе традиции внезапно занимают антинаталистическую позицию, игнорируя мнение всех матерей, то есть – даже при исторически низком уровне рождаемости – мнение как минимум трех четвертей женщин. Меньше 3 % статей и книг по современной гендерной теории касаются вопросов материнства[333]. Хотя, конечно, если учесть, что среди женщин в академии больше чем у половины нет детей[334], игнорирование этой темы становится менее удивительным. Вся эта проблематика просто выпала из поля зрения.

А еще дело в том, что индивидуалистическая логика рассыпается при попытке разобраться с материнством. Ситуация беременной женщины подразумевает двух людей, ни один из которых не является полностью автономным. Нерожденное дитя нуждается в матери, которая поддерживает его жизнь, а сама она не может разорвать эту связь иначе, как с помощью медицинского вмешательства, следствием которого будет смерть ребенка. Даже после рождения пара мать – ребенок остается единым целым, связанным как эмоционально, так и физически. И еще много лет ребенок будет несамостоятельным существом, не способным выжить без попечения хотя бы одного из