Мици Сцерето Валентайн - Дни и ночи «Элизиума» Страница 6

Несмотря на очевидную неприязнь со стороны миссис Олифант, массажные таланты Андре продолжали пользоваться спросом у других леди. Несколько сеансов предварительных манипуляций с анусом подготавливали неизбежный финал, когда в игру вступал многоопытный пенис. Массажист умел разместить клиентку на столе по отношению к камере так, чтобы на пленке запечатлелись малейшие детали совокупления. Зачастую возбуждение дамы было так велико, что она сама подавалась назад, подставляя ему свои ягодицы, одновременно приподнимала торс, бедрами обхватывая края массажного стола, словно жокей на верховой лошади, и терлась гениталиями о мягкий ворс полотенца, пока не достигала оргазма. Независимо от своего социального положения и национальности каждая женщина невольно задавалась вопросом, что предпринял бы ее муж, если бы застал ее в этой позе, пронзенную сзади эбонитовым пенисом. Конечно, в своем наивном неведении она и представить себе не могла, что он вполне мог увидеть всю эту сцену, если бы во время отъезда она отказалась выплатить, что называлось, «дополнительное вознаграждение». Мысль об измене супругу, который, кстати, зачастую игнорировал физические потребности любимой молодой жены, при этом требуя от нее абсолютной верности, делали минуты наслаждения еще упоительнее. Андре, руками сдавливая ягодицы женщины, чтобы еще более сузить стенки заднего прохода, плавно вводил в него свой член. Андре знал, что именно контраст между эбонитовой чернотой его пениса — ибо этот орган был самой темной частью его тела — и девственной белизной ягодиц привносил дополнительную «изюминку» в драматический сюжет этого фильма — ни одна из этих привилегированных дам не могла допустить, чтобы эти сиены увидел ее супруг, не говоря уже о кругах, в которых она вращалась.

Симпатичный массажист пробуждал в чопорных леди не изведанные дотоле страсти, так что возвращались домой они с явной неохотой. Исполняя супружеские обязанности вечером в воскресенье и, если муж был в духе, также в субботу, они тосковали по темнокожему островитянину и его конусообразному органу. Обратиться к своему благоверному с подобной просьбой напрямую было рискованно. Лишь немногие, самые отчаянные, осмеливались взять инициативу на себя, заставив мужа совершить недозволенное. Обделенные воображением, мужья обычно занимались сексом в темноте и под одеялом. Поэтому обстоятельства позволяли время от времени направлять супружеский пенис в другое отверстие. С артистичным стоном, способным оживить самое вялое мужское достоинство, женщина, повернувшись к мужу спиной, приподнимала ягодицы, подставляя ему то место, где, по его расчетам, должно было находиться влагалище. В пылу возбуждения муж вводил свой орган, не замечая того, в анус женщины. Стремясь быстрее достичь оргазма, он не ощущал непривычную сухость и жаркое тепло узкого прохода и по мере приближения кульминации всаживал пенис все глубже. И опять же темнота была на руку женщине, ибо можно было вообразить, в каком шоке был бы супруг, если бы узнал, где только что побывал его член, при том что его жена под покровом ночной мглы, закрывая глаза, рисовала в воображении крошечные черные косички на голове Андре во время последнего сеанса массажа.

Массажист часто размышлял о молодых красивых женщинах, которых обслуживал в течение дня, наблюдая за ними во время обеда за общим столом. Его все еще теплое семя сочилось из их раскрасневшихся анусов, оставляя маслянистые пятна на белоснежных трусиках. Он входил в столовую каждый вечер с гордым сознанием того, что обладал каждой из них.

Андре возбуждала мысль о сексе с женщинами другой расы. Будучи хорошо знаком с психологической концепцией о сладости запретного плода, в душе он отрицал это рациональное толкование. В его пристрастии было нечто большее, чего не смог бы объяснить ни один психолог. Белые леди притягивали Андре по иной причине; их бледные морщинистые анусы казались такими нежными, беззащитными, такими очаровательно невинными по сравнению с упругими задами девушек, которых он знавал в юности. И в этом было нечто трогательное, волнующее. Неискушенность, неопытность клиенток сообщали сексуальному действу более интимный и эротичный оттенок.

Моника была самой светлокожей из женщин, которых он видел в санатории, да и, наверное, за всю свою жизнь. Хрупкая датчанка, которой едва минуло двадцать, была обладательницей роскошных светлых волос, шелковистой волной ниспадавших ниже талии. Она имела привычку машинально отбрасывать белокурые локоны за спину, когда они ей мешали, даже не подозревая, какой ошеломляющий эффект этот непроизвольный жест оказывал на особей мужского пола. Зная это, она бы, пожалуй, постаралась избавиться от этой манеры, порождающей в умах мужчин самые непристойные фантазии, в которых нагая Моника обертывала золотистые пряди волос вокруг эрегированного пениса.

Лишь светлый пушок бархатистым налетом покрывал изящные руки и ноги Моники. Когда Андре во время первого сеанса массажа велел ей лечь на стол лицом вниз и откинул покров махрового полотенца, он увидел, что узкая ложбинка меж бледных ягодиц и вовсе лишена растительности. Дрожа от вожделения, он принялся ласкать упругие бугорки смоченными в масле пальцами. Массажист не верил своему счастью — Моника не только обладала уникальными достоинствами в интересующей массажиста области; но и была весьма податлива. С ее губ не слетело ни единого возмущенного возгласа. Датчанка послушно лежала на животе, нисколько не смущаясь своей наготы. Не тревожило ее, казалось, и то, что сотрудник санатория, в обязанности которого входил лечебный массаж, вел себя совершенно не профессионально уже хотя бы потому, что обслуживал клиентку в саду санатория.

Прошло несколько минут. Даже если доверчивая Моника уже поняла, что Андре в это теплое средиземноморское утро не собирался ограничиваться массажем, она не выказывала никакого недовольства. Она молча лежала на столе, установленном посреди выложенного голубым кафелем дворика, подложив под голову согнутые руки, и, вполоборота повернув лицо к Андре, приоткрыв светло-серый глаз, выжидающе наблюдала за темнокожим массажистом.

Боги преподнесли Андре щедрый дар, и надо было быть круглым идиотом, чтобы не принять его. Эластичный анус Моники был настоящим шедевром, созданным природой словно специально для него, и его дрожащие пальцы усердно гладили и мяли ягодицы, постепенно подбираясь к разгоряченному анальному отверстию. Когда Андре раздвинул раскрасневшиеся бугорки, взору его открылся бутон ануса цвета чайной розы. Сраженный его совершенной красотой, Андре, нагнувшись, с благоговейным трепетом прильнул губами к нежному морщинистому краю. Сердце его учащенно забилось. Когда он наконец пристроил к отверстию эбонитовую головку своего пениса, ему безумно захотелось, чтобы этот момент длился вечно, настолько прекрасен был контраст между бледно-розовым и иссиня-черным.

Моника легко приняла его внутрь, казалось, даже не заметив, как пенис скользнул в узкий проход. Она лежала неподвижно, предоставив Андре полную свободу действий, не издавая ни единого звука, и только слышно было чмоканье теплой спермы, сочащейся из ее ануса. С каждым движением Андре ее ягодицы подавались навстречу ему. Массажист вводил толстый ствол члена в задний проход до самого основания — он не помнил, чтобы его пенис когда-либо проникал так глубоко. Со сладостной дрожью Андре смотрел, как целомудренное миниатюрное кольцо Моники плотоядно расширяется, поглощая разбухший корень пениса, и казалось, нежная розовая кожица готова была порваться, настолько растянулся тонкий край ее ануса.

Тем утром Андре входил в нее три раза, один раз даже в промежутке не вынимая пениса, пополнив коллекцию санатория уникальными кадрами и доставив массу удовольствия человеку, снимавшему все это на пленку. Томас Бронски был так занят ублажением своего неумного пениса, что едва не забыл включить камеру в сауне, где одна гостья благосклонно принимала ласки женщины из обслуживающего персонала. Так что когда диспетчер наконец погасил экран монитора, пол был обильно полит вязкой влагой.

Моника регулярно посещала утренние сеансы массажа, каждый раз послушно укладываясь на мягкий массажный столик, еще хранивший тепло тела предыдущей клиентки Андре. Однако, несмотря на кажущуюся пассивность, она все острее испытывала потребность в общении с массажистом и вскоре стала записываться к нему на четыре сеанса в день. Но и это не могло утолить ее жажды, ибо каждый вечер на закате датчанка ждала Андре в своем бунгало. Моника лежала обнаженная на животе, повязав глаза шелковым шарфом. Рядом с кроватью был приготовлен моток веревки, и ее тонкие пальцы машинально поглаживали шершавые ворсинки. Если массажист запаздывал, она, зажав один конец веревки между бедер, растирала до крови нежную плоть лобка и ануса. Когда же приходил Андре, веревка часто была влажной, чайная роза Моники полыхала, как горячие угли, а шелковистый язычок клитора багровел, словно пылающий костер.