Алексей Суслов - Подслушанная страсть Страница 7

-Почему они не помогали ему при жизни? – Митя бросил веточку в урну.

-Не знаю. Кому нужен инвалид. Я сама это по себе знаю. От моего отца все отвернулись, а мать часто называла его калекой, разрывая его сердце попрёками и издёвками. Такие люди – обуза. Они как бельмо на здоровом теле.

Митя с состраданием взглянул на мужчину лет 50-ти на костылях. Мужчина устав, присел на лавочку напротив и закурил. Рядом с ним лежала оставленная кем-то газета. Он взял её, пробежал взглядом по заголовкам, а затем выбросил её в урну.

-Ты переедешь ко мне? – вновь спросил Митя.

-Подожди. Я хочу чтобы мы съездили с тобой на кладбище. Мы найдём могилу старика и я положу ему эти гвоздики. Кроме нас ему никто их не положит. Я знаю, он улыбнётся там, на небесах.

-Хорошо, пойдём к моей машине. Тем более, сейчас пойдёт дождь с грозой.

-Боже, я боюсь грозы! – поёжилась девушка и теснее прижалась к Мите.

-Она и мне мало приятна.

Они пришли на автостоянку. Митя завёл свой «фольксваген», который, резко тронувшись, помчал их на 2-ое Городское кладбище.

-Как зовут того парня, что назвал меня «девочкой»? Он очень смешной, – смотря на мокрый серпантин дороги, мелькавший перед глазами, спросила Кристина.

-Ваня. Иван.

-У тебя хорошие друзья.

-Ты же их не знаешь, – улыбаясь, сказал Митя. Грохнул гром, сверкнула гроза. Машину тряхануло на яме.

-Всё равно.

…У кладбища они застали смотрителя. Борода его смотрелась захватывающе броско. Вылитый старик-мудрец Толкина. Спросили его о свежих захоронениях. Он, не раздумывая отвёл их к скромной могиле с ещё красивыми венками, обложенными вокруг небольшого деревянного креста. С фотографии смотрел здоровый мужчина в очках с добрым проникновенным взглядом. Мужчина мог быть инженером в проектном институте, конструктором самолётов или хорошим режиссёром, завсегдатаем модных кинофестивалей… В нём было мало сходства с тем стариком, что собирал милостыню, мечтая по-человечески просто сходить в туалет. Но вопреки почти отсутствующим сходством, это был тот, кого они знали при жизни, очень тяжёлой и жестокой.

Девушка положила гвоздики на подножие креста. Голуби, плавно кружились в небе, прояснившимся от туч,  опускались к земле и вновь набирали высоту. Смотритель косил междурядья ручной косой. Трава была в человеческий рост и духота от неё ложилась комом в горле.

Кристина и Митя прогуливались между последних пристанищ когда-то любивших, живших заботами людей. Их прижизненные снимки бросались в глаза, заставляя задуматься над тем, зачем и как ты живёшь. Эти сотни, тысячи улыбающихся лиц как-будто подтверждали, что там, где они сейчас, им лучше, отвергая убеждения, что жизни после смерти не существует.

-Я люблю здесь гулять, – тихо произнесла Кристина.

-Слышал вчера, что нашлась парочка смельчаков, находивших удовольствие в занятии сексом на кладбище. – Ирония Мити была с горечью.

-Ну зачем ты так. – Девушка опустила взгляд.

-Но ведь это так дико – любить кладбище! – Митя чуть повысил голос. – Кладбище – это страдание. Это боль утраты; это кинжал в самое сердце.

-Это тишина и покой, Митя.

-Ты поедешь ко мне?

-Да, конечно. А пока наберись смелости и не бросай меня здесь. Я часто здесь бываю одна, но в этот раз захотела, чтобы ты был рядом. Всё живое устаёт от одиночества.

Внезапно Мите захотелось напиться до самого беспамятства. Пустота в душе заполнялась чем-то новым, мало понимаемым. «Может бросить всю эту игру в любовь – размышлял он. – И быть как и раньше, один? От одиночества ещё никто не умирал, а от любви – сколько угодно».

Смотритель достал из за пазухи фляжку и сделал большой глоток. Жидкость стекла по его лицу, спадая на землю. Он взглянул на Митю и ушёл в заросли травы.

Любовь – это язычество; она никому не подчиняется, до конца никому не открывается; она всегда нова и безвинна. У настоящей любви нет тлена, нет порока, нет изъянов; люби – и ты обретёшь истинное счастье.

Первая ночь Кристины и Мити была заполнена неисчерпаемой страстью. Молодые люди упивались друг другом, обретая какое-то неземное знание, дающее наслаждение в каждом прикосновении к любимой коже, в каждом биении сердца, открытого чтобы любить. Темнота комнаты осветлялась только работающим ночником. В полуоткрытое окно, зависшее над ночью и спящим городом, входил прохладный ветер, колыша занавески. Работал кондиционер, мерно сопя словно маленькая собачка.

Обнажённое тело Кристины с широко раздвинутыми в стороны ногами изображало на стене причудливую тень. Мите она казалась чем-то сродни китайскому дракону, застывшему у пруда с чудесными лилиями. Девушка чуть слышно стонала, полуприкрыв глаза. Митя, приподняв слегка её ягодицы, входил в изнывающее от страсти лоно во всю глубину, Нет ничего величественнее обычного совокупления мужчины с женщиной, даже боги замирают в своих небесах, созерцая это действо. Мир останавливается в эти трогательные мгновения, одаряя любовников всеми силами земли.

Отвердевшие яички Мити испускали чуть улавливаемый запах мужской силы. Для Кристины этот запах был символом защиты, поддержки и заботы. Теперь, думала она, нет в её жизни скверного одиночества, нет беспокойства засыпать и просыпаться одной – одной берёзкой в диком поле, склонённой ненастным ветром и трясущейся от дождя и грозы. В сердце девушки входило умиротворение, тело, напряжённое, ждало взрыва оргазма. Этого взрыва ждали глаза, рот, кончики грудей и принимающее мужскую силу нежное женское естество, готовое слиться с семенем мужчины и подарить новую жизнь.

Самые нежные прикосновения исходили из движений Мити внутри подруги. Головка члена как самое совершенное орудие любви, гладя покрытые влагой стенки лона Кристины, возбуждали в теле девушки желание идти навстречу этим движениям, чтобы не было предела удовольствиям и счастью любовного искусства. Охвативший все клеточки тела Кристины ошеломительный оргазм как завершение всех действий секса, слил сознание девушки с потусторонним миром. Струя семени оросила движимые в судороге ткани потаённого места созревания любви. Вошла ли с этой струёй новая жизнь, пара любовников не знала, но знала, что родилась обоюдная любовь, вышла на свет жажда делится теплом и радостью в этих молодых телах, ещё не думающих о смерти и не страдавших от тяжёлых болезней. Они наслаждались уютом быть вместе. У этих двух щёки пылали жаром страсти.

Уснули они, когда луна перестала светить в окно их комнаты. Голые тела забылись покоем. Ночь была бесконечной, но потом эта бесконечность сменилась радостным июньским рассветом, в котором всегда присутствуют птицы, голоса мам, отводящих своих чад в ясли, приятный шум работы дворников и лай собак, беспокоящий близ находящихся кошек, но не людей.

-Доброе утро, Кристи! – Митя улыбнулся во всю ширь лица и погладил бедро подруги. – Я рад, что это всё наконец состоялось в моей холостяцкой квартире. Раньше я бы встал, совершил обыденные движения как робот, но теперь, когда есть ты, я хочу что-то делать ради тебя, ради любимого, дорогого человечка, которому я нужен. Пусть я не так опытен в сексе – признаюсь тебе: у меня было мало подруг, – но сердце моё полно желанием расти вместе с твоим сердцем, радоваться каждому дню, каждому вздоху.

Кристина положила голову на грудь Мити. Она слушала, как равномерное дыхание движет кровью, дающей жизнь этому любимому существу рядом с ней. Она вспомнила детство, когда засыпала на груди у бабушки, гладившей всегда её пышные волосы, читавшей молитву ангелу-хранителю или напевавшей прекрасную песню казачьих станиц, откуда бабушка была родом. Бабушкино сердце билось как сердце Мити, хотя они соответствовали друг другу. Кристина это знала, но знала ещё, что сходство есть в том, что оба этих сердца содержали любовь к ней. Пусть Митя не любил её во всю мощь, но чувствовалась уже начальная сила этой любви.

-Ты подарил мне великолепную ночь! – промурлыкала Кристина.

Митя стал перебирать пряди её волос, любуясь их блеском.