Тиамат Tiamat - Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение) Страница 8

— А ты точно не можешь перекинуться? спросил Альва чисто для поддержания разговора.

— Ну не знаю, может, в полнолуние получится, нехотя отозвался Кинтаро.

Зверь был внутри, он его ощущал, и привычки никуда не делись, и выносливость оборотня, и сила, и зоркие глаза, и раны все так же быстро заживали. Но вызвать его не получалось. Неприятный сюрприз. Столько времени ушло, чтобы обуздать зверя, сделать его безотказным оружием, и на тебе! Кинтаро, конечно, привык больше полагаться на клинок, чем на когти и зубы, но всегда приятно иметь страховку на случай серьезной передряги.

Потирая бока, Альва поднялся с песчаного ложа, которое на деле было вовсе не таким мягким, каким казалось, и стал одеваться. Ему не хотелось встречать гостей с голой задницей. Слава богу, хоть приставаний можно не опасаться: легенды, по крайней мере, утверждали, будто в Иршаване мужская любовь крайне непопулярна. Разве что за женщину примут, с них станется. Он подумал и не стал застегивать рубашку.

— Сколько их там, человек двадцать? уточнил он у Кинтаро, торопливо жуя сухарь с вяленым мясом. Мы, конечно, можем как-нибудь исхитриться и всех убить. Оставим одного, дорогу показывать. Но что-то не хочется рисковать. Честно говоря, не ожидал, что даже амулеты сдохнут. Только колечко Дэм не погасло, но светится еле-еле, и толку от него…

— Тут, похоже, полуостров, не остров. Места дикие, не видать ни дорог, ни жилья. Если уж люди встретились, лучше к ним пристать. Я умею жестами объясняться, приходилось в степи. Только ржать не вздумай.

Альва хихикнул. Воображение у него было богатое.

— Хоть противно, однако придется сдаться на милость пиратов, подытожил он. Скорее всего, нас куда-нибудь продадут. Тут рабство вполне себе процветает. И я даже знаю, куда, потому что мы с тобой редкостные красавчики. Главное, не проговориться, сколько нам лет.

Теперь засмеялся Кинтаро:

— Что-то ты не очень беспокоишься, сладкий!

— Ну так не Дикая же степь, пленников не насилуют. Главное, прикинуться покорными и беззащитными…

— Вот так? Кинтаро высунул язык, выкатил глаза и так успешно изобразил пускающего слюни кретина, что Альва зарыдал от смеха и ткнул его кулаком в живот.

— Перестань, а то тебя никто не купит. И не смеши меня, думать мешаешь. Последние минуты истекают, пока можно составить план! Значит, пробуем добиться, чтобы нас отвезли в Ланкмар, к чародею Руатте. По идее, все его должны знать. Другое дело, что обсмеют нас, как пить дать, и не поверят… Нам бы к магу какому-нибудь попасть, вот что. Сразу и проблема с языком снимется. А с магами в Ланкмаре, увы, плоховато. Вот в Арриане…

— Не очень-то мне хочется в Арриан, скажу тебе честно. Одной магички вот так было! Кинтаро провел ребром ладони по горлу. А их там много, и обычаи степные, и мужиков в рабстве держат… бр-р-р!

— Боюсь, выбора у нас нет. Динэ видел во сне, будто мы попали к воительнице Александре. Так и так попадем к ней, просто будет шанс выбраться. Без Динэ она не откажется от услуги чародею Руатте.

— Хорошо, что куколки с нами нет, сказал Кинтаро тихо, будто через силу. Я бы не выдержал, если бы его потащили продавать на базар, и отвернулся.

— А меня, значит, можно? деланно возмутился Альва, стараясь отвлечь его и себя от грустных мыслей.

— Ха, да за тебя там все покупатели передерутся… Китабаяши тазар! Поверить не могу, что мы сидим и спокойно обсуждаем, как нас будут продавать на невольничьем рынке!

— Да, жалко, что магия не действует. Я собирался красиво бросить якорь в крупном порту и заявить, что я посланник великого северного короля. То есть, с поправкой, восточного. Установить тесные дипломатические отношения, знаешь ли… Может, у них есть пара симпатичных королев или, там, принцев…

…Альва был в бешенстве. За прошедшие годы его сексуальная жизнь отличалась интенсивностью и разнообразием, и он как-то незаметно привык удовлетворять желание когда угодно, сколько угодно и с кем угодно. Разумеется, самых желанных кандидатов было всего двое, но время от времени случались и другие приключения. С таким похотливым любовником, как Кинтаро, и таким безотказным, как Итильдин, у кавалера Ахайре даже повода не было заскучать по сексу, и с возрастом он даже позабыл, что бывает такое пламенное вожделение, которое сжигало его сейчас. Голова кружилась, колени дрожали, в паху бушевал пожар, и неутолимый голод плоти доходил до невозможных пределов, мешая внятно размышлять. Он метался по комнате, лишь изредка поглядывая в зарешеченное окошко, встречался глазами с таким же тоскливым взором Кинтаро напротив и тут же, не в силах смотреть, отводил глаза. Жестокий хозяин не просто накачал их афродизиаками и развел по разным комнатам, но с дьявольским коварством позволил видеть друг друга. Но только по шею, и то сверху. Альва изнемогал в этой псевдо-разлуке и томился желанием хоть увидеть, хоть краем глаза нагое смуглое тело Кинтаро, в которое был влюблен, как мальчишка, все эти годы. Неизвестно, впрочем, облегчило бы это страдания или усугубило. Их ведь напрочь лишили роскоши самоудовлетворения, хитро прикрутив руки к ошейникам. Все для того, чтобы на вечернем представлении они набрасывались друг на друга, как голодные звери, не обращая ни малейшего внимания на публику.

Если б Альва был способен ясно соображать, он бы винил себя и сокрушался, что допустил ошибку, позволив пиратам захватить их обоих в плен. Должен был быть другой способ, менее унизительный и более… пристойный. Не то чтобы он не отдавал себе отчета, чем придется заниматься в плену. Нравы аррианок были очевидны, а он немало повидал в жизни властных доминирующих женщин. Но к такому он точно не был готов!

Сначала все шло по плану. Когда пираты обнаружили их на берегу, Альва убедительно прикинулся аристократом, впавшим в забытье от удара по голове. Он даже украсил голову окровавленной тряпкой для пущей убедительности. Кинтаро разыграл немого слугу с такой артистичностью, какой кавалер Ахайре прежде в степняке не подозревал. Тот закатил целое представление, жестами и рисунками на песке рассказав, что они плыли на корабле, и тут налетела буря, главная мачта сломалась, и вся команда сбежала на лодках, бросив их на борту и прихватив все ценное. Пираты точнее, согдийские морские охотники, как их тут называли, что, конечно, было намного более политкорректно обошлись с ними настолько любезно, что Альва засомневался в их основном ремесле. Действительно, их не бросили в трюм, а отвели приличную каюту, одну из двух или трех на всем корабле похоже, капитанскую. Кормили сносно, не домогались с расспросами (что, впрочем, было бы затруднительно, потому что Альва усиленно изображал бред и горячку, а Кинтаро немоту и легкую тупость), не связывали, не запирали, не принуждали к работе, не отобрали у Альвы кольцо и серьги словом, только что пылинки не сдували. И даже в кандалы заковали со всей возможной любезностью, когда на горизонте показался порт.

Охотников за живым и неживым товаром не впечатлило то, что пленники ни слова не понимают и между собой говорят на каком-то неизвестном языке. Также их не впечатлили особые отношения между пленниками. Капитан как-то заглянул в неподходящий момент, выругался по-своему и захлопнул дверь, явно не имея склонности к подобного рода зрелищам, уж не говоря про занятия. Но ничего предпринимать не стал, и у Альвы сложилось впечатление, что их продажная цена только возросла. Когда капитан торговался с перекупщиком прямо в присутствии обоих пленников, филологических способностей Альвы хватило, чтобы расслышать склоняемый на все лады Арриан, различить хвалебные нотки в голосе их первого владельца и распознать непристойный жест, который тот употребил, описывая, что они парочка, а не абы кто.

На лице степняка было такое кислое выражение, что свернулось бы молоко, да и благородный кавалер был далеко не в восторге. Что и говорить, исчезновение магических способностей здорово осложняло жизнь. Оставалось надеяться на встречу с какой-нибудь чародейкой-воительницей из Арриана. Но, как выяснилось, до этого было еще далеко.

В полном соответствии с традицией эротических романов, где красивый герой попадает в рабство, их кормили сладостями, мыли, растирали, умащали благовониями, расчесывали волосы, накладывали макияж, одевали в шелка и даже чесали пятки. Тогда их еще не разлучали и позволяли проводить свободное время как угодно. Хозяин немолодой мужчина, умудрявшийся сочетать в своем облике степенность и пронырливость, попытался с ними поговорить, перебрав несколько известных ему языков. Иногда Альве мерещились знакомые слова: не то иллюзия, не то подтверждение теории одного ученого языковеда, преподававшего в Королевской академии, который считал, что все языки происходят от единого изначального. Впрочем, его коллега и соперник считал, что языки возникают в разных условиях, а сходство между ними обусловлено универсальными характеристиками человеческого разума. Альва торжественно пообещал себе, что если дело выгорит, он постарается выучить парочку языков Иршавана и по возвращении домой наваять ученый трактат по сравнительной лингвистике.