Союз писателя и музы - Златан Зорев Страница 8

— Не сомневайся!

Официант принес заказ. Красное полусухое бордо, отбивную из телятины, тонко нарезанные кусочки сыра. Он разлил вино и отошел.

— За нашу повесть! — Муза подняла бокал, держа за длинную тонкую ножку. — И за твою победу!

— А почему это повесть наша, а победа моя?

— Я тебе лишь помогла. Ты сделал все сам.

— Неправда! Эта повесть…. она сама себя написала! Но как это могло произойти?

Муза сделала широкий жест рукой.

— Так же, как и все это.

Пригубила вина и поставила на стол. Сергей тоже взялся за бокал. Держался за него как, как утопающий за соломинку, ощущая в руке — возможно, это единственно реальный предмет в этом зыбком мире.

— Но как? Я тебе ничего не рассказывал, а в повести была история, которая произошла со мной… сильно приукрашенная, но из моей жизни. Откуда ты узнала?

— Это не я… это мы. Мы вместе. Любовь творит чудеса. Ты должен это понять. И довериться мне. Если ты доверился мне тогда, то доверься и сейчас. И мы с тобой перевернем мир.

Официант вернулся и подлил еще. В винах Сергей не разбирался, — что дешевое краснодарское, что дорогое бордо левого берега, все одинаково. Но вкус понравился.

— Хорошее вино, — Муза, прищурившись, словно прицеливаясь, посмотрела сквозь бокал. — Обожаю вино из каберне.

— Я тоже. Но я не могу отличить от дешевого пойла.

— Научишься. Мы с тобой еще не одну победу будем праздновать. Нас ждет много работы.

Не спеша допили вино. Вечер подошел к концу. Когда официант принес счет, Сергей рассчитался старинными ассигнациями, не считая, достав несколько штук из стопки. «Дѣйствуетъ къ пользѣ онаго» — успел прочитать на купюре в 50 рублей.

— Сдачи не надо, — сказал и заметил, как округлились глаза официанта.

Когда вышли из ресторана, Муза с усмешкой отметила:

— Ты соришь деньгами, как Крез.

— Все равно не настоящие.

— Да нет же. Настоящие. Это твои деньги. Там, в том мире и времени.

— Ты меня совсем запутала.

Подъехал экипаж с парой запряженных лошадей. Кучер соскочил с козлов и открыл дверцу перед пассажирами.

В карете пахло кожей и еще чем-то неуловимым. Ехали молча. Сергей, приоткрыв занавески, смотрел на улицу, слушая мерный цокот копыт. Проглядел тот миг, когда конский топот сменился глухим урчанием двигателя. Занавески исчезли, вместо запаха кожи в салоне разносился тонкий аромат бензина. Волшебство кончилось, это снова была раздолбаная «Лада».

Расплатившись с таксистом обычными рублями (бумажник с царскими ассигнациями исчез, как и сюртук), вышли.

Был поздний вечер. В небе зажглись яркие звезды. Людей на улицах мало. Вино еще стучалось в сердце и голове.

— Пойдем писать вторую повесть, — сказала Муза. — Ты готов?

— Я, как пионер — всегда готов!

…Барсик спустился со шкафа и спал на столе у печатной машинки.

— Нужно заправить бумагу. Дай мне один листок, а сам загрузи пачку в принтер.

— Сколько листов?

— Не знаю. Как пойдет. Грузи побольше.

Включил принтер и вставил в лоток толстую пачку листов. Зажегся зеленый огонек — принтер готов отпечатывать их фантазии.

Муза прокрутила барабан пишмашинки и заправила один лист.

— Все готово! Выключай свет и иди ко мне.

— А Барсик?

— Что, он меня голой не видел, что ли?

— А меня?

— Ну вот и увидит. Если проснется.

Серж выключил свет и подошел к Музе. Обнял, прижал к себе и поцеловал в губы.

— О чем сегодня будем писать? — спросила она.

— О любви.

— Есть интересный сюжет на примете?

— Найдется.

Муза скинула курточку и спортивные брюки, оставшись в трусиках и лифчике.

— Сегодня мы сменим дислокацию, и это повлияет и на ход сюжета. Иди ко мне.

Серж разделся, бросив одежду на пол. Развернув Музу спиной, прижался окрепшим фаллосом, обхватив обеими руками за талию. Одна рука скользнула вниз, под резинку трусиков.

— Э нет, — Муза мягко высвободилась. — Мы сменим позицию. Мы вообще-то повесть пишем, а не просто трахаемся. Мы будем экспериментировать.

Подошла к столу и села, свесив ноги.

— Идем.

Он положил руки на ее бедра. Муза притянула его к себе, обхватив ногами.

— Начинай, — сказала и впилась в его губы, как вампирша.

Вошел в ее лоно и стал ритмично двигаться. Отчетливо застучала печатная машинка. Повесть писала сама себя.

Барсик проснулся и наблюдал за происходящим. Уши его подрагивали при каждом стуке литер по бумаге.

«Давай, давай, еще, еще, — шептала Муза. — Пиши, пиши, пиши, пиши!»

Остро отточенные, как клинки, ногти заскребли по спине, он усилил натиск. Муза, откинулась на спину и вцепилась пальцами в края столешницы. Барсик сидел на другом столе рядом со стрекочущей машиной и продолжал следить за ними.

Серж подался вперед и обхватил ладонями ее груди. Муза издала долгий стон и сжала ноги сильнее, при каждом движении подталкивая его тело.

Снова, как единый организм, созданный для наслаждения. Как две половинки, которые воссоединяются на короткое время.

Машинка замерла и зажужжал принтер, выбросив в лоток первый лист.

— Подожди… не кончай, — сказала Муза, когда Серж вышел на финишную прямую. — Мы должны сделать новый поворот сюжета!

Отпустил ее, и Муза, соскользнув со стола, легла на ковер.

— Подушка есть?

Дотянулся до дивана и подал подушку, подложив подруге под голову.

— А теперь, продолжай.

Навалился на нее всем телом.

— Теперь давай быстро. Нам нужна убойная развязка!

Уперся локтями в ковер и продолжил движение. Муза, закатив глаза снова застонала.

— Это будет хорошая повесть!

Серж в этом не сомневался. Принтер бешено гудел, разве что не дымил, выбрасывая листы один за другим. Барсик, свесившись с края столешницы, продолжал наблюдение.

Когда Муза закричала, Серж запечатал крик поцелуем. Замедлил темп, но Муза, освободившись, воскликнула:

— Нет, не замедляйся! Иначе придется много