Борис Никитин - Мы и наши дети Страница 43

СПОРЫ НЕ ССОРЫ

Б. П.: Иногда нас спрашивают, послушны ли наши дети, не вступают ли с нами в пререкания, в споры. Надо сказать, что мы не стремимся к послушанию, к беспрекословному подчинению. Ребенок должен не бояться быть самим собой и иметь право высказывать наравне со взрослыми свое мнение. Когда-то я прочитал о том, что дети в первобытном обществе имели право присутствовать на общих собраниях племени, и бывало, что по реплике десятилетнего вносили изменения в какое-то решение. Какое доверие оказывали там детям! Как это было для нас ни трудно, но мы старались избавляться от авторитарности и с самого начала пытались строить жизнь семьи на демократических началах: все, что касается общих дел или проблем, обсуждаем вместе с детьми, причем первое слово предоставляем младшему, а затем — по старшинству — очередь доходит до меня или до дедушки. Иногда наши споры по наиболее острым вопросам мы записываем на магнитофонную ленту, а спустя какое-то время возвращаемся к ним и продолжаем "скрещивать шпаги" до тех пор, пока не придем к какому-нибудь общему мнению. При этом можно доказывать, возражать друг другу, но оскорблять и "обзываться" считается недопустимым.

Л. А.: Однако это бывает, когда у спорщиков не хватает других аргументов, и они как петухи начинают наскакивать друг на друга. Тут очень помогает какая-нибудь добрая шутка — она сразу снимает напряжение и разгорающуюся неприязнь. Жаль, что не всегда хватает юмора на такую добрую шутку. Иногда получается что-то столь неуклюжее, что больше напоминает насмешку, колкость, иронию, а это только подливает масла в огонь. И страсти разгораются еще больше. Приходится учиться и этому нужнейшему в жизни искусству — шутить, находить смешное в самых, казалось бы, грустных ситуациях и безвыходных положениях. Для этого иногда бывает достаточно просто взглянуть на себя со стороны: надулись друг на друга, растрепались, раскраснелись — настоящие петухи. Скажешь потихоньку: "Ку-ка-реку", — всем делается смешно, и злости как не бывало! Пока речь шла об обсуждении с детьми каких-то общих проблем, касающихся семьи. Но ведь бывают и несогласия между взрослыми. Обычно от детей их скрывают. А как делали мы? Вопрос этот непростой и даже в какой-то степени больной для нас. Дело в том, что мы волей-неволей с самого начала поставили себя в положение спорящих чуть ли не со всем белым светом: многое в нашей семье было непохоже на традиционное, привычное воспитание и воспринималось как вызов, нарочитое пренебрежение общепринятыми нормами и воззрениями. Сейчас я понимаю, что это отношение имело под собой какое-то основание — увлеченные удивительнейшим и, в общем-то, новым для нас миром детства, мы забыли об окружающем нас мире взрослых и невольно пренебрегли некоторыми законами этого мира. С нами, наверное, происходило то же самое, что некогда случилось с Архимедом, когда он с криком "Эврика!" бежал нагишом по улице, возбуждая у добропорядочных граждан желание поймать осквернителя благопристойности и… Нам тоже хотелось скорее рассказать людям о том, как много, оказывается, могут дети, как с ними интересно и легко, если создать для них иные условия жизни и изменить отношение к ним. Мы не причесывали своих мыслей и поступков и забывали одеть их в приличные привычные! — одежды… Конечно, это раздражало очень многих, конечно, вокруг нас и ребят постоянно кипели страсти и споры. Спорили и мы между собой, иногда и при детях. — На что вы обрекаете ребят? — возмущалась бабушка, моя мать. — Вы издергаете их нервную систему, они не будут уважать ни вас, ни окружающих. Ты вспомни: знали ли вы, дети, когда мы с отцом были не в ладу? Никогда! Мы перед вами выступали всегда единым фронтом: никаких разногласий при детях у нас не было и быть не могло. В этом была наша сила. Я, сколько ни старалась, действительно не могла вспомнить ни одной ссоры матери и отца и мучительно сомневалась в правильности собственной беспокойной жизни. Но, сомневаясь, все-таки никак не могла предотвратить того, что уже накатывалось на нас как лавина: сенсация, шумиха, вторжение в нашу семейную жизнь многих незнакомых и неблизких людей, которые тоже что-то предлагали, отвергали, оценивали и спорили, спорили, спорили… Вспоминая сейчас это трудное для нас время, я с горечью думаю: спорящие взрослые подчас забывали о том, что предмет спора — живые дети, и допускали, даже педагоги, бестактные выводы, прогнозы и замечания по поводу нынешней и будущей жизни наших ребятишек. Мы поистине вызвали огонь не только на себя, но и — что страшнее! — на своих детей. Но… сделать уже ничего не могли. Спрятать детей от всего этого можно было только ценой притворства, обмана, в лучшем случае утаивания правды, но на это мы не могли пойти ни за что! Вот и получилось так, что дети наши росли в обстановке далеко не мирной, и опасений у меня самых разных до сих пор предостаточно. Но вот состоялся очень важный для меня разговор с моим совершеннолетним сыном (я не называю ребят по именам не случайно — они сами так захотели). Я спросила его, правда не без смущения, но без всяких подвохов и подходов: — Как ты думаешь, это было очень плохо, что мы всегда спорили обо всем при вас?

Он ответил, чуть помедлив и с некоторым недоумением: — Почему плохо? Я считаю, что это вообще хорошо — слушать споры: интересно сравнивать доводы, самому находить решение, независимо от того, кто как сказал. Ведь вы же не заставляли меня и всех нас обязательно высказываться, и мне не нужно было ни к кому подлаживаться — вот это-то и было здорово. Это, наверное, хорошо учит мыслить. Помнишь, в Древней Греции так учили молодых: они присутствовали при спорах признанных мудрецов, но сами не принимали в них участия, не обязаны были присоединяться ни к той, ни к другой стороне. И так учились думать. Это было замечательно! Я просто воспрянула духом. Оказывается, дело было не в том, что мы спорили, а в том, какое участие в этом принимали дети. Но ведь мы действительно никогда не делали из них судей в наших спорах, не тянули их каждый в свою сторону, не требовали высказаться и не возражали против их участия в споре. Словом, они были свободны в своих размышлениях и высказываниях. Так продолжается и сейчас. Кроме того, у нас это все-таки не ссоры, а споры, не скандалы с явными или скрытыми оскорбительными нападками, а честные поединки с желанием непременно, самыми неотразимыми аргументами переубедить и убедить противника. Конечно, без эмоций такие споры не обходятся. Бывает и прорвется: "Ты ничего не понимаешь и не хочешь понять!" Бывают и слезы. Но все равно главным для нас остается найти истину, а не уязвить друг друга. Поэтому мы и стараемся поскорее "отойти" и перестать сердиться друг на друга.

ЗАБОТА О ДРУГИХ

Эта задача посложнее, чем просто заботиться о детях. И куда важнее. Я бы сказала, что главная родительская забота и должна состоять в том, чтобы научить детей быть заботливыми. Как? Много об этом приходится размышлять, много огорчаться и радоваться. Итог всему можно было бы подвести такой: чтобы дети росли внимательными и заботливыми, необходимы, по крайней мере, три условия: во-первых, самим взрослым всегда друг о друге заботиться, только не напоказ, а всерьез, чтобы это было в семье просто нормой отношений, как бы нравственной средой обитания ребенка; во-вторых, с самого начала не отвергать желания ребенка помочь, принимать его работу, пусть даже неумелую, всегда с благодарностью ("Спасибо тебе, доченька. Ну что бы я без тебя делала… Выручил ты меня, помощник ты мой золотой…"), а в-третьих, вместе с малышом заботиться о ком-то, делать что-то для другого: папе, например, организовать с детьми уборку дома в мамино отсутствие, а маме побеспокоиться о том, чтобы к приходу папы с работы малыши вместе с нею приготовили для всех ужин и накрыли на стол. Простые, кажется, вещи, а сколько понадобилось нам времени, чтобы разобраться в этом. Нас, правда, сильно выручало то, что мы в семье все очень расположены друг к другу. Даже наши споры всегда доброжелательны, а дело каждого обычно вызывает интерес у всех. Так у нас сложилось с самого начала, когда и семьи-то еще никакой не было, а были только двое: ОН и Я. Буквально в первый день знакомства, обедая вместе во время перерыва одного педагогического совещания, мы разделили пополам между собой: он — яблоко, я — пирожное. Вот с тех пор у нас и повелось: и горе, и радость, и работа, и забота — все пополам. Конечно, не обходится без ошибок и недоразумений, иногда комичных, а иногда больно ранящих нас обоих. Немудрено: ведь любовь и забота реализуются в великом множестве разных поступков одного человека по отношению к другому: как посмотрел; что сказал; как встретил и проводил; как слушает; почему молчит; заметил ли; понял ли; когда улыбнулся, а когда нахмурился… — из всего этого и многого другого складывается общий язык для понимания друг друга, язык общения. А у каждого из нас этот язык был свой, во многом непохожий на язык другого. Не сразу сложилась у нас общая песня. Тем более что к дуэту нашему присоединялись новые — детские — голоса, и наладить стройный хор из всего этого многоголосья оказалось трудно. Так получилось, наверное, еще и потому, что опыта жизни в большой семье у нас не было, и нам приходилось пробовать, изобретать, мучиться там, где все должно бы получаться само собой. Вот, допустим, одно время для нас было настоящей проблемой собрать всех к столу. А все началось с… заботы о занятиях и делах каждого: дескать, дело главнее еды. И пошло: пора обедать, а у всех еще какие-то дела неоконченные. Обед стынет, я нервничаю… Так забота об одних вылилась в неуважение к труду других. Вспомнили мы, как уважительно относились к еде — результату огромного труда! в больших крестьянских семьях, где помыслить не могли опоздать к столу, и не только из-за того, что есть хотелось, или потому, что за стол не пустят: совестно было опаздывать, когда другие ждут. Нам пришлось возвращаться к этому естественному и единственно верному отношению к еде. Но это оказалось потруднее, чем с самого начала организовать все, как должно быть. Теперь надо было разъяснять, просить, не пускать за стол опоздавших — морока, да и только. Грустно, что подобные, в общем-то элементарные, правила общения нам пришлось постигать методом проб и ошибок. Бывало, что и безусловно хорошее доводили до своей противоположности. Решили, например: никому никаких лучших кусков. Делили на всех поровну: торты, дорогие фрукты, шоколадки и т. д. Получилось вроде все правильно: никто не в обиде, и никто в одиночку ничего вкусного не съест, обязательно другим оставит. Мы были довольны: справедливость и забота налицо. А вышло как в песне: "Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего". Стала я замечать, что уж слишком старательно начали следить ребята за точностью дележа, чтоб никому не досталось ни больше, ни меньше. Меня такая скрупулезность покоробила раз-другой. Потом начала раздражать все больше: запахло какой-то мелочностью, счетами… Никому не приходило в голову, что дележ этот, по сути, несправедлив: и маленьким и большим доставалось поровну, но малыши могли и не справиться со своей порцией, а старшим явно хотелось еще. Конечно, отдавали свое другому, но тогда, когда самому уже не хочется. Получалось: "На тебе, боже, что нам негоже". Вот так забота! Снова пришлось искать, как же от этого избавиться. Стали мы делать иначе: папа режет торт, например, на заметно неравные части: — Кому самый большой? — Дедушке, — предлагаю я. — А с этой красивой розой? — Маме? — полуспрашивает кто-то из малышей. — Конечно, молодец! — одобряет папа. — А вот эти, с шоколадками? — Папе! — Нет, — говорит папа, — давайте их девочкам отдадим. Согласны, мужчины? Сестренки смущены и обрадованы вниманием, а "мужчинам" приятно проявить великодушие: они тоже довольны. Конечно, сразу все гладко не получалось, но поворот к нужному был сделан, и как радостно было услышать: — Пусть Алеше три конфетки, а нам по две — он же большой. — Или: — Мам, отдай мое яблоко малышам — им нужней. И надо было видеть глаза ребят при этом — радостные, доброжелательные. Счеты сеяли рознь, а забота вызывала расположение, протягивала ниточки дружбы. Б. П..: Я думаю, что лучше всего, когда забота о других проявляется в деле, а не в говорении. Потратить время, силы, нервы ради того, чтобы реально помочь кому-то, — вот что нужно прежде всего. Очень крепко нам всем надо задуматься об этом, если мы хотим, чтобы росли наши дети отзывчивыми и заботливыми не только на словах. Вот что говорил по этому поводу Роберт Оуэн: "Дети должны стараться сделать счастливыми своих товарищей. Это правило должно быть первым и последним словом всякого воспитания". "Сделать счастливыми", а не просто сочувствовать и говорить добрые слова.