Яков Резник - Сказ о невыдуманном Левше Страница 9

Внизу — бурливое море. Вверху — враг. Дотянет ли корабль на одном моторе до далекого берега?

Майор Анницкий, хладнокровнейший командир планировал, используя набранную до этого высоту, отвоевывал у моря метр за метром и к берегу подлетел, чуть ли не касаясь крутых волн.

Нигде не видно было ровной площадки, даже пятнадцати-двадцатиметровой. Везде холмы. И все же посадил машину, спас экипаж классный летчик, один из тех, у кого учился Александр Сысолятин.

Год на фронте и еще шесть лет после войны Саша прослужил в авиации. Механик электрооборудования воздушного корабля, он до тонкостей изучил приборы, оборудование, мастерски пользовался ими в дальних полетах. Не раз выручала живинка, которая всегда теплилась в Саше.

Однажды потребовалось срочно произвести электросварку узла машины. На беду, электростанция выключила энергию на неопределенное время. Ждать? Приказ не будет выполнен. Саша быстро изготовил сварочный аппарат постоянного тока, и ремонт был закончен в указанный командиром час.

К пяти правительственным наградам Саши за доблесть и мужество на фронте прибавились знаки почета мирного времени — пятьдесят шесть благодарностей за успехи летные и рационализаторские, за создание миниатюр.

Плотно работал старшина Сысолятин. Нелегко было справляться с обязанностями механика электрооборудования воздушного корабля и секретаря комсомольского бюро подразделения, следить за новинками радио и электротехники и мастерить сложные, настолько малые диковины, что их невозможно было увидеть невооруженным глазом.

Сохранилась фотография: в комнатке солдатской казармы Саша шлифует микроскопические звенья велосипедной цепи. То был воскресный день. Летчики отдыхали после недели напряженнейших полетов, а для Саши отрада была потешить друзей, сделать почти невидимую цепочку, которая легче нитки прошла сквозь игольное ушко и намоталась на копчике маленькой иголки.

А сколько терпения потребовал его первый электромотор-малютка! Ротор, щетки — все, что полагается в действующем электромоторе. Видавшие виды фронтовые летчики и механики и те усомнились: игрушка? Какое же удовольствие они получили, когда на сцене клуба авиаторов лилипутик заработал.

Среди многих талантливых работ на окружной выставке творчества воинов-изобретателей сысолятинский электромотор был отмечен как лучший экспонат. Та цепочка Галля и тот мотор были первыми миниатюрами уральского Левши.

Вернулся Александр Сысолятин в родной край, сменил форму старшины авиации на гражданский костюм.

Старую шахту в Елкино закрыли, — все, что можно было взять из ее забоев, взяли. Зато в Артемовском, который слился с Егоршино в единый город, появились новые шахты, заводы и стройки. Было где развернуться, где наверстать упущенное.

Саша работал комсоргом машиностроительного завода, одновременно учился, окончил среднюю школу. Увлекся электроникой, увлек товарищей по заводу в кружок новой техники. Женился. Родился сын.

На четвертый год после увольнения в запас Александра Сысолятина выдвинули инструктором райкома партии.

По душе Александру Матвеевичу оказалась эта новая работа.

Нравилось бывать в шахтах, на железной дороге, в колхозах. Любил общаться с людьми. И людям такой партийный инструктор нравился: с ним веселей работается, с ним крепче получается!

Выехал как-то Александр Матвеевич на станцию «Не зевай» (есть малютка с таким названием; поезда, идущие на Нижний Тагил и Серов, останавливаются там на минутку: гляди, не зевай!). Пришел в поселок к рабочим кирпичного завода — клуба нет, отдохнуть негде, молодежь коротает время в неуютном общежитии, иные за картежной игрой и выпивкой.

Завел разговор об этом с коммунистами и комсомольцами. Спросил:

— Что вам мешает построить клуб?

— Денег не дают, материалов нет.

— А если методом народной стройки? Для субботников деньги не нужны. Кирпич — сверх плана, лесом район поможет. Давайте завтра на субботник. Начнем, а там пойдет.

На следующий день и молодежь, и пожилые рабочие, и домохозяйки, и школьники — все вышли на прилегающий к заводоуправлению пустырь. С молодыми ударниками копал котлован инструктор райкома партии Сысолятин.

Вскоре в поселке открывали клуб с библиотекой и зрительным залом на сто пятьдесят мест. Александр Матвеевич был приглашен на праздник как добрый друг поселковой молодежи.

Каждый шаг Александра Матвеевича на виду у народа, о нем все и всё знают, но даже самые близкие друзья и те представления не имели, что он увлекался миниатюрами.

Однажды его товарищ, тоже инструктор райкома, явился утром с новостью:

— Слышали радио? Деревянное ведерце — в бутылке. Собрал за три месяца. Вот это мастер!

Сысолятин отмалчивался, в его глазах заметили смешинки.

— Что? — возмутился товарищ. — Ты, поди, табуретку не сколотишь, а смеешься.

Александр Матвеевич взял с тумбочки графин, вылил из него воду.

— В этом графине соберу бочонок.

— За сто лет, наверно.

— За полгода.

— Спорим?

— Спорим!

Друзья, которые были при этом, приняли все за шутку и уже забывать стали о заключенном пари, как через два с половиной месяца Александр Матвеевич принес тот самый графин. Внутри него, красуясь гладкими боками и блестящими поясками из нержавеющей стали, стоял бочонок.

— Диковина! Как ты его собирал? — поразились друзья.

— У отца спросите. Он у меня гостил, когда я заканчивал сборку. Смотрел, покряхтывал. Вышел я на минуту на кухню, возвращаюсь — отца нет, графина нет. Выбежал на лестницу, вижу: топает старик к выходу, размахивает сердито графином, ищет, где бы лучше разбить. «Отдай! Ты что надумал?!» — кричу, а он с возмущением: «Тебе своих нервов не жалко, мои пожалей. Терпежу нету, ты же замучаешься...» — «А ты не гляди...» Больше я старика к себе во время работы не допускал...

На следующий день, когда собрались чествовать победителя спора, Александр вынул из кармана тонкий, диаметром пять миллиметров, карандаш и преподнес одному из друзей. На конце карандаша уместились рисунок развернутой книги и дарственная надпись из десятка слов. Друг был удивлен не менее, чем обрадован необыкновенным подарком.

— Теперь и я поверю в Левшу, — сказал он и шутливо добавил; — Не задумал ли ты, Саша, «аглицкую блоху» сотворить, заставить ее «дансе» танцевать?

— Блоху?.. Можно и блоху.

Еще в дни летной службы Александр, начитавшись Лескова и задумавшись над его Левшой, хотел сделать из стали блоху, но отбросил мысль как ребяческую: не выставлять же блошку на армейской выставке! Теперь же, после слов друга, решил попробовать.

Взял энциклопедию, прочитал о блошках, посмотрел фотографии в их естественном и увеличенном виде. Сопоставлял, сравнивал и стал снимать с них вроде копии: первую сделал из свинца, сантиметра на полтора, вторую, поменьше, — из бронзы. На копиях упражнял пальцы, глаз, изготовил специальные резцы для создания блошки.

И опять к Сысолятину потянулись знакомые. В сильную лупу рассматривали серебряную блошку размером в один миллиметр. Стоило задеть ее кончиком иглы, как срабатывала вставленная в брюшко пружина, и блоха, энергично Шевеля лапками, исполняла забавный танец.

Журналисты хотели сфотографировать блошку — ничего не вышло. Зато фотографии бочонка в графине размножили, направили в газеты и журналы Советского Союза и некоторых зарубежных стран.

Было, конечно, приятно, что его изделия произвели впечатление, что люди, разбирающиеся в сложностях такой работы, желают ему успехов, но радости полной Александр Матвеевич не мог испытывать: ведь сделал то, что пришло в голову после случайного спора, сделал наспех. А если взяться всерьез за микроминиатюру? Сможет ли? Способен ли?..

Размышлял немало, на чем бы испытать себя, и начал делать те миниатюры, о которых в шестидесятом году заговорили на Урале и в Москве.

С МИКРОНАМИ НА «ТЫ»

Минут сорок автобусом от центра Артемовского до поселка Буланаш, еще минут десять пешим от последней остановки до шахты «2—5», и на обочине дороги появляется невзрачное здание. В ненастье к нему пробираются, задрав штанины и полы плащей; комнатки в нем куцые, дневного света мало, но Александр Матвеевич в любое время идет сюда, как на праздник

В этом неказистом сером здании находилась лаборатория автоматизации треста Егоршинуголь. Здесь рабочие-новаторы начали в пятидесятых годах конструировать оригинальные электронные схемы и автоматические устройства. Сюда в шестидесятом году напросился Александр Матвеевич.

Мало кто в райкоме партии одобрял тогда его выбор. Когда он заговорил о желании уйти на производство, директора крупных заводов, каждый расхваливая свое предприятие, стали зазывать к себе, доказывали, что именно у них, а не в другом месте, он сможет продвинуться в технике, достичь солидного положения. Каково же было удивление директоров, когда Александр Матвеевич отказался от заманчивых предложений, предпочел плохо оборудованную лабораторию.