Ирина Сталькова - Материнство Страница 13

Ответственность - вот еще что я хотела бы воспитать в детях. Иногда говорят: "А вдруг ваш сын захочет уйти гулять и бросит малолетнюю сестренку?" Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

Сын приходит из школы и с порога спрашивает: "Ну, какая сегодня будет домашняя производственная необходимость: идти в магазин или сидеть с Аськой?" Я считаю, что от меня зависит счастье его жены и детей: не будет помогать матери, вряд ли поможет и жене, когда вырастет.

Специально я с детьми занимаюсь мало, а между делом - постоянно. Сын помогает мне стирать и рассказывает, какую статью он прочел.

Ребенок ходит сначала в недельный сад, потом на продленку, летом ездит в лагерь, и вдруг, когда ему пятнадцать-шестнадцать лет, родители спохватываются: "Почему он какой-то чужой? О чем он думает? Чего хочет?" И начинают искать виноватых: школа, улица... Если у меня ничего не получится, если дети (страшно подумать) вырастут плохими - виновата я.

Буквы выучить нетрудно, в конце концов все выучивают. Дети пойдут в школу. Так хочется, чтоб они учились хорошо. Родители и воспитатели развивают у них эстетический вкус, фантазию, музыкальность, пространственное мышление - все это тоже хорошо. Но считает ли ваш восьмилетний сын себя мужчиной в семье? (Помните: "Два человека всего мужиков-то: отец мой да я..."?) Долго ли приходится упрашивать семилетнюю дочь сходить за хлебом? Ах, она сама еще не ходила? Так пошлите ее сегодня. Заодно и считать научится.

Грустное и веселое, поверхностное и вечное, игра и реальность перемешаны в наших детях так же, как и в "больших", как они нас называют. Прагматики и мечтатели, они хотят научиться "пришивать пуговицы" и "исполнять все-все" мамины желания, "преодолеть лень" и, конечно же, полететь в космос. Так пишет, может быть, завтрашняя портниха, может быть, бухгалтер, а может, и вправду космонавтка: "Я не люблю делать дело - спать и в первую очередь хочу полететь в космос".

КОГДА ВОСПИТЫВАТЬ?

Сейчас модно все подсчитывать точно, и однажды в газетной публикации я обнаружила поразительные цифры. Кто-то из женщин подсчитал, что на воспитание ребенка мама тратит в неделю около 16 часов. "Как мало!" - сетует расстроенная читательница. Я педагог, и я знаю, что для учителя-предметника 16 часов в неделю - громадное количество. Собственно говоря, такого и предмета-то нет, ч'тоб его изучали в школе в течение 10 лет по 16 часов еженедельно. И в общем, школа выучивает и алгебре, и истории, и литературе, и еще много чему. Казалось бы, семье гораздо легче: времени больше, задачи проще, да и ребенок один на двоих, а то и троих, и четверых воспитателей. Да каких! Родных, близких, кровных, живущих этим единственным ребенком! А результаты - всякие: есть получше, есть похуже, рядом с великолепными уживаются и совсем плохие. И я слышала, как женщины боязливо рассуждали: "Родишь, а потом вырастет негодяем. Нет, уж лучше не буду". Иными словами, многие уверены, что результат воспитания непредсказуем, что принцип любого ремесла (намеренно говорю не о творчестве, а о повседневной работе) "сделаешь то - получишь это" - этот принцип в воспитании не действует.

Много раз видела такую картинку на улице и всегда потом до вечера чувствовала какую-то тяжесть на сердце, словно я сделала что-то плохое.

Мама с сумкой, держа за руку малыша лет 2, переходит улицу. Они идут по пешеходному переходу, при зеленом свете и смотрят сперва налево, а потом направо. Вот они подходят к противоположному тротуару, и я уже знаю, что сейчас малыш споткнется, а она дернет его за руку вверх, чтоб он не упал. Некоторые мамы продолжают путь, вообще никак не реагируя на происшедшее микрособытие, а некоторые проводят воспитательную беседу. Ее варианты: "Смотри под ноги", "Поднимай ноги", "Быстрей". Спешка? Не надо оправдываться. Если бы мама чуть замедлила шаг и чуть помогла маленькому взобраться на высокий для него краешек, то переход улицы произошел бы быстрее. Не времени не хватает - сердца.

Вот входят первоклассники в День знаний в школу, такие нарядные, такие чистенькие. И вот мама напутствует сына: "Чтоб вернулся домой вовремя и чистый. Ты понял? Вовремя и чистый. Иначе будешь наказан". Вот первоклашки отзанимались свой первый учебный день, вся в белых оборках и бантах девочка счастливо протягивает руки со школьного крылечка: "Мама!", бежит по ступенькам и, оступившись, с размаху падает лицом вниз. "Ну как поросенок!" - возмущается мама, обеспокоенная испачканным фартуком.

В последнее время часто появляются статьи, где говорится об интересном опыте общения родителей с детьми, они устраивают совместные походы, ставят спектакли и т. д. И у многих, мне кажется, возникает ощущение, что родители - нечто среднее между массовиком-затейником и пионервожатым, что воспитывать - это проводить мероприятия со своим ребенком, а значит, для этого нужно какое-то отдельное время, как для стирки и хождения в магазин. Между тем воспитание в семье - нечто принципиально отличное от воспитания в школе, в пионерском лагере и проч. Это таинственное воспитание - тот воздух, которым мы дышим дома, невидимый, но от этого не ставший несуществующим. "Мне важен не ты, а я и мой труд, вложенный в твое обслуживание" - вот что предельно понятно объяснили мамы того мальчика и той девочки своим детям в единственный и неповторимый миг их ребячьей жизни. Урок запомнится, и не вернется ли он бумерангом к старенькой маме, своим существованием нарушающей сверкающую красоту англо-шведско-немецко-греческого интерьера? Учитель, не знающий французского, к примеру, языка, не может и обучать этому предмету. Если мы не умеем чувствовать боль и радость своего ребенка, то мы можем научить его аккуратности и бережливости, скрытности и трусости, только не способности сопереживать другому человеку. Все хотят хорошего своим детям, и все учат хорошему. Но "что такое xoрошо" и "что такое плохо" понимается по-разному в том смысле, что часто за сиюминутным "хорошо" мы не видим завтрашнего, а то и послезавтрашнего "плохо". Пусть не поймут меня так, что я против аккуратности. Я - "за"! Если мама привела сына записывать в школу, а у него колготки с огромной дыркой на коленке, то маме следовало эту дырку зашить, прежде чем выводить ребенка из дома. Но если он пришел из школы в порванных на разбитой коленке колготах, не надо горевать о тряпке, спросите, не больно ли ему.

Ребенок живет рядом с нами, той же жизнью, что и мы, а мы все считаем, что дитя - существительное среднего рода, что оно, дитя, только на подступах к настоящей жизни, той, которой живем мы. А вообще-то мы современники со своими детьми, и мир нас окружает пока общий. Чем раньше мы поймем это и примем как руководство к действию, тем лучше для них и для нас, тем легче пройдет их отрочество, юность - мучительное и счастливое время открытий и разочарований.

Женщина бежит с работы в садик за малышом, а потом тянет его за ручку в магазин за продуктами. Маленький человек семенит ножками и что-то несвязно пытается сказать, чем-то поделиться. "Закрой рот, простудишься", раздраженно реагирует мама. Я понимаю, ей некогда, она устала, а еще куча дел до вечера, но это ее товарищ идет рядом. Он ждал ее, целый день он жил без нее! Столько всего произошло, а язык такой неповоротливый, а слов так много, и они так мало выражают! Понимаем же мы муки поиска нужного слова у Пушкина, у Льва Толстого, а ведь этот замотанный в платок поверх шапки человек дороже нам, чем все гении на свете, вместе взятые. Он выучится не открывать рот на холоде, он потом и в комнате, не разжимая губ, пройдет в свой угол и уткнется в книжку. Сын-пятиклассник пошел на минутку к товарищу и пропал, час нет, два нет, уже темно на улице, и уроки не сделаны. Наконец-то звонок, открываю дверь с готовыми упреками на устах - глаза сияют, ни тени раскаяния: "Мама, мама, я придумал такого невиданного зверя, он называется Ахтикакой и может по своему желанию превращаться во что угодно, например, в темную плотную воздушную массу, из которой торчат ножки морского ежа, рожки улитки и хвостик бегемота!"

Я потом выговорю ему про уроки и что я волновалась, и он со мной, с моей точки зрения посмотрит на то время, что его не было дома. А сейчас моя работа - удивиться и обрадоваться рожкам и ножкам, как вчера моей работой было не только приготовление ужина на всю семью, но и внимательное, прочувствованное восприятие получасовой лекции о производстве селитры, которую прочел мне тот же человек, что вот сейчас так восторженно перечисляет достоинства Ахтикакого, - мой сын.

Изо дня в день мы видим своего ребенка. Как-то, обеспокоенная наступившей тишиной, я послала старшего сына посмотреть, что делает в соседней комнате маленькая сестренка. "Ничего - живет", - ответил он мне.

Иногда нам так мало нужно, чтобы понять: просто вспомнить себя. Я была поражена, когда моя институтская приятельница позвонила и с рыданием в голосе начала говорить о своей семнадцатилетней дочери: "Представляешь, она влюбилась, никого не видит, кроме своего Левы, а у него ни образования, ни положения, он в армию через месяц уходит!" Мне казалось - это было вчера: наша певунья-Галка выходит замуж за солдатика (тонкая шея в широком воротничке), а надо же: этот Валерик - начальник отдела, интересный мужчина, и зарплата, и образование, конечно, вот и дочь взрослая. "Да вспомни же!" просила я ее. "Разве можно сравнивать!" - твердила она. Но ведь все-таки мы уже были детьми, можем себя вспомнить, а они взрослыми только будут, нам легче их понять, чем им нас. Помню, как раздражал меня дежурный вопрос мамы и папы о моих новых друзьях: "А кто его родители?" - "Ну при чем тут родители! Не знаю, не спрашивала!" - горячилась я. Яблочки хотят расти независимо от своих яблонек, и только спустя годы мы начинаем с благодарностью понимать: это во мне от мамы, это - от папы, а это - от бабушки. В те давние полудетские-полувзрослые времена я бы просто засмеялась, если бы мне сказали, какое огромное влияние оказала на меня моя бабушка-няня, неграмотная женщина, отнюдь не Арина Родионовна. А сейчас я ловлю себя на ее жестах, отношении ко многим и многим вещам, и чем дальше, тем больше.