Мариэтта Чудакова - Беседы об архивах Страница 2

Один из важнейших резервуаров памяти человечества - архивы.

- Архивы? Какие-нибудь денежные ведомости, документы, по которым люди впоследствии могут оформить себе пенсии, навести справки?

- Отчасти и это. Такой архив есть при каждом учреждении. Наглядней всего описан он в главе о Варфоломее Коробейникове в романе И. Ильфа и Е. Петр - ва "Двенадцать стульев". Старгородский архивариус устроил у себя на дому нечто вроде филиала городского архива.

"...Он зажег свечу и повел Остапа в соседнюю комнату. Там, кроме кровати, на которой, очевидно, спал хозяин дома, стоял письменный стол, заваленный бухгалтерскими книгами, и длинный канцелярский стол с открытыми полками. К ребрам полок были приклеены печатные литеры: А, Б, В и далее, до арьергардной буквы Я. На полках лежали пачки ордеров, перевязанные свежей бечевкой.

- Ого! - сказал восхищенный Остап. - Полный архив на дому!

- Совершенно полный, - скромно ответил архавариус - я, знаете, на всякий случай... Коммунхозу он не нужен, а мне на старости лет может пригодиться... - Польщенный архивариус стал вводить гостя в детали любимого дела. Он раскрыл толстые книги учета и распределения. - Все здесь, - сказал он. - Весь Старгород! Вся мебель! У кого когда взято, кому когда выдано. А вот это - алфавитная книга, зеркало жизни! Вам про чью мебель? Купца первой гильдии Ангелова? Пожа-алуйста. Смотрите на букву А. Буква А, Ак, AM, АН Ангелов... Номер? Вот! 82742. Теперь книгу учета сюда. Страница 142. Где Ангелов? Вот Ангелов. Взято у Ангелова 18 декабря 1918 года: рояль "Беккер" No 97012, табурет к нему мягкий, бюро две штуки, гардеробов четыре (два красного дерева), шифоньер один и так далее..."

Название "архив" явилось в русском законодательстве впервые при Петре I. В "генеральном регламенте коллегиям" предписано было иметь два архива один, общий для всех петровских министерств, в специальном ведении коллегии иностранных дел, и второй - финансовый. Было постановлено, чтобы в канцеляриях и конторах оконченные дела хранились не более трех лет, а затем сдавались в архив под расписку архивариуса.

Наименование это также введено было при Петре I.

Специального образования для этой должности не треСовалось (вплоть до начала двадцатого века) - сенатом решено было только, чтоб "в архивариусы избирать людей трезвого жития, неподозрительных, в пороках и иных пристрастиях непримеченных..."

Уже после смерти Петра, в целях сохранности архивных документов (которые еще недавно лежали в московских приказах и воеводских избах, ничем не защищенные от многочисленных пожаров), отдано было распоряжение сделать во всех губерниях и провинциях "по две палаты каменные, от деревянного строения не в близости, со своды и полы каменными и с затворы и двери и решетки железными, из которых бы одна была на архиву, а другая на поклажу денежной казны", но выполнено это практически не было.

К концу XVIII века образованы были Санкт-Петербургский и Московский архивы старых дел, в которых сосредоточены были архивы центральных учреждений Российской империи - Берг-коллегии, ведавшей рудокопными делами ("берг" по-немецки "гора"), Коллегии экономии, Камер-коллегии, Главного магистрата. Когда петровская коллегия иностранных дел стала министерством, при ней учрежден был Государственный архив (в Петербурге). В него перенесены были важнейшие и в большинстве своем секретные бумаги материалы из кабинета Екатерины II, в том числе ее мемуары, которые не разрешалось читать при Николае I даже взрослому наследнику престола; документы, сохранившие для будущих историков сложные обстоятельства вступления на престол Николая I, дела Следственной комиссии и Верховного суда 1825-1826 годов. С упразднением Архива старых дел (в 1834 году) часть весьма важных бумаг XVII и XVIII вв. также попала в этот архив.

В конце XIX века один из авторитетных энциклопедических словарей разъясняет не без торжественности:

"Расположенный в роскошном помещении министерства, этот архив, состоящий в ведении особого управляющего (при коем старшие и младшие архивариусы), допускает посторонних лиц к занятиям только по особому высочайшему разрешению, так как его дела составляют государственную тайну. Много важных исторических работ совершено нашими учеными на основании сокровищ этого архива".

"Роскошное помещение" - это здание Главного штаба, и посейчас огромной подковой огибающее Дворцовую площадь в Ленинграде. (Это о нем написал современный поэт: "О здание Главного штаба! Ты желтой бумаги рулон, Размотанный слева направо И вогнутый, как небосклон"). Сюда в феврале 1832 года из своей квартиры на Морской (ныне ул. Гоголя) ходил А. Пушкин - в это время он начал читать "кабинетные бумаги" Петра, работая над "Историей Петра I" -один из последних и незавершенных трудов. Рукопись его была опубликована только через сто лет после смерти поэта.

Исследователь "Истории Петра" И. Фейнберг путем многолетних разысканий (план которых обдуман был еще в годы войны, когда историк литературы нес службу в качестве военного корреспондента на Северном флоте) установил, что А. Пушкину удалось получить доступ даже к документам, хранившимся в Секретном отделении Государственного архива, наиболее "закрытым" из которых было дело царевича Алексея, лежавшее вплоть до 1827 года в запечатанном сундуке.

Напомним кстати, что учреждение, расположенное в здании Главного штаба, было местом первой службы Пушкина - в 1817 году, по выходе из лицея, он был определен в Коллегию иностранных дел (туда подбирали молодых людей с. наилучшим образованием; среди сослуживцев Пушкина был, например, А. Грибоедов), где и числился до 1824 года - во все время южной своей ссылки, имевшей форму перевода по службе.

В июле 1831 года Пушкин обратился с официальной запиской к А. Бенкендорфу, выразив желание вновь вернуться на государственную службу. Одной из основных причин было желание получить доступ к архивам.

Пушкин вплотную подошел тогда к мысли о занятиях историей. Он пишет Бенкендорфу (а следовательно, царю): "Более соответствовало бы моим занятиям и склонностям дозволение заняться историческими разысканиями в наших государственных архивах и библиотеках.

Не смею и не желаю взять на себя звание Историографа после незабвенного Карамзина; но могу со временем исполнить давнишнее мое желание написать Историю Петра Великого и его наследников до государя Петра III". На официальном этом письме Бенкендорф наложил резолюцию: "...государь велел принять его в Иностранную коллегию с позволением рыться в старых архивах для написания Истории Петра Первого". В эти же дни Пушкин воодушевленно пишет П. Нащокину, одноыу из своих самых коротких друзей, почти теми же словами: "Нынче осенью займусь литературой, а зимой зароюсь в архивы, куда вход дозволен мне царем". Слова эти витают с тех пор в переписке Пушкина и его родных. Сестра поэта сообщает мужу 6 декабря 1835 года, что Пушкин собирается в Москву: "Он уверяет, что должен туда поехать, чтобы рыться в архивах". В незаконченной поэме "Езерский" - эти же слова, как видим, основательно "обеспеченные" биографией поэта.

...Вот почему, архивы роя,

Я разобрал в досужий час

Всю биографию героя,

О ком затеял свой рассказ.

Погрузившись зимою 1832 года в архивные занятия, А. Пушкин уже не оставляет их до конца своей жизни, обнаружив черты проницательного источниковеда.

Переселившись весною 1833 года на дачу на Черную речку, он ежедневно отправлялся в архивы пешком и пешком же возвращался к вечеру. А через несколько лет в Москве Пушкин ходил в Московский Главный архив Министерства иностранных дел - тот самый, где служили знаменитые "архивны юноши", разглядывавшие "чопорно" Татьяну на балу в седьмой главе "Евгения Онегина". В среде этой были в 20-е годы прошлого века литераторы В. Одоевский и Д. Веневитинов, братья Киреевские (а задолго до того - рано умерший поэт Андрей Тургенев, брат декабриста Николая Тургенева и известного деятеля культуры пушкинского времени Александра Тургенева того самого, кому единственному было позволено впоследствии сопровождать до могилы тело Пушкина).

Устроенный еще при Петре I, архив этот принял дела бывшего Посольского приказа. Сначала он размещался в кремлевских палатах, а в пушкинское время - в купленном для него доме князя Голицына, у Покровских ворот. Сюда-то и стремился Пушкин, отправляясь 28 апреля 1836 года в Москву - в последний раз в своей жизни; о нем писал жене в каждом из писем:

"Вот уже три дня я в Москве, и все еще ничего не сделал: Архива не видал, с книгопродавцами не сторговался..." Попасть в архив было непросто. Управлял им А. Малиновский, историк и археограф, получивший репутацию человека, "который думает, что архив... тогда только важен, пока неизвестен...".

"Жизнь моя пребеспутная, - писал Пушкин жене 11 мая. - Дома не сижу - в Архиве не роюсь. Сегодня еду во второй раз к Малиновскому"; на этот раз визит был, видимо, удачен, и через три дня Пушкин пишет: