Ирина Сталькова - Материнство Страница 8

1-го сентября мамы и папы, дедушки и бабушки вдруг растерянно обнаруживают, какой он маленький, этот взрослый и самостоятельный дома сын, и какой он похожий на всех в этой негнущейся форме, с цветами, ранцем и торчащими ушами. Увидит ли учитель, что он - и не такой, как все? А увидев поймет ли, примет ли эту особенность нашего единственного ребенка, единственного, даже если в семье несколько детей? Все первое полугодие в школе не ставят оценок, а вот мой Ванюшка чуть ли не на второй день пришел важный и серьезный: две пятерки! За что? За стихи и красиво обернутые книги. Наша учительница, та, что гладила перепуганного малыша, ставит их с самого начала: за складный рассказ, за почти ровно вырезанный квадратик, за аккуратную четвертую палочку в третьей строчке. Пишу и боюсь: что там говорит по этому поводу строгая наука педагогика? Есть постановление не ставить оценок, а она не выполняет его, а директор смотрит на это сквозь пальцы. Вдруг кто-нибудь решит: "Прекр-р-атить!"?

Такие торжественные выходят первоклассники из школы после первого будничного (праздничного?) своего дня. Папы с фотоаппаратами снимают своих детей в профиль и анфас, на лестнице и у яркой клумбы. Напрасно я тяну за рукав интеллигентного бородача: "Пожалуйста, пожалуйста, снимите и нашего мальчика, они одноклассники с вашим сыном". Папа не слышит. Не помогает даже оскорбительное, с моей точки зрения: "Я заплачу". Он совершенно спокойно оборачивается ко мне, когда пленка уже кончилась.

Приходит дочь из школы, сообщает, что ничего не делала на уроке труда, так как забыла пластилин. "А у твоего соседа пластилина не было? Ты не могла у него попросить?" - спрашиваю я. - "А у нас на парте сидят по одному", объясняет мне моя первоклассница. Есть такой стишок про гвоздь и потерянную подкову, где события стремительно нарастают:

Враг вступает в город, пленных не щадя,

Оттого что в кузнице не было гвоздя.

Каждое малюсенькое событие в эти первые школьные дни может оказаться таким гвоздем, и последствия его непредсказуемы. Удобно, что дети сидят свободно на парте, никто не толкается, не мешает никому, и чтоб подружиться, необязательно сидеть рядом. Но все же, все же... что-то мне не нравится ее ответ, и что-то вообще мало такой ежедневной взаимовыручки: рисовать одними красками, выдрать листочек из тетрадки, дать ластик. Вещей и вещичек стало больше, они стали красивее, дороже, и их жальче, что ли? Нет уверенности, что дадут, и спросить стыднее?

Мы, родители, старались, как могли: мучились в душной очереди за формой, купили ранец, и карандаши, и тетради, и краски, и даже математический набор достали, мы ушивали и подшивали форму и завязывали потрясающие банты: дунет ветер - улетит наша дочка! Первый учитель нашего ребенка - и наш тоже! - встречает нас в школьном дворе. И неожиданно вспоминается, казалось бы, давно забытый день: я иду в школу с мамой, и у мамы почему-то мокрые глаза.

В той школе, где училась я, была отличная традиция: первый (и последний тоже) звонок давала самая-самая маленькая девочка-первоклашка на плече у самого длинного десятиклассника. Не имели значения его, так сказать, производственные успехи, его поведение - отличное или не совсем, главное чтоб был выше всех. Это педагогическая мелочь, но именно на таких мелочах и держится вся великая педагогика: подарить человеку радость как будто за что-то, а на самом деле - просто так. Ведь не заслуга же - высокий рост, но пусть хоть в праздник не будут "воспитывать" - учись, веди себя хорошо. На самом деле тут-то оно и происходит, незаметное воспитание чувства собственного достоинства, собственной незаменимости, причастности к общему делу: как пушинка, взлетает крошечная первоклашка на почти двухметровую высоту, степенно обходит школьный двор такой огромный дядя с такой детской гордостью на лице - чтоб всем было видно и слышно.

В сущности, будней нет, есть один непрекращающийся праздник жизни, нескончаемая сказка общения с миром. Мне странно, когда педагоги рекомендуют детям придумывать сказки, чтоб развивать их (детей). Это взрослому нужно, как говорил Я. Корчак, "подниматься, тянуться, становиться на цыпочки". Ребенок плавает в сказке, как рыба в воде, дышит ею, как мы воздухом, и не замечает ее, как мы не замечаем биения сердца.

"Слушайте музыку революции", - писал А. Блок. Вот и мне кажется, что я слышу музыку, музыку детства, что это играет "надежды маленький оркестрик" моя семья, мой ежедневный праздник.

Двухлетняя Настя разговаривает со своей куклой: "Вы ошибаетесь, мой друг! Я иду искать свою красавицу". И продолжает стихами:

Засыпает на ходу

Африканский какаду.

Заметив мое недоумение, поясняет: "У меня в голове столько песен болтается".

Саня рисует и спрашивает: "А лимон всегда желтый?"

"Когда недозрелый, тогда зеленый".

Пауза. Красит бабочку-лимонницу зеленым цветом. Я в тысячный раз объясняю, что надо бережно обращаться с карандашами, не терять их, и раздраженно заканчиваю: "Бабочки зеленые не бывают".

"А она еще не дозрела", - рассудительно отвечает сын.

Он вообще может перевоплотиться в бабочку. Четырехлетний мальчишка положил свою двухлетнюю сестру на кровать и сел ей на голову. Прибегаю на ее крик: "Саня, зачем ты сел Насте на голову?" - "А я бабочка".

Настя тут же перестает кричать и задумчиво спрашивает: "А где у тебя крылья?" Они говорят на одном языке: если на голову сел брат - надо плакать и звать маму, а если бабочка - какие же тут слезы? Их сияющий сказочный мир - тот же, что и вокруг нас, только мы не умеем его видеть.

Саня рассказывает: "Ко мне каждый вечер прилетает девочка. А знаешь, где она живет? На кучевом облаке". И я глупо спрашиваю: "А какая она?" Сын задумывается: "Я не совсем понимаю твой вопрос". Все! Дверца захлопнулась. Девочка не скоро прилетит опять, если вообще прилетит. Он был уверен, что я тоже ее знаю, оказывается - нет. Ну так и говорить не о чем: "А душу можно ль рассказать?"

Сколько изобретательности и терпения нужно ребенку, чтоб донести до взрослого свою мысль. Трехлетний Ваня загадывает мне загадки, я не могу отгадать, и он подсказывает, что слово начинается на букву "е". - "Е?" "Нет, е". - "И?" - "Нет, на ту букву, которую Настя и Саня знают". Я опять не понимаю: "Они все буквы знают". И сын терпеливо объясняет: "Ну, на ту букву, которую говорит тигр, когда рычит".

"Робот" - вот какое слово он загадал. Он еще не умеет говорить "р", но его словарь включает в себя множество техницизмов - что поделаешь, XX век. Мы рассказываем детям сказки про зайцев и медведей, а они наделяют живой душой создания человеческого разума - машины... Саня играет с Настей: "А хочешь, аккумулятор родит себе детеныша? Маленького аккумуленка?" Младших он нежно называет: Ваню - "Запорожец", а Маняшку - "маленький адаптик" (это уменьшительное от "адаптер" - хотела бы я знать, что это такое!).

Он убежден, что драконы полезные: "Знаете, какая польза от дракона? Если у кого нет спичек, можно позвать дракона, он дунет, и газ загорится".

Чудо из чудес - машина!

Открывается капот,

Чтобы "рафик" пил компот,

сочиняет Саня.

Ему снится многоковшовый роторный экскаватор, а иногда пятиковшовый универсальный агрегат. "Представляешь, пятиковшовый!" - пытается он поделиться со мной своим восторгом. И конечно, будущее свое он - мужчина определил: "Я, когда подрасту, буду шофером, а когда немножко состарюсь, стану режиссером". - "Настя, а ты кем будешь?" Женщина остается женщиной в любую эпоху, и девочка отвечает: "А я буду красавицей". Но брат не согласен: "Нет, Настя, никогда ты не будешь красавицей, у тебя взгляд очень вредный".

Ваня пришел с улицы, раздевается: "Пусть шапка полежит, а то помпончик устал все время болтаться вниз головой". Садится за стол и обращается к сосиске: "Сосисочка, бедная, несчастная, сейчас я тебя съем!"

Стулья слишком высоки для них, надо лечь животом на сиденье, прежде чем сядешь. В дверь приходится стучать ногами - не достать до звонка. Говорить запрокинув голову, чтоб видеть лицо взрослого собеседника. Но в своем мире они властелины. В солнечный яркий день Ваня на улице делает руками что-то странное. Спрашиваю: "Что ты делаешь?" И получаю потрясающий ответ: "Я жонглирую небом".

И они, эти маленькие "инопланетяне", понимают хрупкость и красоту обыкновенного чуда - жизни.

Настя мечтает: "Пусть детство никогда не кончается, пусть мы всегда будем маленькими, а мама не стареет". Саня старше, он уже знает, что время не может замереть, и предлагает свой вариант бесконечности: "Вы, когда состаритесь, не помирайте, а становитесь снова маленькие".

Так знаменитый педагог Януш Корчак назвал свою книгу: "Когда я снова стану маленьким".

ВЕЛОСИПЕД НА СТОЛЕ

Как-то мой муж, рассердившись, сказал мне: "Ты готова все ребенку позволить. Если б он сказал тебе "поставь велосипед на стол", ты бы, не задумываясь, взгромоздила бы его". Меня его слова задели, и я стала думать: а в самом деле, вдруг бы сказал сын; "Поставь!" И пришла к выводу, что сделала бы так. Собственно говоря, что бы от этого произошло? Ребенок заболел? - Нет. Стол сломался, не на чем было бы обедать? - Нет. Велосипед испортился? - Нет. Ну, а испачканное всегда можно вымыть. Что было бы? Да посмеялись бы мы с сыном: надо же, какая нелепость, тем бы конфликт и закончился, и мы бы сняли этот велосипед, поставили бы в угол, где ему место. Мы как-то ехали в такси, и Настя капризничала, увидела золотой купол церкви и закричала: "Дай!" И я тут же отреагировала - воскликнула патетически: "Ах, скорее, скорее, остановите, ах, пустите меня, пустите, я должна дать это своей кро-ошке!" И все засмеялись, даже шофер и Настя - и ссора кончилась. Пожалуй, это в моей жизни единственный такой случай заведомо нелепого и неисполнимого желания, высказанного ребенком, да и то не всерьез. Может быть, потому, что дети знают: если желание выполнимое, я выполняю его, они никогда не вопили: купи!