Амаяк Акопян - Фокусы от Амаяка Акопяна. Часть 1 Страница 2

В общем, появляется, всех приветствует на родном греческом, кланяется низко, то есть делает коленно-чашечный реверанс дамам. Потом встает за столик, берет одну из газет и завертывает в нее пакетик с грецкими орехами. Сверток кладет на волшебный стол на виду у всех греческих греков и гречаночек.

Затем проделывает то же самое с маленьким кроликом и белоснежным голубем. Взяв в руки все свертки, идет к зрителям, отдает им и просит развернуть. Те оживленно и с интересом проделывают это, но в свертках... ничего нет! Ох! Вот вам и ох, ах и ух! Грецкие орехи испарились, голубь улетел в неизвестном направлении, а кролик ускакал... Куда? Куда? К окулисту ускакал. Есть такой древний греческий анекдот с длинной, как у Синей Бороды, бородой.

Приходит один грек к доктору-окулисту и спрашивает:

— Скажите, доктор, если я буду постоянно кушать морковку, капустку, морковку, капустку, я стану лучше видеть?

— О да, конечно, конечно, лучше. Где вы видели зайца в очках?!!

Как любили шутить древние греки: «Очкарик очкарику друг, товарищ, брат, сестра — и запасные очки!!!»

Короче говоря, все исчезло. Фить! Затем на сцену театра, после того как отыграл полковой оркестр под руководством самого Александра Филипповича Македонского, вышел человечек маленького роста. Карлик не карлик, лилипут не лилипут, но по всей видимости муж Дюймовочки. Вид у него был явно бродячего фокусника. И показал всем фокус, который вызвал у всех зрителей (да и у меня тоже) большое удивление, поскольку я тоже все это прекрасно видел за кулисами. Я в тот момент тоже готовился к выходу к грекам.

Так вот, этот фокусник, бродячий лилипутик-лилигномик, расстилает на сцене мягкий пушистый коврик (да, смею заметить: чем мягче коврик, тем целее копчик...) и кладет на него монетку, чайную ложечку, блюдечко и фарфоровую чашечку. Показывает все эти предметы грекам и говорит тихим писклявым голоском:

— Вот, полюбуйтесь! Монетка! Ложечка! Блюдечко и чашка!

Затем просит одного, явно испанца, в широкополой шляпе:

— Не соблаговолите ли одолжить мне свою великолепную заморскую шляпенцию и пиджак, она же куртка. Тот снимает куртку, шляпу и отдает с улыбкой. После чего лилигном, то есть фокусник, показывает всем, что в руках у него ничего нет. Далее берет куртку и кладет ее, развернув и расстелив на коврике. Накрыв все предметы, опять повторяет таинственно:

— Вот монетка! Вот ложечка! Блюдечко, чашка!!!

Берет шляпу испанца правой рукой. Она пуста — все видят, — кладет ее поверх куртки и опять повторяет:

— Монетка! — И тут же поднимает ее. Зрители видят монетку. Опять кладет на куртку шляпу. А в это время его левая рука что-то проделывает под курткой (что — понять нельзя), вновь поднимает шляпу, и греки видят: теперь по соседству с монеткой на куртке лежит еще и ложечка. Лилипутик вновь, как кукушка, повторяет несколько раз:

— Ложка, ложка!!!

Опять опускает шляпу на куртку и, показав, что руки его совершенно пусты, вновь засовывает левую руку под куртку, а правой тут же поднимает шляпу.

Греки (и я в том числе) замечаем, что на куртке невесть откуда и как появилось блюдечко. Передав шляпку в левую ручонку, правой он шебуршит под пиджаком-курткой. Опять показывает свои маленькие, но очень ловкие, шаловливые ручонки. Они пусты. И тут же приподнимает шляпу, а на курточке уже появилась — да, да! — чашечка. И так, саркастически улыбаясь всем, заявляет:

—Чашечка! Монетка! Ложечка! И блюдечко! Хоп-ля-ля! И ваши не пляшут!!!

Возвращает испанцу его куртку и шляпу, заявляя:

— Сеньор, взгляните хорошенько на свою куртку и шляпку. Может, в них есть щели, прорези, отверстия? Кто знает, может быть, какой-нибудь бравый Дон Жуан проделал эти дырочки на дуэли, а вы впопыхах забыли их залатать???

— Нет! Нет и быть не может ни щелей, ни дырок, — отвечает явно озадаченный сеньор Дон Педро Кон Фредерико Гутеерес Морис Анхель Рамирес. Его так звали на самом деле.

— Так как же? Как же пролезли все эти предметы сквозь вещи? — шептали древние греки, верещали гречанки и визжали от восторга гречата-детишки.

И об этом чуде я расскажу. Только сделай паузу, полюбуйся на чудо, которое показал всем я. Твой покорный скромный слуга Чудик Испугович Саечкин-Акопян.

Только удалился Лилипутик Лилигномович Бродячкин, как тут же на сцену вышел я! Как всегда, отутюженный, наглаженный, всюду накрахмаленный, отбеленный, нафиксатуренный, благоухающий, сверкающий, фосфоресцирующе-люминесцентный, неоновый, переливающийся, бесконечно скромный, как Геракл, импозантный, как блистательный Ахилл, талантливый, как гомеровский Одиссей, только что вернувшийся из Одессы. Веселый, как балагуристый Софокл. Ну просто сплав юмора, сатиры и философии. Ну ни дать ни взять — Аристотель, Платон, Сократ и Аристофан в одном лице и фраке.

Да... Старик Геродот, сидящий в зале, получивший наибольшую известность за свое описание греко-персидских войн, тут же стал что-то записывать в свою электронно-восковую-лопуховую книжицу.

Что же он писал? Вот тут история умалчивает, замалчивает об этом факте в моей греческой биографии. Давайте я лучше все же о фокусе расскажу.

Ваш покорный, скромнейший из восторженных слуга подает очаровательной гречаночке, находящейся в зале, колоду карт. Их подарил мне один древний китаец у Китайской стены (я оббежал ее три раза за 10 минут на спор, но об этом тоже как-нибудь в другой раз). В общем, спор он проиграл и отдал мне эту единственную на весь Китай уникальную колоду карт.

Я, элегантный, как Китайская стена, и загадочный, как рояль фабрики «Заря», обаятельный, как серебристый счетчик на автостоянке, предлагаю взять любую понравившуюся ей карту. Гречаночка вытягивает карту и показывает всем присутствующим гречистым грекам: это «Дама пик». Ну, я им тут же с ходу анекдотец рассказываю.

У меня на родине, в России, в городе-герое Москва тоже есть не маленький и не вялый театр — Большой. Так вот, в этом самом Большом театре дают «Пиковую даму» — оперу. В финале герой, картежник вроде меня и очень азартный человек по имени Германн, приходит к древнейшей старушке-графине с пистолетом, по-вашему — с пращей, и говорит: «Три карты! Три карты мне назови, иначе хана тебе, бабуля!»

А в это время в зрительном зале находился маленький мальчик, сын милиционера, с папой — лейтенантом милиции. Вот этот самый мальчуган вдруг как закричит на весь зал: «Папа! Папа, бабулю убивают!» Отец вскочил да как гаркнет: «Цыц, малец! Это не мой участок!»

Дальше прошу свою ассистентку подать мне нитку с иголочкой. Она подает. Я предлагаю зрительнице проколоть эту карту и продеть в дырочку нитку, что она и делает. «Пиковая дама» висит себе на ниточке, не кувыркается. Прошу подать мне обруч-кольцо-хулахуп. Подают. Прошу ту же дамочку привязать эту самую карту к обручу. Так привязать, чтобы карта была в центре. Затем я очень плавно подхожу к середине сцены вместе с обручем. Поднимаю его не очень высоко над собою. Помощница выносит горящую свечку и отдает мне. Я забираю свечку и отдаю ей хулахуп с картой. Поджигаю нитку и тут же возвращаю свечу с подсвечником ассистентке, а у нее вновь забираю обруч с горящей ниткой. Нитка сгорает, а что же карта? Нет! Милая «Пиковая дама» не упала. Висит себе в воздухе, парит в атмосфере древнегреческой. А я тем временем очень осторожно провожу обручем сверху карты, снизу, сзади и спереди, как бы доказывая всем грекам, что «Дамочка» действительно висит в воздухе сама по себе и улыбается как Джоконда великого художника Леонардо да Винчи. А в финале своего номера я с ловкостью подхватываю карты, обращаюсь к публике и показываю им и обруч, и «Пиковую даму».

А пока они рассматривают их, я сыплю анекдотами.

Место действия, понятное дело, — сказочная Греция. Сын приходит из школы, и говорит маме:

— Ах, мама! Я уж и не знаю, как теперь верить нашему учителю математики Костакису...

— А что такое? — спрашивает мать.

— Да ты представляешь, вчера сказал, что шесть плюс четыре получится десять, а сегодня заявил, что семь плюс три — тоже десять.

Публика в зале схватилась за животики. Я продолжаю:

Отец возмущенно говорит сыну:

— Нострапопулус, ты же обещал мне, что вернешься домой ровно в четыре? — И показывает на песочные часы, настенные, с кукушкой.

— Да, папа!

— А разве я не обещал тебе всыпать как следует, если ты не придешь вовремя?

— Да, папа. Но раз я не сдержал своего обещания, ты. можешь не сдержать своего...

— Ха-ха-ха-ха, — продолжали резвиться греки.

Сын приходит из школы, отец интересуется:

— Ну, сынок, как тебе ваша новая учительница?