Урсула Виртц - Убийство души. Инцест и терапия Страница 22

Некоторые из моих клиенток переживали свою беременность как период страданий, потому что чувствовали себя не такими незаметными и невидимыми, как обычно. Известно, что жертвы инцеста часто одеваются особенно скромно, скрывая себя в мешковатой одежде, часто совершенно бессознательно предпочитают идти по улице близ стен домов, не могут двигаться свободно и уверенно. Во время беременности эти женщины ощущают себя гораздо более уязвимыми; из-за своего особого состояния они выделяются на общем фоне и в большей степени чувствуют на себе чужие взгляды, что в большей степени пугает, чем дает повод гордиться материнством. Вестерлунд описывает и другую реакцию[71]: чувство защищенности вследствие беременности. Будучи беременной, женщина чувствует себя более безопасно, так как материнская роль защищает ее от того, что другие воспримут ее как сексуальный объект. Некоторым нравится такое состояние, потому что они ощущают, что имеют право получить от своих мужей долгожданную нежность без необходимости платить за нее сексуально.

В ходе родов многие из этих женщин стыдятся своей наготы и своего физического состояния, которое они не могут контролировать. При этом особенно сильные переживания связаны с состояниями подчиненности и зависимости от других людей.

Даже период лактации, видимо, не свободен от ассоциаций с инцестом. Чаще всего мне встречался страх женщины испытать удовольствие от сексуального желания во время кормления грудью и поэтому увидеть себя как извращенного человека, то есть как бы стать преступницей. Это боязливое и предвзятое самонаблюдение и оценивание, что является естественной телесной реакцией, а что — неестественным поведением под влиянием пережитого инцеста, может быть очень мучительным.

Прежде чем завершить эти размышления, я хочу упомянуть, что женщины, пережившие инцест, также могут ощущать беременность и материнство как очень позитивные и поддерживающие процессы, в ходе которых они впервые чувствуют себя в контакте с чем-то сильным и хорошим в себе. Они могут чувствовать глубинную надежду, что с рождением новой жизни могут начать что-то новое в своей жизни, не затронутое инцестом.

Не только беременность, особый период интенсивных физических изменений, пробуждает ассоциации с опытом инцеста. Сексуальное использование воздействует решительно и глубоко на любое переживание телесности. Мы, люди, ощущаем себя в единстве тела и души, и каждая психическая рана отражается каким-то, хотя, возможно, не таким уж незаметным образом на нашем теле. Я считаю неизбежным включение работы с телесностью в терапию жертв инцеста. О возможностях терапевтической работы с телом я расскажу во второй части этой книги. Здесь же лишь отмечу, что большинство женщин, которых я сопровождала, переживает как проблематичное. Часто базовое отношение к своему телу у таких женщин негативное. Тело не является для них домом, в котором женщина познает себя, чувствует себя уютно и безопасно. Тело — ее предатель, она его ненавидит, оно ненадежно и неподконтрольно. Тело означает для нее опасность, зло, нечто грязное. Как тело приравнивается к насилию, так сексуальность — к использованию. Восприятие тела редко бывает адекватным, как правило, женщины воспринимают себя крайне искаженно: слишком толстая, слишком худая, слишком большая, слишком маленькая, слишком уродливая — никакое зеркало не может поправить такой образ тела. Каждый раз я испытываю сильные чувства, вспоминая одну женщину с нарушениями пищевого поведения, поглощенную ложным образом своего тела. Она ощущала себя жирной и с пышными формами, в то время как на самом деле у нее выпирали ребра и кости были обтянуты кожей, а не плотью. Тело, изнасилованное в детстве, продолжает подвергаться жестокому обращению со стороны взрослой женщины. Она пренебрегает им, третирует его голодом или перееданием, презирает, ненавидит.

Многим женщинам знакомы порывы уродовать себя, желание быть Золушкой, серой, незаметной, невидимой. Некоторые идут еще дальше, наносят себе резаные раны, тушат горящие сигареты о свое тело, расцарапывают себя до крови. Ярость, направленная не на насильника, а на саму себя, ярость на предательское тело, которое все еще реагирует возбуждением на ситуацию насилия, стыд и презрение к этому оскверненному телу — это эмоции, которые непросто «вытряхнуть» из себя.

Некоторые женщины рассказывали о фантазиях, в которых хотят заменить свое тело на другое, неженское — без груди, без стыда, на тело, которое не рискует стать объектом насилия. Другие анализанды мечтали о том, чтобы иметь пенис, чтобы никогда не произошла ужасная ошибка — прийти в этот мир девочкой.

К рискованным стратегиям выживания по отношению к телу относятся диссоциация, отщепление чувственного восприятия. Многие женщины имеют большой опыт того, как «покидать» тело, чтобы сделать его бесчувственным и невосприимчивым к боли, отчасти выйти из него как всего лишь из оболочки, которая может быть отброшена. То, что в острой ситуации насилия было спасательным кругом, может стать опасным в последующей жизни, сделать невозможной любую естественную сексуальную реакцию, разрушать отношения с партнером и заметно понижать самооценку. По отношению к телу становятся очень значимыми аспекты, которые мы уже неоднократно упоминали: доверие и недоверие, потребность в контроле и утрата контроля, власть, сила и бессилие.

5. Инцест и холокост

В этой главе я сопоставляю последствия травмирующей сексуальной эксплуатации и реакции на факт инцеста с психологическими последствиями пребывания в концлагерях и коллективной реакцией на Холокост. При этом не хотелось бы быть неправильно понятой. Это не моя идея сравнивать систематический террор, намеренное, технически совершенное истребление целой этнической группы с сексуальной эксплуатацией отдельного человека. Я далека от желания представить тривиальным ужасающее нацистское государство или устранить различия между тем и другим. Я вижу параллели исключительно в том, как пострадавшие психологически это переживают, во влиянии травмы на их психологическую целостность и на общественную реакцию на эти факты. Различные соображения привели меня к тщательному исследованию этих взаимосвязей.

Во-первых, примечательно сходство терминологии при обсуждении инцестов и нацистских преследований. В литературе инцест называют «убийством души» и говорят о «выживании» после инцеста. Оба этих понятия знакомы нам и в совершенно ином контексте. Я имею в виду исследования психологического ущерба, нанесенного личности людей, переживших нацистское преследование. В связи с законом о реституции Уильям Г. Нидерланд выпустил документальный том, который дал нам потрясающую картину ущерба от такого преследования. Он ввел в психиатрическую литературу понятие «синдром выжившего» (survivor syndrom). В названии его книги мы обнаруживаем оба понятия, которые мы применяем в работе с жертвами сексуальной эксплуатации. «Следствия преследования: Синдром выжившего. Убийство души»[72]. Нидерланд описывает, как было совершено убийство души тех, кто избежал физической смерти. Многие из спасенных после такого опыта оказались мертвыми заживо.

Для меня было поразительно, насколько прямой оказалась параллель бывших узников концлагерей с клиентками, пережившими инцест, которые приходили ко мне в кабинет и описывали свои ощущения следующим образом: «Я чувствую, будто мертва посреди жизни. Я живу, как в гробу». Многие клиентки также говорили, что они живут, как в «стеклянном сундуке или под стеклянным колпаком». Часто мы слышим отчаянные жалобы, что ничего не осталось, кроме голого факта «выживания», что эти женщины стали руинами и чувствуют себя нежизнеспособными.

В ходе моего исследования документальных телефильмов о жизни после Освенцима я снова и снова вспоминала терапевтические сеансы с людьми, которых сексуально эксплуатировали и которые сильно пострадали от этого. Атмосфера, окружающая каждого из тех, кто подвергся нацистскому террору и выжил в лагерях смерти, была мне лично знакома. В фильме Карла Фрухтмана «Простой человек» я услышала слово в слово то, что я узнала в терапии от жертв сексуального насилия. В этом документальном фильме еврейский режиссер пытается с помощью воспоминаний Якова Зильберберга выяснить, что с ним происходило в те годы в Освенциме. Он был членом зондеркоманды, которая должна была помогать ликвидировать тысячи евреев. Процитирую несколько фраз из интервью с ним и его женой: «У меня нет слов. Очень трудно говорить. Вся моя жизнь как в тумане. Все омертвело. Спасения нет. Жизнь никогда не станет другой.

Герман Шерер. „Выжившие“. Деревянная скульптура, 1925–1926 (Бухенвальд)