Герхард Бергер - Финишная прямая Страница 11

В-третьих, он был сильнее ментально, мог лучше сконцентрироваться и к концу гонки показать такие времена круга, какие ему хотелось. Как следствие, он был безошибочен, в то время как я постоянно делал какие-то ошибки. Все другие гонщики, конечно, тоже, в этом смысле Айртон Сенна был единственным в своем роде.

Многое из этого он получил при рождении. От природы он был ужасно силен ментально, и годы и десятилетия успеха делали его все сильнее, не важно в карте, Формуле Ford, Формуле 3 или Формуле 1. Сегодня я могу провести параллель с Шумахером: эту все более усиливающуюся ментальную силу, которая была изначально. Насколько далеко заходила его религиозность, я не могу сказать. В любом случае, Библия всегда была у него под рукой, она лежала в нашем моторхоуме, она лежала на его тумбочке у кровати и все-таки было похоже, что он черпает из нее свою силу. Короче говоря: если я достигал наивысшей точки концентрации во время физических тренировок, когда пахал и потел, то он при чтении Библии. Конечно, если речь шла о том, чтобы за пять минут до квалификации еще раз заглянуть внутрь себя, его система имела преимущества.

Некоторые вещи Айртон Сенна совершенно сознательно изображал таким образом, чтобы они вписывались в желаемый им имидж, например, монашество и жесткость к самому себе. Но из религии он никогда не делал шоу, он был действительно верующим, по крайней мере, как мне кажется. Какую-то роль играл пример его сестры Вивиан, она привила ему, как само собой разумеющееся, эту религиозность. У моей Анны были хорошие отношения с Вивиан, из-за общего языка и связей с Бразилией, и когда однажды та подарила ей Библию, в этом не было никакого желания покрасоваться, красивого жеста или какого то воспитательного указания. Просто не было ничего удивительного, если Вивиан дарила кому-то, кого она ценила, Библию и это воспринималось просто как дружеский знак внимания, не важно, знал ли ты, что с ней делать или нет.

Чего Айртону Сенне тогда явно не хватало, это таланта к дурачеству. В свои неполные тридцать лет он был уже очень, очень серьезным человеком, которому тяжело давалось немного «выпустить пар». Он просто никогда не делал никаких глупостей, полная противоположность мне. Позже мне удалось его неплохо растопить, но в 1990 году он был еще немного скован. Складывалось такое впечатление, что он не мог объединить со своим имиджем бессмысленное веселье с друзьями. Он был слишком зажат в том, как о нем думал окружающий мир.

К этому нужно добавить, что он обладал абсолютно другим мышлением, чем мы все. Мне казалось, что причина этого кроется в его стране, в этих огромных просторах Бразилии.

Если я вырос среди двух гор, где видимость была справа три километра и слева — три километра, а солнце было видно только в зените, то он видел три тысячи километров слева и еще три тысячи справа. Соответственно этому он думал и действовал. Если я был счастлив спонсорскому договору на один миллион и пытался собрать пять таких договоров, то он заключал один единственный договор и говорил: десять миллионов. Он не терял время на мелочи. В общем-то, мы делали одно и тоже, но он был совсем другого калибра, мелочами такого не отвлечешь.

Как бы то ни было, в середине нашего первого совместного сезона я вынужден был признать: это идеальный гонщик. И чтобы это пережить, мне тоже поневоле нужно было стать идеальным. Так я наблюдал за ним, замечал разные вещи и впервые в жизни (за исключением моего отца) начал действительно уважать какого-то человека. Но поскольку отсутствие уважения — это важная часть меня, я потерял часть своей личности.

Глава 5. Годы с Сенной. Часть 2

McLaren 1990, 1991, 1992

Сенна быстро понял, что для него я идеальный партнЈр по команде. Я удивил его чистой скоростью и подобрался к нему ближе, чем кто-либо другой, даже намного ближе, чем это удалось Просту. Несмотря на это, настоящей угрозой я не являлся, потому что он всегда держал меня под контролем благодаря своему совершенству. Поэтому он становился все свободней и свободней и все больше открывался по отношению ко мне. В то время ко мне подходило много людей с советами типа: «Ты совершаешь ошибку, ты не можешь принять его как друга, ты должен сделать из него врага, должен с ним бороться на всех уровнях», но мне это было поперек горла, я просто не ног видеть в нем врага, для этого он слишком сильно мне нравился. Такие вещи необычны для Формулы 1, но так было.

Конечно же, Айртон Сенна был ужасный эгоист, но в этом нет ничего необычного, чтобы добраться до Формулы 1, ты должен быть по определению типом, сконцентрированным только на себе. Возможно, раньше это было по-другому, тогда талантам удавалось с легкостью пробиться наверх и они могли себе позволить быть изысканными, рыцарственными. Когда мне кто-то рассказал, что в Ferrari однажды случилось, что у молодого и старого были одинаковые шансы на чемпионский титул, и когда в решающей гонке на машине старого возникла поломка, молодой предложил ему свою, просто из уважения, потому что он еще молод и у него достаточно времени, чтобы стать чемпионом позже, я спросил: когда это было? В 1956 году, услышал я, тогда мир был еще, наверное, устроен по другому.[6] Даже если бы это разрешалось регламентом, о подобной романтичной рыцарственности сегодня нечего и думать, на это никто не пойдет.

Сенна всегда и везде требовал себе лучшего, неважно в гонках или в личной жизни, в важных вещах или в мелочах. Если он звонил мне из Бразилии, то, как правило, было два часа ночи, а у него как раз вечер. Подумать в такой ситуации о других просто не приходило ему в голову. Но если об этом знать, то можно было с этим и смириться.

Так как, кроме того, он был очень умен и образован, многие только много позже понимали, с какой предусмотрительностью он прокладывал свои тактические и политические связи. В этом ему помогала его волшебство, которое было просто составной частью его ауры. Этим он мог поразить не только массы, но и больших боссов экономики. Рон Деннис еще даже не догадывался, что Honda собирается уходить из Формулы 1, он еще строил с ними большие планы, когда Сенна сказал мне: «Будь осторожен, они уходят».

На японцев магия Сенны производила особенно сильное впечатление, но когда я сегодня разговариваю с Патриком Фором, президентом Renault, и речь заходит о Сенне, он все еще закатывает глаза. Иногда мне казалось, что только одним своим присутствием Сенна вводил людей в транс, подобно народным героям или демагогическим лидерам. У Сенны было это излучение и, хотя он и без того был самым сильным, это делало его еще сильней во всех ресурсах, которые нужны для Формулы 1.

К концу 1990 года мы сблизились еще больше, все чаще встречались. Он приезжал к нам на корабль — «Марию Роза 27». Мы стояли у Сардинии, веселились и катались до упаду на водных мотоциклах. Особенно хорошо он находил общий язык с моей Анной, она ведь выросла в Бразилии. Иногда мне казалось, что он не мог понять, как такой ветрогон, как я заполучил такую чудесную жену.

В водных мотоциклах мы действительно доходили до предела (Сенна каждый раз настраивал карбюратор) и иногда нам приходилось вылавливать друг друга из воды, потому что эти штуки просто разваливались на части.

Потом он пригласил меня в Бразилию, в свой фантастически расположенный дом в Ангре, прямо на песчаном пляже. В море вел бетонный причал и если волнение не было особо сильным то, пригнув голову, под ним можно было проехать на водном мотоцикле. Сенна хорошо это умел, хотя бы из-за постоянных тренировок. А вот для гостя это выглядело довольно рискованно. Мне уже от одного наблюдения становилось не по себе, но вероятно так оно и было задумано.

Дом Сенны у моря был прекрасен, но он не имел таких мистических размеров, как можно было прочесть или услышать. Из-за того, что он капитально отгородил свои владения и никого не подпускал близко, легенды ширились без особых стараний со стороны самого Сенны. Все умножалось на фактор Сенны и, если он пробегал 15 км, на следующий день в газете стояло: Сенна при палящей жаре пробежал по песку 35 км.

Но правда впечатляла и без того. Я познакомился и со знакомыми Сенны, в том числе с его названным дядей Брагой, которого можно назвать настоящим богачом бразильских масштабов. В то время начались особые отношения между Сенной и Йозефом Леберером, которые продолжались до самой его смерти. Йо был одним из тех массажистов и специалистов по фитнессу, которые пришли в Формулу 1 в кильватере знаменитого Вилли Дунгла и вскоре без них уже нельзя было обойтись. Сначала Йо отвечал в McLaren за обоих гонщиков, позже в Williams только за Сенну. Его талант клоуна был приятным дополнением к массажу и медицине, а у Сенны все-таки имелась некоторая необходимость наверстать упущенное в смысле делания глупостей без особого смысла и забот об имидже.

Когда я вернулся в Европу, мы перезванивались каждые пару дней, и он много рассказывал о своей личной жизни. В то время он был сильно влюблен в Шушу, так сказать, няню бразильского телевидения, чрезвычайно популярную по всей стране. Она была первоклассной в любом отношении и, вероятно, одним из немногих людей, равных Айртону Сенне. Она была его мечтой, но кажется, не подстраивалась под него, как ему хотелось и, во всяком случае, в его внутреннем мире было больше кризисов, чем можно было бы подумать.