Ашот Мелик-Шахназаров - Олимпионник из Артаксаты Страница 13

Над Альтидой вновь прозвучала труба — на сей раз четырежды, и сразу же вслед за последним сигналом глашатай, выбранный из самых громкоголосых жителей Элиды в специальном конкурсе, известил о начале торжеств.

Жертвенным обрядам посвящался весь первый день Олимпийских игр. Большая торжественная процессия начинала своё шествие от Пританея[12]. В назначенный час у его массивных дверей собрались элланодики, которым сюда от места их жительства, Элланодикеума, было рукой подать. Жрецы с жертвенными животными приходили ещё раньше. Они шли от западных стен Альтиды и затем выходили к Пританею через Северные ворота. Здесь же собирались представители власти и главы посольств. Последними под руководством педотрибов появлялись состязатели и поединщики.

Едва трубач опустил трубу, как толпа у Пританея перестроилась в колонну. А когда до элланодиков долетел зычный голос глашатая, они пустились в путь, увлекая за собой всю колонну. Дорога была не длинная. Торжественная процессия вышла из Северных ворот и двинулась по улице вдоль южного портика гимнасия. Дойдя до угла, шествие повернуло налево. Возглавлявшие процессию элланодики ступали медленно и важно. Солнце до боли в глазах разжигало пурпур их одеяний и усиливало контраст между белоснежными хитонами жрецов и смоляной шерстью мелко блеющих баранов, которых вели жрецы и их помощники.

Сразу же за жрецами шли римский проконсул и официальные посольства различных городов и стран.

Из-за недостатка места состав посольств был ограничен. Каждого посла сопровождали лишь по два-три приближённых и по пять-шесть рабов. Последние несли жертвенные дары. Сразу же после того, как процессия миновала термы и вступила на Дорогу шествий, к многочисленным состязателям и поединщикам, замыкавшим процессию, примкнули две украшенные золотом и серебром колесницы. ‘Под стать колесницам были и запряжённые в них богато убранные кони рыжей и серой масти. На конях и в колесницах не было ни всадников, ни возничих. Их вели за шитые серебром уздечки чёрные рабы.

Всё свободное пространство, насколько охватывал взгляд, было заполнено зрителями. Если у гимнасия и палестры, вдоль реки Кладей, у терм и Леонидайона можно было увидеть разношёрстную толпу, то на территории Альтиды находились лишь жрецы и почётные гости Олимпии. Право занять места внутри Альтиды, в непосредственной близости от алтарей, где должны были происходить жертвоприношения, покупалось задолго до Игр у специальных распорядителей, постоянно дежуривших в Булевтерии[13]. Что касается простых смертных, то они с самого раннего утра устремлялись на возвышавшийся над Олимпией холм Крона, откуда открывался величественный вид на священную Альтиду с её алтарями и жертвенниками, к которым медленно двигалась торжественная процессия, возглавляемая элланодиками.

Миновав около семидесяти жертвенников, процессия направилась к большому алтарю Зевса. По знаку элланодиков колонна расположилась полукругом. В первых рядах оказались жрецы с баранами, блеявшими всё громче и тревожнее. Сзади расположились кони и колесницы.

По знаку верховного жреца помощники подвели крупного чёрного барана к жертвеннику. Баран пугливо оглядывался по сторонам, но, ступив на преджертвие — профисис, стал почему-то спокойнее. В это время к нему подошёл один из помощников с небольшим острым ножом в руке. Он ловким, привычным жестом закинул вверх голову животного и резким движением перерезал ему горло. Алая кровь брызнула на профисис, потекла по чёрным мраморным ступеням, ставшим сизыми от пепла сожжённых ранее животных. Двое помощников принялись быстро освежевывать тушу барана, затем отделили бёдра и передали сочившиеся кровью конечности поднявшимся сюда жрецам, которые понесли их дальше, на верхнюю часть жертвенника.

Толстый слой пепла покрывал вершину алтаря. Здесь, на вершине, были особым образом сложены дрова из белого тополя. Жрецы уложили на них бёдра барана, другие части разделанной туши оставили на профисисе. Только шею барана отложили в сторону. Она предназначалась дровосеку, принёсшему на алтарь Зевса дрова белого тополя.

Верховный жрец поднялся на самую вершину алтаря. Во время жертвоприношений, посвящённых Играм, этой чести удостаивался только он. В другое время подниматься на верхнюю площадку алтаря могли и другие жрецы. И не только жрецы, а вообще все мужчины, приносящие жертву. Женщинам и девушкам дозволялось подниматься на алтарь не выше профисиса.

Седой, белобородый жрец, одетый во всё белое, молча поднял руки до уровня глаз. В руках его сверкнул прозрачный диск. Полированная поверхность диска собирала в пучок яркие лучи летнего солнца и посылала их в одну точку — в центр будущего костра. Это был самый торжественный миг. Если костёр разожжётся быстро, значит, жертва угодна богам. В Альтиде воцарилась тишина. Не было слышно даже блеяния чёрных баранов, которые, испугавшись внезапно наступившей тишины, робко озирались по сторонам. Напряжение достигло высшего предела. Застывшая на вершине алтаря фигура жреца словно превратилась в изваяние. Минута казалась вечностью.

Вдруг жрец резко выпрямился. Голова его запрокинулась назад, белая борода задрожала на лёгком ветру. Он вскинул вверх обе руки. В правой вновь блеснул прозрачный диск. Над дровами показалась тонкая струйка дыма. Ещё мгновение, и сложенные лесенкой тополиные дрова затрещали, охваченные языками пламени. В воздухе явственно запахло жареным мясом.

Верховный жрец опустил руки, и по этому знаку все прочие жрецы повели к профисису упирающихся баранов. Помощники жрецов споро и ловко сбивали с ног животных и, крепко схватив их за передние и задние ноги, удерживали в лежачем положении. Белые фигуры жрецов наклонились над жертвенными животными. Почти одновременно вокруг алтаря блеснули ножи, засверкали в свете солнечных лучей. Полетели в стороны бараньи головы. Фонтаны крови забили по всему полукружию алтаря, оставляя алые разводы на белых хитонах жрецов. Вскоре около десятка чёрных бараньих голов, отделённых от туловищ, валялись на профисисе. Эти головы ещё жили. Веки над их глазами ещё вздрагивали, будто стремясь постигнуть тайну непознаваемого. А их туши, вмиг разделанные, уже размещались на алтаре. Бёдра верховный жрец подкладывал в костёр, шеи оставлялись для дровосеков, остальные части туши ожигались на профисисе. Но прежде чем жрецы и их помощники бросали части туши в костёр, проворные руки помощников отрезали от них лучшие куски и откладывали в сторону. Быстро наполнявшиеся мясом котлы уносили служители Олимпии, чтобы потом лучшие повара приготовили из свежей баранины изысканные блюда для вечерней трапезы в честь официальных посольств и знатных гостей Олимпии.

Вскоре на всех алтарях Альтиды закурились костры. Повсюду слышалось блеяние баранов, приносимых в жертву друзьями и родными состязателей и поединщиков.

Ещё дымились костры на вершине алтаря Зевса и профисисе, а жрецы, ведомые своим старейшиной, двинулись, разрывая полукруг участников процессии, к Портику Эхо. Представители посольств, делегации городов, состязатели и поединщики повернулись спиной к алтарю и приблизились на несколько десятков шагов к двум жертвенникам, стоявшим перед Портиком, недалеко от входа в крипту. В отличие от алтаря Зевса, у которого испрашивали успеха для всего грандиозного празднества в Олимпии, эти два жертвенника имели непосредственное отношение к самому исходу состязаний. Один из них принадлежал Гермесу — покровителю молодых атлетов, а другой — Счастливому случаю, от которого, увы, также зависело немало, и не только для исхода самих состязаний, но особенно для результатов жеребьёвки, проводимой перед началом Игр.

Порядок жертвоприношения здесь был иным, что объяснялось, конечно, целью обряда. Верховный жрец и его окружение освящали сам процесс жертвоприношения, но не участвовали в нём непосредственно. Жрецы выстроились в Портике Эхо над жертвенниками, едва превышавшими высотою рост человека. Приносимых в жертву баранов совсем не было видно за загорелыми, мускулистыми телами атлетов, которые должны были прикоснуться к густой шерсти жертвенных животных, прежде чем бараньи головы будут отсечены острыми ножами.

Заклание жертв на этих двух алтарях производилось от имени и на средства атлетов, но делалось от лица всех участников Игр. Они молили Гермеса дать им своё покровительство и просили Счастливый случай ниспослать им удачу.

Верховный жрец снова поднял руки вверх. Другие последовали его примеру и замерли так, пока костры, зажжённые от факелов, принесённых от алтаря Зевса, пожирали мясо жертвенных баранов. Сильный порыв невесть откуда взявшегося ветра подул из-за спины участников и погнал дым от костра жертвенников прямо на жрецов. Но те стояли не шелохнувшись в белых хитонах с кровавыми разводами, и только самые старые среди них слегка щурили глаза, чтобы защитить их от едкого дыма. Верховный жрец стоял как статуя, с широкими, развевающимися по ветру рукавами хитона, строгий, величественный, а его старое, морщинистое, словно выточенное из паросского мрамора, лицо продолжало сохранять полное бесстрастие.