Александр Бубнов - Спартак: 7 лет строгого режима Страница 14

Николай Петрович очень не любил «Динамо». Неприязнь возникла, видимо, после лагерей. И когда я перешел из «Динамо» в «Спартак», он меня остерегался. Но не мог же я ему, человеку, которого едва тогда знал, рассказывать, что в «Динамо» был такой бардак, что после Спартакиады народов СССР я готов был уйти куда угодно и что Бесков был именно тем тренером, к которому я хотел попасть во что бы то ни стало. Тем более что Бесков мне сам намекнул, что не против видеть меня в «Спартаке». Он мне это сказал, когда пришли «слонов» получать за выигрыш Спартакиады. На выбор — квартиры, машины, мебель…

Я никак не мог получить ордер на квартиру для моих родителей, выделенную «Динамо». Дед через Моссовет моментально решил эту проблему.

На Спартакиаде народов СССР 1979 года я увидел Деда во второй раз. И когда в «Динамо» стало совсем плохо, решил ему позвонить. За телефоном Старостина обратился к Владимиру Ильичу Козловскому, который работал в Малаховке в областном институте физкультуры. Там, в отличие от столичного ГЦОЛИФКа, можно было учиться годами.

Я этим особо не пользовался, старался учить все, что было связано с футболом, и не только с ним, и вовремя сдавать зачеты и экзамены. Даже на лыжах ходил, хотя в Орджоникидзе детей этому не учили.

Козловский меня любил. Когда попросил у него телефон Старостина, он поинтересовался, в чем дело. Объяснил, что хочу уйти из «Динамо» в «Спартак». Оставаться сил не было. Все надоело, хотя играл уже в разных сборных.

Козловский меня выслушал и телефон Старостина дал. Но я не учел, что он работал в научной группе «Торпедо», и когда узнал о моих проблемах, тут же связался с Валентином Козьмичом Ивановым, главным тренером автозаводцев. И Иванов захотел со мной встретиться! Мне так неудобно стало. Я ведь просил Ильича мне со «Спартаком» помочь, а он сразу в «Торпедо»! Как будто только этого момента ждал. Дурацкое положение: Иванова я уважаю и отказаться от встречи не могу, но в «Торпедо» не хочу, потому что мне не нравится торпедовский стиль.

Спрашиваю Зою:

«Что делать?» — «А что делать? Сходи послушай, что он тебе скажет».

Договорились с Ивановым встретиться на стадионе «Торпедо» на Восточной улице. Он встретил меня, завел в тренерскую. Говорил очень уважительно. Но я-то знал, кто такой Иванов. Великий футболист! Если Бесков-футболист был для меня фигурой во многом абстрактной — моему поколению он был больше известен как тренер, то как играл Иванов вместе со Стрельцовым и Ворониным, я видел.

Правда, не знал, что по молодости Иванов и Стрельцов были в плохих отношениях с Бесковым. Он даже хотел их отчислить из «Торпедо», но в итоге они сами Бескова отчислили!

Я никогда ничего нигде не просил, но разговор начался так.

Иванов: «Александр! Трехкомнатная квартира, «Волга» и все, что тебе надо».

Я: «Валентин Козьмич! Спасибо, конечно, но мне ничего не надо. Дело не в квартире или машине. У меня в «Динамо» дела плохи, и я не хочу там оставаться».

Прямо отказать Иванову я не мог. Спасло меня то, что был офицером.

«Мы бы тебя сразу взяли, именно такой игрок, как ты, нам нужен, но ничего не получится».

И я перекрестился.

У «Торпедо», которое принадлежало автозаводу имени Лихачева, были огромные возможности, но с «Динамо» ему трудно было тягаться. А Дед в «Спартаке» имел прямой выход на Виктора Гришина, первого секретаря Московского горкома партии. Там силы были помощней. Через Гришина Дед решал любые вопросы.

С Ивановым мы расстались. Торпедовец из меня не получился. Да и не мог получиться, потому что я мечтал только о «Спартаке».

Спартакиада, где я впервые играл под руководством Бескова, на какое-то время отвлекла меня от мыслей об уходе из «Динамо». Сборную Москвы решили создать на базе «Спартака» и «Динамо», а во главе ее поставить Константина Ивановича.

Я попал в предварительный список кандидатов. Перед Спартакиадой предстоял сбор команды, и я рассчитывал на нем оказаться. После поражения в Самаре в последнем туре перед месячной паузой в чемпионате настроение было поганым, и мне не хотелось в «Динамо» заниматься не пойми чем, сидя на базе в Новогорске.

Автобус в Тарасовку, где должен был проходить сбор, отправлялся от Сокольников. Я пришел пораньше. Федор Сергеевич Новиков, помощник Бескова, на меня как-то странно посмотрел. Я внутренне удивился, но ничего у него не спросил. А когда после победы на Спартакиаде спустя месяц вернулся домой, мать рассказала мне историю. Оказывается, как только я ушел из дома, появился Ловчев. И сказал: «Саше не надо приезжать на сбор». Ловчев жил напротив меня, и потому кто-то из руководства «Динамо» попросил его к нам зайти. Но он опоздал и меня не встретил.

Приехали в Тарасовку. Бесков увидел меня, но ничего не сказал. У него была плохая черта: никогда не говорил игроку, что тот не нужен или отчислен. Он эту неприятную функцию на Старостина перекладывал.

Казалось бы, вызови человека, поговори с ним, объясни, в чем дело. Но Бесков не хотел, и Деду приходилось что-то выдумывать. Иногда он прямо говорил: «Не знаю, почему тебя Бесков выгоняет». Хотя на самом деле все знал, но хитрил. Уже в «Спартаке» я понял, что Дед далеко не всегда бывает честным и искренним. А позже и вовсе перестал ему доверять, и это стало одной из причин, почему я решил не оставаться в «Спартаке».

Так вот. Приехал я тогда в Тарасовку, пообедал.

Появляется Бесков: «Здравствуй! Ты что такой грустный?»

Отвечаю: «А чему радоваться, Константин Иваныч? В «Динамо» все плохо».

А Бесков считал, что раз футболист приезжает в сборную, должен быть в хорошем настроении. В тот момент он не набрался духа сказать мне, что я ему не нужен, а Старостина рядом не было. Решил по-хитрому сделать, и это сыграло мне на руку. Бесков думал дать мне потренироваться, а потом уже отчислить.

Но Сан Саныч Севидов, хотя «Динамо» играло плохо, заложил такой фундамент, что для всех «максималка», которую дал Бесков, была смерти подобна, а для меня оказалась ерундой.

В итоге Бесков меня оставил, а убрал защитника Сергея Пригоду из московского «Торпедо». Мне в той сборной достаточно комфортно было, потому что половину ее составляли динамовцы — Пильгуй, Маховиков, Никулин, Петрушин, Якубик и Максименков. За три спартакиадные недели я ближе познакомился со Старостиным и успел побывать на его знаменитых собраниях.

Деду было все равно, с кем их проводить — со сборной или с клубной командой. Называлось это политинформацией, и никто не горел особым желанием на ней присутствовать. Дасаев говорил, лучше бы в карты поиграли. Но Дед к политинформациям относился серьезно. Бывало, сядет, разложит газеты и начинает рассказывать.

Он любил читать и интересовался политикой. Читал «Литературную газету». Среди людей искусства у него было много друзей и знакомых. Когда мы летели куда-нибудь за границу или в советскую глухомань, Дед собирал все газеты и с толстой пачкой садился в самолет. Читал весь полет и был в курсе всех дел. Так что его лекции были любопытными, он к ним готовился и рассказывал интересно.

Мне запомнилась одна политинформация, которую Дед начал так: «Посмотрите, что Тэтчер, стерва, делает!» Все рассмеялись, но Дед произнес эту фразу абсолютно серьезно.

Слушать политинформацию Старостина было интереснее, чем установку на матч Бескова. Тем более что после тренерского совета мы обычно и так все знали. Бывали, конечно, неожиданности по составу, но не часто. У Бескова не было ни атакующей, ни оборонительной тактики. Был сбалансированный футбол.

Спартакиада народов СССР была турниром высочайшего уровня. Каждую республику представлял базовый клуб, куда добавляли 2–3 футболиста из других команд. За Украину играло киевское «Динамо» плюс Виталий Старухин из донецкого «Шахтера». Старухин рассказывал: «Я еще вперед бегу, а они уже все у чужой штрафной. Собираюсь назад, а они мимо меня несутся. Лучше бы я в Донецке сидел, пиво пил! Они носятся по полю как угорелые, и не поймешь, куда бегут!»

У Лобановского, главного тренера Украины, все было серьезно, в отличие от сборной Москвы, которая собралась лишь в июле накануне Спартакиады. Половина игроков — «Спартак», половина — «Динамо». Команды-антиподы. Упрямый Бесков в качестве главного тренера и Дед — начальник команды. Но это не помешало нам победить Украину в полуфинальной группе (2:0).

Дед сделал для Бескова очень много, особенно поначалу, когда Константин Иванович только пришел в «Спартак». Многие считали, что Старостин-Бесков — самый сильный тандем в нашем футболе. У Деда вся Москва была схвачена на хозяйственном уровне, Бескову не было равных на футбольном. Если бы они не стали выяснять отношения, «Спартак» добился бы гораздо большего.

Спартакиаду мы выиграли только благодаря гению Бескова. После нее все игроки сборной Москвы получили звания мастеров спорта международного класса. У меня, правда, оно уже было за победу на чемпионате Европы среди молодежных команд. По большому счету, мне заслуженного должны были дать, как я это себе представлял.