Герхард Бергер - Финишная прямая Страница 14

Годы с Сенной были концом беззаботности, но они очень много дали мне как гонщику, даже если я не могу это стопроцентно доказать результатами.

Я начал серьезно работать, чтобы охватить весь гоночный спорт в комплексе, каким он сегодня и является. Сенна и Прост были намного впереди меня по прилежанию, но и я теперь полностью выкладывался. Мне казалось, будто я из сказочной страны попал сразу на рудники, столь драматичной была смена условий труда. По чистой скорости, основе экстремального гоночного вождения, Сенна меня не опережал, это каждый раз можно было считать с компьютерных распечаток. В самых скверных местах, в пассажах, проходимых на 250 км/ч, у меня еще чаще, чем у него, можно было видеть ровную линию полностью нажатой педали, даже на кругах, где лучшее время показывал, в конце концов, он. Он выигрывал время, потому что был более завершенным и совершенным человеком, а не более быстрым.

В Ferrari после тренировки для меня было привычно сказать своему инженеру: так, у моей машины вот здесь избыточная поворачиваемость, а вот там — недостаточная, и еще она чуть-чуть жестковата. Потом я хлопал его по плечу и говорил, теперь твоя работа, завтра утром не должно быть никакой избыточной и недостаточной поворачиваемости, после чего я, отпуская шутки, уходил.

Вдруг эти дни на гоночной трассе стали означать плотную работу с самого утра до семи вечера, бесконечные анализы компьютерных данных, бесконечные дискуссии с инженерами. Сенна знал момент затяжки каждого болта, он хотел знать вообще все и везде участвовать в принятии решений. Прежде чем дать поставить стабилизатор, он десять раз крутил его туда и сюда.

Как только я привык к такой интенсивной работе, я стал, собственно, радоваться этому, я этим интересовался, я хотел быть в самой середине. Вдруг я почувствовал себя взрослым, по крайней мере, в своей приобретенной профессии гонщика.

Физически я, конечно, тоже прибавил. Хотя и никогда не пытался преодолеть Сенну в его забегах по жаре, но я истязал себя неизмеримо больше, чем раньше.

Глава 5. Годы с Сенной. Часть 4

McLaren 1990, 1991, 1992

С его смертью в Формуле 1 как будто закатилось солнце

На третий наш совместный год в McLaren даже способности Сенны достигли границы. 1992 был годом Williams-Renault и в особенности годом Найджела Мэнселла, который сразу выиграл первые пять гонок подряд.[7] Причиной этого потрясающего превосходства была отличная согласованность трех факторов и их безошибочное воплощение командой и гонщиком. Williams имел лучший доступ к таинствам активной подвески, Renault построил супермотор, а Elf нашел чрезвычайно эффективную формулу топлива — тогда же царила значительная свобода в области бензиновых смесей.

Примерно oценив тенденции в McLaren Сенна еще весной мне сказал:

«Будь внимателен, Рон хочет урезать твою зарплату».

Я уже упоминал, что мы особенно хорошо гармонировали в денежных делах, я поражался беспощадности его требований, а также его прозорливости в воплощении заявлений, казавшихся поначалу утопическими. Аукционная торговля Сенны была искусством, выходившим за чисто денежные рамки.

Даже если мы часами болтали, тема была обычно узкой, поскольку все мысли крутились только вокруг достижения успеха. Собственно, тема была одна: как можно достичь еще большего успеха и осваивать одну вещь за другой? Мы могли часами слушать друг друга, если один из нас рассказывал о своем способе переговоров и заключения контракта. Наши позиции были, конечно, несравнимы, он мог предъявить в пять раз больше успехов и имел огромный бразильский рынок за спиной, но ему нравилось, как я боролся и использовал все возможности. А что касалось него, то вызванное им взрывное повышение зарплат в Формуле 1 было настоящим безумием. Это были скачки того размера, каких до него достигал только Ники Лауда, а после него — Михаэль Шумахер.

Или вот история о том, как он на протяжении многих лет сталкивал лбами Рона Денниса и Фрэнка Уильямса. Williams был на пути к вершине, с правильным мотором (Renault, прежде всего ввиду возможного ухода Honda), с правильными инженерами и вообще с правильной хваткой. Чего не хватало, так это совершенного гонщика уровня Проста или Сенны. Прост более или менее был связан с Ferrari. Сенна, собственно, пока хотел остаться в McLaren, так что использовал против Рона Денниса жадность Фрэнка Уильямса.

Он сказал мне:

«Я буду требовать столько-то», это было на 40 % выше потолка заработков Формулы 1, которого достиг Ален Прост.

Я был восхищен и поздравил его хотя бы с намерением произнести такие суммы вслух.

На следующее утро, на завтраке, он сказал:

«Я тут поразмыслил, я потребую столько-то». Это было выше еще на 20 %.

«Ты спятил. Невозможно».

«Увидишь».

Переговоры растянулись бесконечно, они, должно быть, стали невыразимым мучением для Рона Денниса. Но Сенна получил свою сказочную сумму, причем его интересовали не столько деньги, сколько факт достижения двойного заработка по сравнению с Аленом Простом. В два раза больше Проста, да еще из кошелька Рона Денниса, можете себе представить! Из-за этого Деннис был несколько недель в жалком состоянии, поскольку не знал, где ему взять столько денег. Сенне было, конечно, все равно.

Так что, если Сенна говорил теперь, что продление моего договора с McLaren катится по наклонной плоскости, он наверняка знал, о чем говорил. Еще важнее то, что Сенна благодаря своей интимной близости к Японии знал, что Honda не будет больше участвовать в гонках с 1993 года.

Без моторов Honda положение McLaren по отношению к Williams-Renault ухудшилось бы еще драматичнее.

Сенна сразу подтвердил мою первую инстинктивную мысль — перейти в Ferrari. Я был не совсем уверен, не хотел ли он использовать меня этаким разведчиком, чтобы сначала дать возможность все как следует выбраковать, а через один или два года самому перейти вслед за мной. Поскольку, в сущности, то, что он представлял ультимативной высшей точкой своей карьеры гонщика, было соединением магии Ferrari и магии Айртона Сенны и синтезирование, таким образом, сенсационного произведения искусства. Но для этого ему была нужна топ-команда Ferrari, а не команда в том неупорядоченном состоянии, в котором она тогда находилась, несмотря на Проста.

Как бы то ни было: я склонялся к Ferrari. Тогда я не хотел сознаваться, но время лечит раны. По правде говоря, у меня было чувство, что я не смогу дольше переносить Сенну. Его знания, его репутацию, его личность, все это я мог до тех пор неплохо выносить, но мысль о еще одном годе в одной команде делала меня больным. Я тосковал по тому, как снова выйду из его тени, стану личностью и буду играть главную роль в команде.

Ferrari облегчила мне все это. Они хотели заполучить меня сильно и на самом деле. Я получил отличное предложение и подписал контракт еще в мае. На Гран-при Канады я сказал Рону Денису, что собираюсь уходить от него. Рон был совершенно не подготовлен к этому, он был уверен во мне.

Случайно Канада стала бурной гонкой, которая прервала скучное однообразие процессий Williams в этом году. Сенна заманил Мэнселла в обгонный маневр, который ни при каких обстоятельствах не получился бы. Я победил в поединке Патрезе, стал угрожать Сенне, пока у него не появились проблемы, потом защитил свою лидирующую позицию от атак Шумахера и выиграл мою первую гонку за McLaren со времени любезности Сенны в Сузуке. Я хорошо помню эти выходные еще и потому, что путешествие в Канаду я совершил как свою расширенную летную практику и на небольшом самолете Citation I пролетел над Гренландией. Обратное путешествие я не забуду никогда.

Идея о том, чтобы сразу в Монреале завалиться спать, лишь едва промелькнула. Нет, мы предпочли немедленно пролететь первый этап до Гуз-Бэй. От усталости не осталось и следа, кроме того, я был лишь вторым пилотом, а капитаном был Зиги Ангерер. Так что мы устремились в направлении Лабрадора.

Гуз-Бэй, вероятно, существенный опорный пункт для контроля над воздушным пространством Лабрадора и Северных территорий,[8] во всяком случае, там располагалось больше истребителей-бомбардировщиков, чем хотелось бы видеть, но в остальном мне вспоминается немного. Даже в июне встречались белые медведи, а зиму описать не удастся никому. Пока самолет обслуживали, почти наступила полночь, и такси, отлично подходившее ко всей ситуации, которая могла бы разыгрываться и в Сибири, доставило нас в отель под следующим названием: «Отель Лабрадор».

Поесть в отеле было уже нечего, но если поспешить, мы успевали в ресторан, конечно, пешком, поскольку такси уже уехало.

Мы прошли пару бараков, пока освещение не указало нам путь направо. Ресторан назывался «Гонконг».

Я хотел для достойного окончания дня заказать шницель по-венски с кетчупом и картошкой фри, но вынужден был изменить заказ на строганую говядину, тем не менее, с кетчупом и картошкой фри. К сему мы употребили любимое пиво сорта «Labatt’s Blue». У меня было совершенно ясное представление, чего бы я пожелал себе в вечер такой победы: ленту транспортера, которая перенесла бы меня непосредственно от стола в постель, по пути должна быть встроена моечная установка, как для автомобилей, со щетками и шампунем, и я бы появился с другой ее стороны, вымытый и высушенный.