Игорь Фесуненко - Чаша Мараканы Страница 2

Долго не стихали взаимные попреки, угрозы и брань в кабинетах футбольных федераций и на страницах прессы, вновь продемонстрировав старую истину о том, что бразильцы умеют красиво побеждать, но еще не научились красиво проигрывать.

В результате первые полтора года после поражения в Англии были потеряны. До конца 1967 года бразильская сборная всего лишь трижды встречалась с серьезным соперником, и все три матча закончились вничью (с командой Уругвая), после чего руководящие футбольные чиновники вдруг протрезвели и, выяснив, во-первых, что в результате «ливерпульской трагедии» конец света не наступил и жизнь продолжает идти своим ходом (причем таким быстрым, что очередной чемпионат мира приближался с устрашающей скоростью), сделали второе и еще менее приятное открытие, которое состояло в том, что на сей раз бразильской команде предстоит пройти неприятную процедуру отборочных игр, от которых она была освобождена свыше десятка лег. И оказывается, до начала этих игр остается полтора года. Всего полтора года! Началась лихорадочная суета, новые споры, старые препирательства из-за распределения начальственных мандатов и руководящих должностей.

В конце концов тренером был назначен один из трех братьев Морейра – Айморе, тот самый, что руководил национальной командой на победоносном чемпионате 1962 года в Чили.

Под его руководством сборная провела в 1968 году свыше 20 матчей. Блистательные победы (2:1 – над сборной ФИФА или 6:3 – над сборной Чехословакии) чередовались с меланхолическими ничьими и удручающими поражениями. К концу сезона бразильская пресса открыла кинжальный огонь по руководству СБД (Бразильской конфедерации спорта) во главе с Авеланжем. В воздухе пахло грозой: до первого отборочного матча оставалось восемь месяцев, а по-настоящему сильной, сыгранной команды Бразилия так и не имела. Морейра был, по сути дела, игрушкой в руках конфедерации и назначенного ею руководителем команды банкира, биржевого дельца, промышленника и владельца радио и телестанций Карвальо. В матчах 1968 года в сборной было перепробовано 57 футболистов, но сколько-нибудь постоянного состава так и не определили. И кое-кто из тренеров и обозревателей уже мрачно прогнозировал, что сборной Бразилии не удастся даже пробиться в число шестнадцати финалистов мексиканского турнира.

Летние январские футбольные каникулы на рубеже сезонов 1968 и 1969 годов слегка пригасили бушевавшие страсти. И, вероятно, поэтому сенсация получилась особенно оглушительной, когда 4 февраля 1969 года передачи всех бразильских телестудий и радиостанций страны были прерваны экстренным сообщением о том, что тренером сборной назначен Жоао Салданья.

«Человек, который разбирается в людях». Так охарактеризовал его патриарх бразильской литературы Жоржи Амаду, которого репортеры, разумеется, не смогли оставить в стороне от полемики, охватившей всю страну и вызвавшей реакцию более бурную, чем в иных странах смена кабинета министров.

«О Жоао я имею право судить, поскольку мы с ним старые друзья. Это человек, который разбирается в людях и умеет ими руководить».

«Мы потеряли сборную!» – этот трагический вывод был переброшен через разворот одной из крупнейших газет Сан-Паулу, «Жорнал да тарде», подвергавшей уничтожающей критике и Салданью, и конфедерацию спорта. Она отражала разочарование футбольных хозяев этого крупнейшего латиноамериканского города, надеявшихся, что тренер будет выдвинут из Сан-Паулу. «Наша первая победа», – не без ехидства отпарировала выпад «паулистов» выходящая в Риоде-Жанейро газета «Жорнал дос спортс»: «СВЕРКНУЛ НАКОНЕЦ-ТО ЛУЧ СВЕТА В БРАЗИЛЬСКОМ ФУТБОЛЕ!»

Кто же он такой, этот Салданья? Следует признать, что его назначение на пост тренера сборной не могло не вызвать полемики. С одной стороны, он, безусловно, зарекомендовал себя как один из наиболее компетентных знатоков футбола: Салданья побывал в 62 странах и мог аргументированно говорить о югославском футболе и турнирной таблице штата Амазонас, о творческих спорах французских тренеров и стратегических концепциях, изобретаемых в Марокко. С другой стороны, опыт его тренерской работы был невелик: до назначения в сборную он работал тренером «Ботафого» в течение всего лишь двух с половиной сезонов, а потом хлопнул дверью, разругавшись с директорией клуба из-за продажи кого-то из своих игроков.

Но, между прочим, именно в эти два с половиной сезона команда «Ботафого» и прославилась на весь мир, одержав свои самые сенсационные победы в Бразилии и за ее пределами, ибо не кто иной, как Салданья, создал ту легендарную команду, где играли Гарринча и Диди, Амарилдо и Загало.

– Но с тех пор он уже двенадцать лет смотрит футбол не с тренерской скамьи, а из кабины комментатора! – кричали оппоненты. И правда, все эти годы Жоао работал в прессе, ежедневно выступая с обозрениями на тему футбола в газете «Ултима ора», а также комментируя матчи для радиостанции «Насиональ» и телестанции «Глобо». И именно в качестве журналиста прославился как непримиримый и последовательный борец против клубных заправил, превративших футбол в средство политической саморекламы, личной карьеры. Высмеивая их остро и язвительно, Салданья вывернул наизнанку этот темный закулисный мирок в своей книжке «Подземелья футбола».

Однако не только это вызывало бурную полемику вокруг назначения Салданьи. Далеко не все из его читателей и почитателей знали о том, что этому человеку многое ведомо и помимо футбола, что он изучал политэкономию в Париже и Праге, был первым бразильцем, добравшимся (в качестве корреспондента итальянского журнала) до Кореи и Китая в годы, когда корейский народ мужественно сражался против американских интервентов, а народ Китая завершал свою победоносную революцию. Благонамеренные соседи Жоао по истомленному пляжной негой кварталу Ипанема в недоумении пожали бы плечами, узнав, что в молодости он неоднократно бывал на конгрессах Всемирной федерации демократической молодежи и приезжал в Москву в составе бразильских делегаций, представлявших прогрессивные молодежные организации страны.

Но те, кто ничего не забывает, знали о Салданье все и, в частности, хорошо помнили, что в годы, когда компартия в стране находилась на легальном положении, он был организатором предвыборной кампании одного из коммунистических депутатов парламента.

За все время работы в Бразилии я, пожалуй, не встречал более стопроцентного бразильца, чем он.

Веселый и насмешливый, остроумный и вспыльчивый, Жоао любит испытывать судьбу. Он азартен и горяч, как каждый его соотечественник. Он умен, но о нем не скажешь «умный в гору не пойдет, умный гору обойдет». Салданья не только не станет обходить гору, он бросится штурмовать ее бегом.

Его острословие принесло ему необычайную популярность и непримиримых врагов. Однажды после одного из матчей сборной некий маститый спортивный журналист из Сан-Паулу, прославившийся среди коллег своим невежеством и апломбом, снисходительно поинтересовался:

– Жоао, почему это твои полузащитники все время шли вперед, все время атаковали и не возвращались назад, в зашиту?

Не задумываясь ни на секунду, Жоао ответил прямо в микрофон:

– Если бы это было так, если бы они все время шли в атаку и не возвращались бы назад, то уже через пару минут после начала матча они пересекли бы линию ворот, перебрались бы через ров и оказались бы на трибунах.

В телестудии Гамбурга во время транслировавшегося на всю Западную Германию интервью комментатор вдруг прервал беседу о футболе неожиданным вопросом:

– Что вы думаете о массовых убийствах индейцев в вашей стране?

Кровь ударила Салданье в виски, но он не потерял самообладания и спокойно ответил:

– Моя страна имеет 470 лет истории. Количество индейцев, умерших и убитых за все это время, не превышает количества жертв за десять минут последней мировой войны, развязанной вашими фашистами.

Передача была прервана, комментатор больше не показывался на глаза Салданье.

Однажды, перебегая дорогу по пути на пляж, он чуть не попал под машину. Взвизгнули тормоза. Жоао обронил по адресу водителя нечто не поддающееся цитированию. Открыв дверцу, из-за руля вылез долговязый детина. Тщедушный Жоао казался гномом рядом с этим взбешенным великаном. Гора мускулов и жира, сопя, надвигалась на Салданью, сжимая в руке заводную ручку. Публика столпилась на тротуаре, приготовившись наблюдать бесплатный урок кэтча. Еще через секунду Жоао пришлось бы туго, но он вдруг крикнул противнику:

– Эй ты, трус! Ты боишься меня и поэтому схватил этот дурацкий рычаг. Брось его, если ты настоящий мужчина.

Детина побагровел: этот тощий мозгляк думает, что сможет побить его на кулаках?!

В гневе шофер бросил под ноги свою рукоятку, Жоао тут же нагнулся, схватил ее и трахнул соперника по лбу. Гигант рухнул на горячий асфальт.