Олег Макаров - Вратарь Страница 2

Разумеется, я не мог охватить все события прошлого, вспомнить о каждом, кто играл за «Динамо», перечислить все встречи с интересными людьми и все сыгранные нами матчи. Я решил написать лишь о том, что, на мой взгляд, представляет наибольший интерес. Вместе с тем, я не старался смягчить темные краски или обелить то, что заслуживает осуждения и в моей жизни, и в жизни моих товарищей.

Удалось ли это мне – пусть скажет читатель.

ДЕТСКИЕ ГОДЫ

Я пытаюсь заглянуть в раннее детство. Хочу вспомнить его по возможности подробней. Но это не так просто, хотя на память не могу пожаловаться. Все кажется словно в перевернутом бинокле: далеким, едва различимым. Всплывает лишь самое приметное. И этим самым приметным, как ни странно, является больной зуб. Именно с ним связано приятное воспоминание.

Мне пять лет. Я единственный сын Александра Дмитриевича и Александры Александровны Макаровых. Мы все «Александровичи» или «Александры». Поэтому в военном городке, где служит мой отец, нас в шутку называют «Александрийской семьей».

Итак, я не просто сын, а единственный! Ну, а что это такое – понятно. Когда у единственного пятилетнего сына болит зуб и он, этот сын, скулит, как кутенок, не смыкая целую ночь глаз, матери кажется, что уже наступает конец света. Она готова на что угодно, лишь бы напасть оставила в покое ее сына.

– Олегонька, миленький, потерпи до утра. Я поведу тебя к доктору, он вырвет зуб. Тебе сразу станет хорошо.

В ответ я реву сильнее. Мать прижимает мою голову к груди и тоже плачет. Отец нервно шагает из угла в угол. Мне больно, и я очень боюсь врача. Это, должно быть, в самом деле страшно, если даже отец, командир, так озабочен.

– Не пойду к доктору. Никогда не пойду.

– Но это же надо, Олегонька!

– Все равно не пойду. И тут мать находит верное средство.

– Если пойдешь, куплю тебе снегурочки. Ну, послушайся.

«Снегурочки» – магическое слово! До сих пор нам, детишкам, отцы мастерили самодельные коньки. Это делалось просто: к куску дерева прибивалась толстая проволока, и – айда! Стать обладателем настоящих коньков, блестящих, как серебро, с горделиво загнутыми носами – это ли не настоящее счастье! Мне кажется, что я ослышался.

– Купишь?

– Куплю, куплю, миленький. Вот пойдем к доктору, а потом сразу в магазин.

Но я все еще боюсь подвоха и выдвигаю контрусловие.

– Нет, ты раньше купи, а потом к доктору. Так, благодаря больному зубу, я получил настоящие коньки. И позже, когда он уже был удален, я еще долго прислушивался к остальным зубам, надеясь, что хоть один из них снова заболит и это принесет мне еще один подарок.

Итак, в пять лет я впервые познакомился со спортом. Разумеется, это знакомство было шапочным. Я был слишком мал, да и наш городок не блистал тогда спортивными возможностями. Но тем не менее я с большим увлечением (нередко до изнеможения) катался на коньках. Это увлечение много позже очень помогло мне стать хоккеистом.

Впрочем, не одни коньки владели моим воображением.

Алтай – величественный и суровый уголок страны. Зимой тут свирепствуют холодные ветры. Они забивают дыхание, леденят землю. Когда за окном завывают ветры, приятно свернуться калачиком под одеялом и слушать захватывающие дух рассказы отца о подвигах красноармейцев и командиров.

Алтайская зима – это, в тихую погоду, веселый бег на коньках, это не знающая компромиссов «война» снежками, это огромные снежные бабы с воткнутыми вместо глаз недотлевшими сучьями. Как ни трясутся над нами матери, мы все равно проводим на воздухе много времени, играя, выдумывая самые фантастические забавы. Вырастая в суровых условиях, мы не боимся мороза. Мы крепки и здоровы. Разница в два-три года не играет роли, и все дети военных, живущие в городке, вместе коротают досуг.

Разумеется, мы вспоминаем рассказы отцов, мастерим самодельные шашки и разыгрываем сражения, целью которых является поголовное истребление «беляков». И, конечно, столько мальчишек, сколько их было в городке, по очереди изображают Чапаевых, Петек, Фурмановых.

Словом, рубцовский период моего детства был целиком посвящен «ратным подвигам».

Родители, это я хорошо помню, зачислили меня в разряд «беспокойных мальчиков». Образ такого мальчика удачно нарисовал Константин Паустовский в главе, где он вспоминает свои встречи с Бабелем («Время больших ожиданий»). Тогда приятеля Паустовского доводил до бешенства гостивший в его доме племянник из Киева. Маленький гость так изводил дядю, что был охарактеризован одним очень точным словом – «тот» мальчик.

Мы тоже были «теми» мальчиками, и нашим родителям часто было не до смеха. Ведь трудно предположить, что моему отцу было очень весело, когда однажды я предстал перед ним в его рабочем кабинете и немногословно объявил:

– Папа, иди домой. Я зажег квартиру. Да, я отлично запомнил этот пожар. Однажды мать оставила меня одного дома и, уходя, наказала:

– Только смотри, не бери спички, не играй с ними.

Этого было достаточно, чтобы я немедленно захотел поиграть спичками. Где они хранятся, было известно – на печке. И вот уже к ней приставлен стул, на него водружен чемодан… Несколько спичек ломаются. Но я упорен, и следующая загорается маленьким веселым огоньком. Он быстро бежит к моим пальцам, обжигает их. Я бросаю спичку в ведро для мусора. Там обрывки газет. Пламя быстро разрастается, черно-красными змейками тянется по стене. Это уже страшно. Я начинаю догадываться, что мать была права и что стряслась беда. Благо, отец работает тут же, в городке, совсем рядом. Мчусь к нему изо всех сил, но, желая скрыть истинные размеры своего прегрешения, стараюсь говорить безразличным тоном:

– Папа, иди домой…

Отцу удалось погасить пожар, но его руки покрылись сильными ожогами и он около двух месяцев провалялся в постели. Мое непослушание было должным образом наказано: сильно обгорела моя шубка, и, вероятно, из соображений «классической» педагогики родители не купили мне другой. Так и проходил остаток зимы в обгоревшей шубенке, вызывая насмешки товарищей. Впрочем, я не только этим расплатился за свое легкомыслие. Что ж, случается, что и единственному сыну достается на орехи.

Изрядную трепку заслужил и после культпохода с матерью в универмаг. Я загляделся там на мячи и считал, что только мать виновата в том, что она потерялась. Разуверившись в возможности ее найти, я самостоятельно проделал длинный обратный путь в военный городок. Придя домой, я показался отцу и счел, что на этом инцидент исчерпан. Тем временем мать уже разыскивала меня по всему городу с милицией. Вернулась она, разумеется, ни с чем. Увидев ее и все узнав, отец несколькими энергичными движениями привел меня в состояние совершенной покорности. «Технологию» этого процесса воспроизводить в деталях, мне кажется, не стоит.

О футболе в ту пору я слышал очень мало. О нем не любили говорить в нашем доме, хотя, помнится, отец с интересом относился к этой игре. Причина для такой сдержанности была более чем веская. Мой родной дядя, Анатолий Дмитриевич, живший в Усть-Каменогорске, был заправским футболистом и, как говорили старшие, играл неплохо. Краснощекий здоровяк, он был жизнерадостен, как дитя. И вот дядя Толя однажды получил на футбольном поле травму. Он не придал ей значения. Но вскоре у него обнаружилось заражение крови. Спохватился дядя слишком поздно. Спасти его уже было невозможно. Так нелепо погиб единственный брат отца, любимец всей нашей семьи. Это было так страшно, что я никак не мог поверить в случившееся. Отец надолго затосковал, а мать не раз приговаривала:

– Если я когда-нибудь узнаю, что мой сын увлекся футболом, то…

Что будет дальше, она не договаривала, но я отлично понимал, что добром это для меня не кончится. Так футбол был предан анафеме в нашем доме. Меня, это, разумеется, не смущало, ибо я не догадывался, что такое футбол, сколь заманчив и всемогущ он в своем воздействии на воображение молодежи.

К числу детских воспоминаний относятся и частые переезды. Моего отца переводили из одного города в другой. Еще не научившись читать, я на колесах уже знакомился с географией страны. Мы жили в Омске и Новосибирске, в Чкалове и Куйбышеве. Но самой яркой поездкой было путешествие в Ленинград к сестре матери. Город Ленина ошеломил меня, потряс мое воображение. Я не представлял себе, что существуют такие широкие и длинные улицы, такие удивительные памятники и фонтаны, такие величественные дома. Кроме того, поездка в Ленинград обогатила меня еще одним спортивным «инвентарем» – велосипедом. Теперь он на некоторое время оттеснил на задний план все остальные развлечения. Я даже предпочитал его уличным битвам, хотя, как известно, мальчишки чрезвычайно любят потасовки, в которых утверждаются «честь и достоинство».

Ездить в седле, как положено, я еще не мог. Поэтому катался по городу, как и другие мальчики, просунув одну ногу в раму. Однако это не мешало мне совершать интересные вылазки протяженностью в несколько километров.