Ашот Мелик-Шахназаров - Олимпионник из Артаксаты Страница 21

Едва распорядитель дал знак к началу поединка, как Эпикрад вышел в центр арены с проворством, которого трудно было ожидать при его массивной фигуре, и, вытянув левую руку вперёд, стал в классическую стойку, принёсшую ему не одну победу в состязаниях. Его огромный кулак, нацеленный в лицо соперника, должен был держать Вараздата на почтительном расстоянии. Прямая стойка чужестранца с поднятыми чуть выше обычного руками делала его, казалось, хорошей мишенью для ударов афинянина. Но на сей раз Вараздат не стал дожидаться атак соперника. Маневрируя, он быстро подошёл вплотную к вытянутому кулаку Эпикрада, затем резким движением правой руки отвёл его в сторону и одновременно нанёс левой прямой удар в подбородок афинянина. Это произошло так молниеносно, что Эпикрад, сам привыкший господствовать на арене, опешил. К тому же удар чужестранца оказался весьма чувствительным. И дело было не столько в тяжести удара, сколько в резкости, с которой он был нанесён.

Эпикрад раз за разом выбрасывал левую руку, пытаясь достать лицо чужестранца и готовя удар правой. Но увёртливый противник не давал возможности нанести удар. В то же время Вараздат, ловко сближаясь, успел нанести именитому сопернику несколько несильных, но точных ударов из самых разнообразных положений. Эти удары не причиняли особого вреда Эпикраду, но выводили его из себя, заставляли его спешить, ошибаться и нервничать. Собственно, они на это и были рассчитаны.

Вдруг Вараздат вытянул левую руку и вплотную сблизился с афинянином. Эпикрад оказался в своей стихии: почувствовать левой соперника и ударить с сильного замаха правой было для него делом привычным. Однако в тот момент, когда он замахнулся, Вараздат согнул левую руку в локте, сделал ещё один небольшой шаг навстречу Эпикраду, нанёс сильнейший удар в висок и, отскакивая, ударил ещё раз прямой правой. Эти удары потрясли Эпикрада.

— Э-пи-крад! Э-пи-крад! — Сидевшие на трибунах афиняне стали скандировать имя своего кумира, чтобы призвать его действовать осмотрительнее.

Из окружения Тироца-армена тоже раздались выкрики, сначала нестройные, а затем всё более различимые:

— Ва-раз-дат, уп-тур! Ва-раз-дат, уп-тур[17]!

Этим криком земляки чужестранца призывали его сделать ещё одно усилие, воспользоваться замешательством Эпикрада и довести поединок до победы.

Но Вараздат знал, что до победы ещё далеко. Поэтому он снова вернулся к тактике выматывания соперника. Он кружил вокруг афинянина, выводя его из себя несильными, но точными ударами и толкая его этим на неосмотрительные действия. Эпикрад, впервые встретивший подобный стиль ведения поединка, никак не мог приспособиться к нему. Он тщетно пытался нанести чужестранцу точный удар. Несколько раз кулаки Эпикрада доставали лицо соперника, но это были или толчки, или скользящие удары, не приносящие ему преимущества в поединке. Незримая Фемида была, судя по всему, благосклонна к чужестранцу, чаша её весов всё больше склонялась в сторону Вараздата.

Прошло уже немало времени. Пот струился по смазанным оливковым маслом телам поединщиков, было видно, что они оба устали. Правда, раза два-три Вараздату удавались серии точных ударов в лицо соперника, после которых трибуны вокруг Тироца-армена вновь взрывались уже знакомым «Ва-раз-дат, уп-тур!». Но эти серии не могли решить исход поединка. Чтобы победить такого искушённого бойца, нужен был очень сильный удар.

Эпикрад давно уже не держал вытянутой левую руку — на это у него не хватало сил. Не раз, пренебрегая осторожностью, он сближался с Вараздатом и бил обеими руками. Чаще всего удары рассекали воздух, иногда попадали по кулакам и плечам Вараздата. Это последнее обстоятельство ободряло афинянина. Он чувствовал, что желанный, точный удар в лицо соперника вполне достижим, возможно, недалёк. И действительно, один из ударов Эпикрада пришёлся точно по подбородку Вараздата, хотя и оказался несильным. Ободрённый удачей, Эпикрад, забыв об осторожности, ринулся вперёд, и тут два встречных прямых удара остановили его. Это были удары страшной силы. Вараздат вложил в эти удары весь свой вес. К тому же тяжесть их была удвоена Эпикрадовым движением навстречу. Оглушённый Эпикрад уже падал по инерции вперёд, когда новый удар снизу остановил его падение. Два следующих удара бросили его на песок.

Трибуны неистовствовали. Поединок был близок к концу, но ещё не закончился. Деметра, не спуская глаз с Вараздата, шептала:

— Такого ещё не было, чтобы победу на играх в Олимпии одержал варвар! Возможно ли это? Боги, помогите Вараздату!

— Вставай, Эпикрад! Вставай, Эпикрад! — звали с трибун афиняне.

И Эпикрад встал. Встал сначала на одно колено, затем на другое, сделал глубокий вдох. Но не стал задерживаться в этом положении. И не потому, что знаменитому Эпикраду не пристало стоить на коленях. Двукратный олимпионик, победитель многих кулачных состязаний, он рвался к победе. Он был подлинным атлетом и тянуть время, отдыхать на песке не собирался. Всё происшедшее казалось ему случайностью. И это не позволяло ему правильно оценить ход поединка. Афинянин не чувствовал, что силы его исчерпаны. Он был полон решимости продолжать бой. И потому встал.

Мутными глазами отыскал чужестранца. Сделал два шага навстречу, силясь поднять руки. И вдруг снова получил удар правой в подбородок и вслед за тем, уже падая, другой — снизу в челюсть. Трибуны ревели от восторга. Но в ушах Эпикрада стояла абсолютная тишина. Он лежал ничком на песке и ничего не слышал, ничего не сознавал.

Стадион продолжал бушевать. Элланодик, руководивший поединком, подошёл к поверженному бойцу и повернул его на спину. Опытным взглядом он определил глубокий обморок. Тогда он сделал знак рукой, и с трибун на арену бросилось несколько человек. Впереди, не стесняясь своих слёз, бежал крупный седой старик — отец поединщика. Он поднёс к лицу сына маленький аррибал, дал ему понюхать. Но Эпикрад не приходил в себя. Тогда его земляки-афиняне с помощью рабов с трудом подняли поединщика и унесли на край стадиона, где ещё долго прикладывали к его носу сосуд с пахучей жидкостью, прежде чем он начал воспринимать окружающее.

А публика, забыв о поверженном кумире, не переставала рукоплескать и возносить хвалу победителю. Ещё до того, как элланодик вернулся к центру арены с белой шерстяной лентой и пальмовой ветвью, к Вараздату подбежал Иккос. Он положил руки на плечи Вараздата и взволнованно произнёс:

— Ты достоин этой победы, Вараздат! Никто из нас не мог бы взять верх над Эпикрадом. И ещё, я благодарю тебя за заступничество. Я никогда не забуду ни этого поединка, ни того, как ты спас меня от унижения.

Вараздат тяжело дышал, кровяные пятна на его щеке и груди свидетельствовали о том, что победа на Играх достаётся отнюдь не легко. Элланодик молча повязал ему на голову белую ленту и, вручив пальмовую ветвь, поднял его правую руку. Тотчас же заиграл рожок, и глашатай, гот самый, что получил звание самого громкого голоса Олимпии, трижды на греческий лад выкрикнул на весь стадион:

— Вараздатэс, сын Анобаса из Артаксаты, — олимпионик!

Перескакивая через барьер, зрители бросились на арену. Земляки подхватили Вараздата на плечи и понесли к выходу, а затем дальше, в палаточный город, где расположилась община выходцев из Армении. Деметра и её рабыня Фату, оживлённо переговариваясь, пошли вслед за шествием, надеясь поздравить олимпионика. Но пробраться к нему не было никакой возможности. Его окружала плотная толпа поклонников. Пронзительные трели зурны перекрывали нежное пение флейты, под звуки которой греки чествовали олимпиоников.

Глава VII

Венок Каллистефана

Наступил предпоследний день Игр. На ристалище проводились самые захватывающие состязания — гонки колесниц с запряжёнными в них четвёрками коней.

С рассвета толпы людей устремились к восточной стене Альтиды, туда, где между стадионом и домом Нерона начинался ипподром — арена увлекательных и часто кровавых гонок. Едва открылись ворота ристалища, как зрители ворвались в него, стараясь занять лучшие места. Здесь, как и на стадионе, специальных сидячих мест не было. Исключение составляли лишь две трибуны, отведённые для элланодиков и почётных гостей Игр. Зрители располагались вдоль дорожки ипподрома за каменным барьером. Особенно людно было у старта, а также в конце ристалища, там, где напротив поворотного столба у внешней бровки ипподрома находился другой столб, тараксипп, в котором, по преданию, поселился злой дух. Квадригам предстояло проходить в створ между поворотным столбом и тараксиппом шесть раз за гонку. Тараксипп вырастал перед глазами неожиданно, он пугал коней, и редкая гонка заканчивалась благополучно для всех экипажей.

Часть публики, понимавшая толк в лошадях, осаждала с утра участок, отведённый под временные конюшни. Здесь вырос целый городок из больших кожаных и полотняных палаток. В них под строгой охраной стражников Олимпии и конюхов содержались лошади и колесницы. До самого старта мастера приводили в порядок экипажи, кузнецы подковывали коней, возничие и владельцы квадриг проверяли до мельчайших деталей постромки, вожжи, колёса — в общем, всё то, от чего зависел успех гонки. Но главным предметом забот были, конечно, кони. Им давали отборный ячмень и поили предварительно отстоявшейся ключевой водой. Однако сегодня, в день гонок, лошадей не кормили, а в воду, которую они пили, добавили для возбуждения по доброму кувшину вина.