Александр Белов (Селидор) - Славяно-горицкая борьба. Изначалие. Страница 3

Здесь, пожалуй бы, и закончить исследование «варяжского» вопроса. Однако по ходу наших рассуждении надо вспомнить слова летописи: «И от тех варягов прозвалась Русская земля» (Радзивилловская летопись). Что имеет в виду летописец? Давайте еще раз перечитаем: «И избрашися братья роды своими, и пояша собь всю Русь, и придоша к словенам первое… И о тьх варягь прозвася Рускаа земля». То есть: «И собрались братья родами своими и взяли себе всю русь (!) и пришли к словенам сперва… И от тех варягов прозвалась Русская земля». Значит, до прихода к словенам варяги взяли себе всю русь. Русь выглядит здесь как социальная прослойка, как воинская каста, она имеет некую независимость от «родов своих». И именно от этой руси прозвалась Русская земля. Но летописец ошибся. Ошибся потому, что Русская земля уже называлась Русской, возможно, благодаря переселению в 454 году из Подунавья к Днепру и Причерноморью нескольких группировок ругов, потерпевших поражение в битве с гепидами. Руги, рога, росы, росомоны, этруски, русины, руяне — диалектизмы одного слова — «русь».

Как видите, сам ход событий отвечает на вопрос, определяет истину, оставляя за ее пределами искусственно созданные теории происхождения. Итак, вряги и русь есть, по сути, идентичные группировки. Разница только в том, что русь изначально — пехотинцы, тогда как варяги — морские дружины Южной Балтики. И русь и варяги взращены мощным праславянским суперэтносом. Неверно будет называть русь славянами по той причине, что хронологически русь древнее славян. Вместе с тем, как показывает история, русь развивается и существует в основном на славянской этнической почве. Однако пойдем дальше.

К неолитическому корню

Сколько бы мы ни говорили о древности воинственной руси (а русь — ровесница античным цивилизациям), как бы мы ни присматривались к ее бытию, а стало быть, и воинским искусствам, суждения наши будут поверхностными, если оставим без внимания происхождение воинских каст.

Ближайшая параллель здесь — происхождение оружия. История оружия боевого, в отличие от оружия охотничьего, относительно молода. Она укладывается в последние 20 000 лет. Собственно говоря, разница между одним и другим состоит в том, пригоден данный вид для промысла дичи или нет. К примеру, меч, топор, дубина, щит здесь совершенно бесполезны, тогда как их боевые «собратья» — копье, нож, лук со стрелами подходят и для охоты, и для сражения. Кстати, именно лук и копье — безусловные чемпионы долгожительства в военном деле. Человек применяет их и сегодня, хоть появились они около миллиона лет назад. Разумеется, никто не знакомил современные родовые общины Африки, бассейна Амазонки или джунглей Полинезии с историческим опытом человечества, и выбор форм вооружения здесь можно объяснить лишь генетически запрограммированным процессом осознания. Все народы идут по единому пути развития, но вместе с тем путь этот для каждого народа имеет свои специфические особенности.

Итак, на определенных перипетиях своей истории человек превратил орудие охоты в средство истребления себе подобных. О причинах этой метаморфозы ученые спорят по сей день, и вряд ли спор их увенчает торжество истины. Это и понятно, ведь материальная культура, на которую опирается археология, может весьма относительно воссоздать событийность древнейшей истории человеческого общества. Вместе с тем достаточно очевидно, что первыми взяли в руки боевое оружие охотничьи кланы. Произошло это в кроманьонский период и, возможно, связано с демографическим взрывом, о котором говорят некоторые ученые, например, шумеролог А. Кифишин. Потепление климата, облегчение условий существования и последовавший за этим прирост населения в Европе привели к территориальным проблемам. На мой взгляд, у этой точки зрения много слабых мест, но нас с вами никто и не заставляет брать ее за основу. Возможно, здесь все объясняется образованием прибавочного продукта и накоплением, связанным также с потеплением климата и, соответственно, большей продуктивностью сельского хозяйства. У кого-то возникла потребность в инспектировании соседских закромов как в способе бесхлопотного существования. Фактом остается то, что охотничье оружие существенно изменяется. Откуда велась экспансия? Логично предположить, что с севера на юг, поскольку речь идет о присвоении пахотных угодий, климатически более благоприятных районов и т. п. Иначе чем можно объяснить такое массовое расселение индоевропейцев на юг? Кроме того, к моменту расселения — а это V — IV тысячелетия до н. э. — у индоевропейцев была уже сформирована такая социальная структура, как воинская каста, со всеми, так сказать, присущими атрибутами.

Неолитическое общество между тем с примитивной сельсхозиндустрией никого не станет кормить за «просто так». У индоевропейцев же воинские группировки формально являются главенствующей варной (высшей социальной структурой), что достаточно красноречиво говорит о важности профессионального использования боевого оружия уже тогда. Если провести сравнительный анализ культур крупнейших цивилизаций, несложно заметить, какое влияние оказали индоевропейцы на Восток и на Запад. Достаточно обратить внимание хотя бы на культовые традиции. Поклонение священной горе Хара-Березайти и связанный с этим культ погребения в курган отразился и в египетских пирамидах, и в Вавилонской башне, и в греческом Олимпе, и даже в храмовых постройках ацтеков и майя, хранящих память о полумифических «белых индейцах».

Вряд ли влияние индоевропейской культуры опиралось только на высокую организацию производительных сил. В пользу высочайшей для своего времени организации военного дела у индоевропейцев говорит и факт одомашнивания, а точнее — приручения коня. Произошло это в конце V — начале IV тысячелетия до н. э., где-то на территории степной Украины. Конь стал элементом боевой символики праарийцев. Его нельзя назвать тотемом, поскольку тотемизм как примитивная модель язычества был давно пройден индоевропейцами, которые уже находились на уровне постижения высших законов ведизма (сравн. со славянским «ведать» — знать).

Кстати, приручение коня никак нельзя отнести к необходимости облегчения пахотного труда, поскольку в качестве пахотного животного человек издревле использует более выносливое и менее ретивое создание — вола. Отсюда — его культ, связанный с древнейшим пластом язычества — женским культом, культом детородящего начала, культом Земли. Отсюда — бык (тавр), олицетворяющий мужское оплодотворяющее (возделывающее) начало, при матриархальном поклонении матери-Земли противопоставляется коню как носителю идеи солнечного начала, то есть идее арийского ведизма. Приручение коня значило в первую очередь его объезжание, а стало быть, и возможность боевого применения. Благодаря отходу индоиранцев от европейского этнического ядра культура коня стала доступной тюркоязычным племенам, что резко изменило уклад их жизни. Образ всадника настолько поражал сознание человека древности, что он воплотил увиденное в мифическом существе — кентавре. Кстати, о воинственности индоевропейцев упомянул даже идеологизированный многотомник «История Европы» (1988г.), естественно выставляющий арийцев как скотоводческие племена: «Война, судя по общей индоевропейской военной терминологии, была одним из важных видов деятельности древних индоевропейцев…»

Читатель, вероятно, уже настроился на серьезный разбор индоарийской проблемы. Вынужден разочаровать, поскольку попытка конкретизировать индоевропейский вопрос в рамках той или иной научной гипотезы никак не влияет на идею сопричастности праславян либо прарусов с этой исторической общностью. Напомню суть спора. Одна часть исследователей вкладывает в специфику индоевропеизмов этнос, антропометрический тип и языковую обособленность, что в целом создает независимую этническую группировку, находящую даже своего прародителя — кроманьонца. Другая часть настаивает на том, что «археологические культуры, начиная по крайней мере с энеолита, полиэтничны; более того, не существует причинной связи между языком и физическим типом, физическим типом и культурой и т. п.» («История Европы»). Позволю себе сразу заметить, что к упомянутому энеолиту вопрос об индоевропейской общности не имеет отношения, ибо арийцы к этому времени уже расселились. Как вы понимаете, и здесь не обошлось без идеологизации. Ныне в этом вопросе правит интернациональный, или второй из упомянутых подходов. Он особенно отчетливо обозначился после использования Гитлером идеи Происхождения в свете пангерманистики. Однако, как и в вопросе с варягами, ни тот, ни другой подход не выдерживают элементарной критики. Точнее, в тупик загнана не сама идея индоевропейского этноса, а попытки обозначить арийцев в рамках одной культуры. Что же касается интернационализации, то как объяснить при упомянутом отсутствии взаимосвязи между физическим типом и языком тот факт, что темперамент южноевропейцев, например, формирует быстро произносимую речь (итальянский, испанский языки?) Южные народы более коммуникабельны, чем северные. Южанин легче идет на контакт, более возбудим, менее уравновешен. Соответственно, южанину сложнее следовать моральным ограничениям. Это сказывается на этических нормах и определяет систему поведения, которая, в свою очередь, формирует национальную культуру. Стало быть, связь между географической зоной проживания и культурой народа, по меньшей мере, нельзя отрицать. Причем сдержанных, твердохарактерных северян вообще можно противопоставить по темпераменту южанам. И не секрет, что даже внутри одного языка северные диалекты изобилуют твердыми согласными звуками, в отличие от диалектов южных. Найдите хоть одного монголоида, которому было бы удобно произносить шипящие звуки, столь свойственные славянам. Неужто уже не существует национального удобства произношения, знакомого по расхожему выражению «язык сломаешь»? Безусловно, и подобным явлениям есть объяснения. Например, активный темперамент требует больших энергетических затрат, что для северянина просто неоправданно. Как вообще организована фонетика? По двум принципам. Во-первых, чтобы вас понимали, во-вторых, чтобы слышали. Есть звуки гортанные или резонирующие в ротовой полости, есть просто выдыхаемые наружу. В одном случае вовсе необязательно широко раскрывать рот, в другом, напротив, губы представляют некий раструб, и звук усиливается именно за счет беспрепятственного выхода воздуха изо рта. Вполне логичным представляется суждение, что «закрытый» тип произношения адаптирован под условия постоянного проживания народа, скажем, в холодном климате (усиленная теплоотдача, связанная с активным выходом) или в условиях открытого ландшафта с частыми песчаными бурями и т. п. Адаптация!