Борис Майоров - Я смотрю хоккей Страница 31

На его место пришел Александр Иванович Игумнов, спартаковец с довоенным стажем, один из родоначальников хоккея у нас в стране. По существу, лишь при нем я почувствовал как следует, что игра в команде мастеров — дело серьезное. Он навел в команде порядок. Он строго спрашивал за опоздания на тренировки и нерадивость. Он немилосердно наказывал нарушителей режима. Он отчислил наиболее «пожилых» (я беру эти слова в кавычки потому, что в спорте понятия о молодости и старости очень условны и своеобразны) и бесперспективных, взяв большую группу молодых и способных хоккеистов, которых тренировал еще недавно в молодежной команде. Среди них был и Вячеслав Старшинов. Помню, в ответ на недовольное наше ворчание по поводу нового партнера, который поначалу нам активно не понравился, Игумнов уверенно сказал:

— Поверьте моему слову, этот парень через несколько лет станет центральным нападающим сборной.

Как видите, он знал толк в хоккее и хоккеистах. Кстати, в те времена Игумнов был одним из редких в нашем молодом по возрасту хоккее тренеров, кто имел уже солидный стаж практической работы. Еще в 1948 году он входил в состав тренерского совета той самой сборной команды Москвы, которая встречалась с первой приехавшей к нам из-за рубежа командой — чехословацкой командой ЛТЦ.

У Игумнова были свои недостатки. В последние годы он работал с детьми и перенес те методы на нас. Он покрикивал на нас, как на мальчишек, и говорил обычно тоном, не допускающим возражений, и не очень-то выбирая слова для своих разносов. А у нас ведь полкоманды были студентами. И тем не менее именно Игумнов начал закладывать основы той команды, которая спустя два года стала чемпионом страны. Он создал нашу тройку, перевел на места ветеранов Валерия Кузьмина, Владимира Испольнова, Александра Кузнецова.

Все это, однако, не помешало спартаковским руководителям довольно быстро освободить Игумнова от работы. Случилось то, что случалось, да, наверное, случится еще не раз в нашем спорте. Возник конфликт между тренером и той группой ветеранов, чей час уже пробил, но которая никак не хотела уходить из команды. Они-то и использовали какие-то чисто человеческие слабости нашего тренера в борьбе с ним. И руководство, как случается тоже достаточно часто, встало на сторону ветеранов. Игумнов вернулся к своим юношеским командам.

Не думаю, что он очень горевал. Будущее команды мастеров было еще покрыто мраком неизвестности, высокие места в ту пору нам и не светили, а работать в «Спартаке» с детьми — одно удовольствие. Мальчишки ведь в наш клуб валом валят, от желающих отбоя нет. Значит, и выбор богатый. Недаром ведь «Спартак» дал советскому хоккею и Локтева, и Фирсова, и Старшинова, и А. Якушева, и Шадрина, и еще множество хоть и не таких знаменитых, но тоже очень известных игроков. А что может быть приятнее, чем сознание, что ты дал им путевку в большой спорт?

Но так или иначе, а мы остались без тренера. И тоже не в последний раз. Лишь в середине зимы мы узнали, что к нам в команду назначен Александр Никифорович Новокрещенов, работник Федерации хоккея, человек, побывавший в Канаде, видевший лучшие любительские и профессиональные команды этой страны. Мы были очень рады этой вести. Мы с нетерпением ждали встречи со своим новым тренером. И мы не ошиблись в своих надеждах. Правда, Новокрещенов оказался совсем не тем человеком, каким мы его себе рисовали до личного знакомства.

Нет, пришелец из кабинетов хоккейной федерации не отличался склонностью к теоретизированию и обстоятельным разборам игр, а посещение Канады, этой Мекки мирового хоккея, не придало ему самомнения к самоуверенности всезнайки. Он не открыл нам чудес новой невиданной доселе тренерской методики. В нашем новом тренере оказались два качества, определяющие его человеческую индивидуальность: доброта и горячность. А это, вероятно, были как раз те качества наставника, в которых тогда особенно нуждалась наша молодая команда. Мы, игроки, с одной стороны, и тренер — с другой, как-то очень подошли друг другу по духу и темпераменту. В год прихода Новокрещенова «Спартак» занял шестнадцатое место в чемпионате страны, в следующем сезоне стал шестым, и затем завоевал первенство Союза.

Мы стали чемпионами страны в 1962 году, когда общий уровень мастерства команды не давал нам права на столь высокий титул. Но и победили мы не случайно. То была победа молодого задора, когда нехватка мастерства компенсируется огромным желанием, верой в свои силы, стремлением к самоутверждению, неуемной волей к победе и полным отсутствием робости перед сильными мира хоккейного. На каждый матч мы выходили как на последний и решительный бой и одновременно как на праздник. И наше настроение подогревал тренер, полностью разделявший отношение своих питомцев к игре, к самим себе, к противникам.

Я назвал Новокрещенова человеком горячим. Это, пожалуй, не совсем точно. Он даже не горячий, а кипящий, огнедышащий, что ли. Вот он стоит во время матча впереди нашей скамьи, вцепившись руками в деревянный бортик и устремив взгляд туда, где идет борьба за шайбу. Кажется, разреши он себе разжать руки, и никакая сила уже не способна будет удержать его на месте: он перемахнет через борт и вот как есть, без коньков и в пальто, ринется на лед помогать своим. Он то бледнеет, то розовеет, то шепчет что-то, то переходит на крик, хотя там, на поле, его все равно никто не слышит, начинает какую-то фразу и тут же о ней забывает. А когда судья штрафует кого-нибудь из наших, Новокрещенова опять выручает привычка стискивать борт пальцами: будь они свободны, наш тренер, я думаю, запустил бы их в рот и огласил бы стадион свистом, которому могли бы позавидовать виртуозы этого дела с Восточной трибуны стадиона «Динамо». В такие моменты неясно было, кто кого должен успокаивать — тренер игроков или игроки тренера…

Возможно, с точки зрения «чистой» педагогики поведение нашего тренера и заслуживало самых суровых упреков. Но его неистовость заражала нас и настраивала в трудных матчах так, что нам не страшен был никакой противник. И я смело могу сказать, что в каждой победе «Спартака» очень большая доля принадлежала Новокрещенову, а каждая неудача команды отнимала у него немало здоровья и, быть может даже, какой-то кусочек жизни.

И добр наш тренер тоже был неумеренно. Ни одна команда не избавлена от своих больших или мелких ЧП. Новокрещенов же просто не умел строго наказывать игроков. Узнав о чьем-то проступке, он распалялся, настраивал себя на самый суровый разговор, готовился быть бесстрастным и непримиримым. Но в последний момент ему становилось жаль нарушителя, и взыскание откладывалось до другого раза. Не то чтобы в «Спартаке» было очень много таких ЧП, скорее наоборот, — мы были дисциплинированней других. Но команда-чемпион всегда на виду, и каждый наш проступок становился предметом всеобщего обсуждения и осуждения, А доставалось в первую очередь тренеру. Влетало ему и из-за меня и моих партнеров по тройке. Наше поведение за пределами поля не вызывало нареканий — мы были известны спартанским отношением к режиму. Но на площадке мы то и дело вступали в перепалку с судьями, обязательно норовили дать сдачи обидчику, словом, едва ли не в каждом матче давали повод для разговора о том, что воспитательная работа поставлена в «Спартаке» плохо.

Доброта нашего тренера обернулась против него. Она послужила одной из причин его ухода. К тому же ему предъявили претензии в том, что он не пользуется наиболее современными методами тренировки. Верно, он не хотел заимствовать у других входивший тогда в моду так называемый поточный метод. Но он вывел команду в чемпионы, и уже одно это давало ему право отстаивать свои взгляды на методы подготовки команды. Никто, однако, не хотел с этим считаться. В следующем сезоне «Спартак» занял лишь третье место в чемпионате. Многочисленным руководителям и меценатам, которых появилось у нас великое множество, как только команда завоевала золотые медали, этого показалось мало, хотя уровень класса не позволял нам в ту пору рассчитывать на стабильные результаты, и судьба Новокрещенова была решена.

Я думаю, что право руководителей клубов в любую минуту уволить тренера — одно из самых странных и печальных явлений в нашем спорте. Судьба тренера, квалифицированного, серьезного, уважаемого специалиста, находится в руках людей, измеряющих качество работы тренера лишь местом, которое заняла его команда в чемпионате. Получается парадоксальная ситуация. Тренер приходит в команду, которая плетется где-то в хвосте или в середине турнирной таблицы. Поднимет ее новый наставник на одно-два места выше, он может быть доволен жизнью. Но не дай ему бог вывести своих питомцев в призеры или, того хуже, в чемпионы. С этой минуты от него будут требовать только побед и медалей. Всякое место за пределами призовой тройки будет расценено как катастрофа команды и творческий крах тренера. Никто не станет вспоминать, что именно он и вывел еще недавно команду наверх, никто не захочет принять во внимание, что в спорте сезон на сезон не приходится, что кризисы, связанные со сменой поколений, вещь неизбежная.