Александр Шевцов - Русский бой на Любки Страница 35

Вот так было и с воинской культурой Руси. Поханя говорил, что за стенки и за любки сажали и выселяли. Люди стали бояться уже в середине двадцатых, в конце двадцатых началась коллективизация, пришел ужас. Затем начались репрессии тридцатых, война… А потом оказалось, что знающих людей осталось слишком мало, а молодежи больше не нужно и даже позорно заниматься тем, что могли старики…

И вот я застал его, может быть величайшего мастера воинских искусств, каких только рожает эта планета, на положении местного дурачка. Его собственные родные считали его немножко сумасшедшим, и ездили к нему, только чтобы сажать и копать картошку…

А Поханя еще и просил не рассказывать о нем, потому что боялся за этих уродов, искалеченных советской культурой: «затравят. Не меня, так детей и внуков…»

Кто затравит?

Те, кем мы стали, приняв новое и передовое, что «двигали в наше сознание как нормы пролетарской этики», а в действительности, как договор об условиях, на которых нам позволено будет выжить на этой богами и людьми проклятой Русской земле… Мы позволили не просто убить крестьянские обычаи, мы обменяли на выживание самую душу русского народа, потому что это именно она жила в том, что чужаки называли враждебной прогрессу мелкобуржуазной культурой…

Впрочем, боги вряд ли проклинали Россию, они просто отступились от нее после того, как ее собственный народ проклял и обрек себя на беспамятство… Ворота в чудо, которыми была Россия, захлопнулись, и мы стали дружиной, жадной веселья…