Диего Марадона - Я - эль Диего Страница 40

Я помылся в душе и вышел из раздевалки в футболке сборной. У меня не было ни малейшего желания говорить с кем-либо… Снаружи нас ждали, как всегда, наши близкие вместе с несколькими журналистами. Я вышел через те же самые ворота, откуда должен был выехать автобус, и почувствовал себя как будто с петлей на шее. Я ни с кем не хотел разговаривать, даже с Клаудией. Я был взбешен. Ко мне подошел Эчеваррия, слегка коснулся моей головы, и я сказал ему: «Сейчас я вне себя, и ничего не скажу, иначе будет только хуже». И он все понял. Он понял, как должны были понять остальные, что мы не можем быть мальчиками для битья, что мы не можем забыть о престиже… Если бы я заговорил в тот момент, я обосрал бы половину команды. А это было не в моих правилах. Но не в моих правилах было сказать: «Я доволен», потому что это – ханжество. Я ни хрена не был доволен! Лучше было бы держать все это в себе и думать о том, что ждет нас дальше. А дальше нас ждала Бразилия. Да, в 1/8 финала нас ждала Бразилия, потому что мы заняли всего лишь третье место в группе. И вот так мы начали летать туда-сюда, что было мне очень хорошо знакомо, так как если я что-то и делал ради своей сборной, так это летал вместе с командой. Мы должны были покинуть Неаполь, который был нашим домом, моим домом… Теперь мы отправились в путь, который не имеет ничего общего с туристическими маршрутами – в Турин, где должны были встретиться с Бразилией.

На следующий день, во вторник 19-го, я позвонил Гильермо Копполе, который, следуя примете, остался в Буэнос-Айресе, и сказал ему: «Забудь к черту про приметы и приезжай, у меня нет больше сил». У меня и впрямь больше не было сил… Я закрылся в своем номере, завалился на кровать и, глядя в потолок, начал заново переживать все то, что случилось со мной за последнее время. Сначала – грипп, из-за которого мой организм оказался перенасыщен антибиотиками. Затем – уход Вальдано, единственного человека, который был способен воодушевить меня одним-единственным словом. Проклятый большой палец на ноге – совершенно дурацкая травма, отнявшая у меня часы тренировок. Невообразимое поражение от Камеруна. Безжалостные удары соперников, которые превращали в фарс принципы «Фэйр Плэй». Каприз Билардо, не захотевшего выпускать Каниджу в основном составе. И, наконец, самое худшее из того, что можно было бы вообразить: я не мог принять то, что есть люди, которые радовались моим поражениям, которые ими наслаждались, и которые их… желали.

Я больше не мог все это терпеть и покинул нашу базу в Тригории. Я сел за руль «Феррари» и исчез на несколько часов, отправившись в центр Рима – съесть чего-нибудь, погулять… Мне был нужен глоток свежего воздуха. Я хотел жить так, как привык. Не все ли равно, как проигрывать: подчиняясь указаниям со стороны или же действуя в своем стиле? Победить или проиграть, но сделать это, оставаясь верным самому себе…

Я отправился в один из ресторанов в центре города в компании с Гильермо и получил удовольствие, съев на закуску три жареных хлебца с помидорами и спагетти. Увидев, как я вошел, хозяин ресторана тут же запер двери, чтобы за мной никто не увязался. И вскоре я увидел одного паренька, светловолосого с голубыми глазами, который прилип к стеклу с той стороны. Охранник его прогонял, он возвращался… Тогда я послал Гильермо спросить, чего он хочет, так как я чувствовал себя не в своей тарелке. Гильермо вернулся с билетом в руках и передал просьбу: «Он хочет, чтобы ты поставил здесь свой автограф… И чтобы в воскресенье, когда у него будет день рождения, ты подарил ему свой гол… Его зовут Ариэль, как тот стиральный порошок; он сказал так, чтобы ты не забыл…». Я расписался, достал банкноту в 100 тысяч лир и отправил ему со словами: «Кроме гола я подарю тебе целый матч…». Мгновение спустя, когда мы закончили ужинать, я попрощался с хозяином заведения, который мне сказал: «Ты – великий игрок, но был бы еще более великим, если бы выступал за «Рому», и на выходе столкнулся с Ариэлем: «С днем рождения тебя и будь счастлив!».

21-го, в четверг я вернулся в Тригорию за несколько часов до того, как открыли двери для прессы. Там уже не было «Таты» Брауна, который вернулся в Буэнос-Айрес, сопровождая Пумпидо, и тогда Эчеваррия с Руджери начали шутить, чтобы поднять нам настроение… Сейчас я думаю, что даже самый последний мудак понимал, что это было преждевременно; мы чувствовали себя разбитыми, я чувствовал себя разбитым! Моя левая лодыжка раздулась как футбольный мяч, да, она выглядела как мяч.

Ко мне подошел Синьорини: «Выйди босиком, пусть все видят, что ты не врешь». И я вышел в синей водолазке «Адидас», в коротких белых штанах и шлепанцах «Пума». Я остановился у кромки поля, наблюдая за тем, как тренируются остальные, и ощущал взгляды, прикованные к моей лодыжке; казалось, что все ее внимательно изучают. Когда тренировка закончилась, на часах было уже восемь вечера, и я еле-еле выполз к центру поля. Я шлепнулся на землю и начал возиться с мячом, не задействуя при этом левую ногу. В одно мгновение я был окружен журналистами. Я знал, что они появятся, я ждал их и хотел сделать пару заявлений. И когда меня спросили, выйду ли я на игру с Бразилией, я сказал: «Такой или в гипсе, но все равно сыграю». И после этого продолжил разговор…

«Я верю в чудеса, и наша победа стала бы именно таким чудом. Это никого не должно удивлять. Но, смотрите: многие фавориты прямо-таки умирают на поле. Советская сборная должна была выйти в следующий круг. Бразилия должна была наколотить десять мячей Коста-Рике, а Италия – двадцать американцам. Но ничего этого не случилось».

«Из всех сборных на данный момент мне нравятся Италия, Германия и Бразилия…».

«Бразильцы выглядят намного лучше нас, и они это знают, но если они думают, что мы просто так отдадим им победу, они очень сильно ошибаются. И я далеко не уверен в том, что они дадут нам играть; думаю, наоборот – будут держать нас чуть сильнее, чем обычно».

«Это было бы довольно необычно для меня – играть против Кареки и Алемао, которые всегда были со мной по одну сторону. Я выйду на поле, крепко обниму Антонио, но как только прозвучит свисток к началу матча, я постараюсь обыграть его во что бы то ни стало… Нет, я не думаю, что стиль Лаззарони может сыграть негативную роль; Карека слишком велик для того, чтобы ему мог помешать тренер».

«Я не нахожу ответа на вопрос, что с нами происходит, хотя прошло уже много времени, как я спрашиваю себя об этом. Мой опыт подсказывает, что мы не можем играть так плохо, что в конце концов мы должны пробудиться от этого глубокого сна, который для всех нас является сущим наказанием. Да, для всех нас. Я не исключаю себя и не хочу, чтобы для меня делали исключение. Мы так еще и не доказали, что находимся в Италии не зря. Сейчас я вижу только один выход: бежать, бежать и бежать. И не забывать о том, что при этом нужно играть. Потому что теперь, когда в моде силовой футбол, кажется, будто мы забыли, что самое главное – это мяч. Если вам нужна правда, то я могу сказать, что мне не нравилось, как играла сборная Аргентины. И если матч с Бразилией, который, по идее, должен был быть финалом, пришелся уже на одну восьмую, в этом виноваты только мы и никто другой. Мы допустили кошмарные ошибки в игре с Камеруном, мы не смогли дожать Румынию, мы не смогли удержать преимущество, которое имели».

«Я готов к тому, что меня будут освистывать в Турине, я готов ко многому. Мы уже дошли до предела, когда мою травму поставили под сомнение. Сейчас вы все прекрасно видите, что со мной. Но они предпочитают разглагольствовать о том, как я выбил мяч рукой во встрече со сборной СССР, и ничего не говорят об ударе локтем Мюррея; о том, что моя травма – это выдумка, а не о том, что на мундиале «Честной Игры» камерунцы били нас изо всех сил на протяжении всей встречи… Порой мне кажется, что в моем лице пытаются найти козла отпущения».

Атмосфера вокруг матча была напряженной. Трольо, поступком которого я до сих пор восхищаюсь, встал на защиту ребят: «Хватит говорить о том, что Марадона бьется один, что мы бежим с тонущего корабля. У нас есть и другие игроки, которые что-нибудь да сделали. В матче против Бразилии мы покажем, что мы есть, мы существуем». Это показалось мне восхитительным, правда. Все мы должны были показать себя, иначе бы нас опустили. К примеру, лично я начал тренировать правую ногу – бил и бил мячом о стенку как в те времена, когда я был маленьким.

В субботу мы отправились в Турин, где разместились в отеле «Джет», который находился рядом с аэропортом, и оттуда мы отправились на стадион «Делле Альпи», причем, я вновь надел футболку сборной… Я сидел на газоне, болтая с врачом Синьорини, и, с одной стороны, переживал по поводу своей формы, а с другой – был настроен выйти на поле любой ценой. Пусть на уколах до кости, но стал бы играть. Поставленный мне диагноз вызывал у меня большое беспокойство, и во многом, из-за того, что я не все в нем понимал: «Сильный травматизм как следствие ушиба кости и повреждения сухожилия». Я знал, что тем ударом меня хотели вывести из строя, но сделать этого не смогли и не смогли бы никогда в жизни.