Игорь Фесуненко - БРАЗИЛИЯ, ФУТБОЛ, ТОРСИДА… Страница 6

Но набрав талантливых ребят из дворовых команд, из маленьких периферийных клубов, руководители «Васко» смекнули, что наибольших успехов в футболе, как и в любой другой сфере человеческой деятельности, может добиться только тот, кто целиком посвящает себя данному делу. То есть, начинает заниматься им профессионально. Поэтому для своих питомцев хозяева «Васко» наняли прекрасного тренера уругвайца Рамона Платеро, перекупив его, кстати сказать, у «Фламенго», (что еще более усилило ярость торсиды «красно-черных»!), отстроили специальный учебный центр, где будущие чемпионы были до конца чемпионата поселены на постоянное жительство, и с утра до вечера тренировались.

А в учетных карточках, отправляемых в лигу, для этих парней ставились липовые названия профессий и фирм, где они якобы работали.

И именно подобная стопроцентная всепоглощенность футболом позволила «васкаинос» победить всех фаворитов уже в первом же своем сезоне в высшей лиге.

Но это же послужило и основой для обвинений со стороны соперников «Васко» в скрытом, замаскированном профессионализме! И руководство футбольной Лиги Рио-де-Жанейро приняло сторону взбунтовавшихся «грандов»: потребовало от «Васко» «немедленно убрать» из команды всех, кто не докажет, что он является стопроцентным любителем. Речь шла фактически о дисквалификации двенадцати футболистов основного состава!

Произошел скандал. «Васко» отказался выполнить это требование и пригрозил уходом из Лиги. Болельщики поддержали чемпионов, и, в конце концов, футбольные бонзы вынуждены были пойти на попятный. Руководство Лиги опубликовало «разъяснение»: ее теперь не устраивал плохо приспособленный для проведения матчей чемпионата стадион «Васко» на улице Мораис э Силва.

Стадион этот и впрямь был, скажем прямо, не ахти. Но у новорожденных чемпионов взыграло самолюбие, был брошен клич, объявлен сбор денег, и в конце концов к 1927 году «Васко» обзавелся лучшим на тот период в стране стадионом «Сан-Жануарио». (Он, кстати, и сейчас обслуживает игры местного чемпионата, я побывал там в 1996 году на поединке «Фламенго» с «Гоясом» и был поражен отличным состоянием поля).

В конце концов «мятежники» из «Васко да Гама» добились-таки своего: мало того, что они были признаны в качестве равноправных партнеров, но через десяток лет один за другим все остальные «гранды» поняли, что без негров и мулатов им не обойтись. И весь бразильский футбол начал перестраиваться на рельсы профессионализма.

Но это произошло лишь в начале тридцатых, а до того, случилась в Рио еще одна взбудоражившая торсиду сенсация: в 1926 году звание чемпиона (в первый и последний раз в своей истории) силами негров и мулатов, игравших в этом клубе, завоевал скромный «Сан-Кристован», за который болела вся северная зона Рио. И как блестяще была достигнута эта победа! Надменные академики «Фламенго» были, например, повержены дважды: 5:1 и 5:0! С таким же грохотом провалились и остальные гранды. По этому случаю незнатная торсида «Сан-Кристована» в пароксизме восторга довела до абсурда практиковавшийся уже несколько лет обычай запуска по праздникам и по торжественным случаям «баллонов» — воздушных шаров. Мастерились они по тому же принципу, по которому и ныне созидаются гиганты воздухоплавания, пытающиеся даже облететь всю нашу планету: внизу под шариком крепится банка с керосиновым или иным нагревателем, теплый воздух наполняет шар и поднимает его. И это «баллон» летает до тех пор, пока не выгорит горючее или пока его не расклюют любопытные птицы.

Так вот торсида «Сан-Кристована» соорудила десятиметровый шар, который, полетав над центром города, начал затем опускаться на гигантские баки с газом и горючим близ порта!

Рио охватила паника. Из близлежащих домов бросились убегать люди. Если бы не отвага пожарников, как минимум, половина столичного города в тот день, 21 ноября 1926 года, взлетела бы на воздух! Вместе с императорским дворцом, зоопарком, муниципальным театром, парламентом и национальной библиотекой.

…Так постепенно страсти торсиды продолжали накаляться все горячее и безогляднее. Манифестации вражды к соперникам и демонстрации беззаветной преданности родному клубу становились все более шумными, экзальтированными, истеричными.

Именно в эти годы в недрах торсиды «Фламенго» рождается красивая легенда о «силе нашей футболки»: о том, что магия имени «Фла» способна творить чудеса. И в самом деле: все чаще и чаще случались поединки, которые эта команда выигрывала у заметно более сильных противников только «на крике» трибун. Торсида «Менго» увлекала своих парней, подстегивала их, заставляла брать невероятные высоты и выигрывать, казалось бы, безнадежно проигранные бои!

А подвиги «наших парней» опять-таки подхлестывали торсиду, рождали чувство единства и сопричастности тех, кто бегает с мячом, и тех, кто страдает на архибанкаде. «Патриотизм футболки» гиперболизировался, обретал черты магии и фанатизма, как это случилось однажды в той памятной истории 1927 года с одним из «красно-черных» по имени Пенафорте.

Это был молодой игрок. Белый. Но не из самых богатых. Из средних слоев, скажем так. Играл он очень даже прилично. Хотя и не был звездой. Пришла пора — собрался жениться. Но ему было как-то неловко — привести невесту в почти пустую свою квартиру. И он попросил у хозяев клуба денег на мебельный гарнитур. А в ответ получил гневный отказ и яростный упрек в отсутствии патриотизма, в измене идеалам клуба: «Как это так!? Разве кто-нибудь играет в нашем «Менго» за деньги?».

Ну, что же, бывает… Прослышав об этой истории, хитрые картолы[1] конкурирующего клуба «Америка» тут же подсуетились и предложили жениху мебельный гарнитур в качестве свадебного подарка. Взамен, естественно, на переход Пенафорте в их команду. И парень ушел в «Америку». (Еще раз напомню: это было до вступления бразильского футбола в «эру профессионализма», когда никаких контрактов футболисты с клубами не подписывали, и выбирали свою судьбу, исходя не из размеров денежных сумм, премий или окладов, а руководствуясь только и исключительно симпатиями к клубам или коллегам-футболистам, или тем, что уже тогда называлось «магия футболки»).

Расценив шаг Пенафорте как «акт предательства», торсида «красно-черных» (мало того, что она безжалостно, уже совсем по сегодняшним нашим меркам и стандартам, освистывала его на стадионе!) решила еще устроить ему и символические «похороны». Нельзя сказать, что уход Пенафорте слишком уж ослабил ряды «красно-черных». Отнюдь, нет! На его место очень удачно встал Эрминио. И играл ничуть не хуже «беглеца». Но все равно: «предателя» нужно было наказать! Дабы другим было неповадно. И чтобы все знали, сколь беспощадна к предателям торсида «Менго!».

Публичную экзекуцию было решено устроить не сразу, а по окончании чемпионата. И по счастливому для торсиды «Менго» совпадению судьба чемпионата решалась в последнем матче их команды именно против «Америки», выигранном со счетом 2:1.

Это было 18 сентября 1927 года. И вскоре после победы от штаб-квартиры «Фламенго», которая тогда находилась еще не в Гавеа, как сейчас, а на улице Пайссанду, по главной авенидо Рио-Бранко через кварталы Лапа, Манге, Площадь Бандейра по направлению к стадиону «Америки» на улице Кампос Салес двинулся «траурный кортеж»: увитые черными лентами машины. На первой из них плыл громадный гроб, на котором большими буквами было написано имя «предателя»: P E N A F O R T E.

Но ведь не только клуб «Фламенго» имел торсиду. Были не менее восторженные и патриотичные обожатели и у «Америки»! И когда кортеж приблизился к кварталам, где уже царила и господствовала торсида этого клуба, один из «американос» по имени Армандо де Паула Фрейтас встал посреди мостовой перед машиной с гробом и широко раскинул руки.

Кортеж остановился. Сидевший рядом с водителем шеф торсиды «Фламенго» Силвио Пессоа встал на ноги, достал из-за пояса револьвер и направил его на Армандо. Тот закрыл глаза и отчаянным жестом беззаветной готовности умереть за «Америку» рванул рубаху на груди: «Стреляй!».

Силвио поднял револьвер, прицелился. Народ на улице замер. Стих горячий ветерок, гнавший по мостовой обрывки газет, застыли в жаркой неге пальмы, смолкли птицы: то ли от духоты, то ли от страха перед тем, что может сейчас произойти.

Армандо стоял с закрытыми глазами, неподвижный, как памятник самому себе. Было ясно, что он-таки умрет за родной клуб, но не сделает и шагу назад.

Тогда Силвио снова сунул револьвер за пояс и крикнул, что сейчас переедет Армандо.

Тот продолжал стоять, закрыв глаза с распахнутой на груди рубахой.

«Считаю до трех!» — предупредил Силвио.