Михаил Ромм - Я болею за «Спартак» Страница 60

Она будет трудной и опасной даже для тренированных и находящихся в расцвете сил альпинистов штурмовой группы, больше месяца проживших на высоте 4600 метров, поднимавшихся при обработке ребра до 6000 метров, успевших акклиматизироваться. Тем более трудной будет она для Горбунова, только вчера пришедшего из базового лагеря. В сорок лет не совершают альпинистских подвигов. Николай Петрович может заболеть горной болезнью, выбиться из сил и стать помехой для остальных. Он может сорваться при форсировании ребра и погибнуть.

Я думаю об этом и невольно ищу глазами на черной, почти вертикальной полосе скалистого ребра второй «жандарм», с которого сорвался Николаев. Надо отговорить Горбунова от восхождения.

Лагерь еще спит. Полы соседней палатки распахиваются, и из нее вылезает Николай Петрович. Он присаживается на корточки и списывает показания минимального термометра, укрепленного на камнях. Потом подходит ко мне.

Мы стоим рядом, смотрим на гору.

Я начинаю разговор. Я пускаю в ход все свое красноречие.

Николай Петрович слушает молча. Он колеблется. Видно, что он сам уже не раз думал обо всем этом. Потом говорит, мягко и смущенно улыбаясь:

— Пожалуй, мне все-таки надо идти. Могут встретиться непредвиденные трудности. Без меня могут не «дожать» вершину. А вершина должна быть взята во что бы то ни стало. Это ведь не спортивное восхождение, а научное задание, задание правительства.

Я замолкаю и не спорю. В глубине души я сознаю, что он прав. Быть может, ему не нужно штурмовать вершину. Но в верхнем лагере, откуда начнется последний штурм, ему надо быть.

На следующий день мы наблюдали солнечное затмение. Луна наплывала на солнечный диск. Темнело, но не так, как обычно темнеет к вечеру. Казалось, кто-то зажег в небе недостаточно сильный электрический фонарь. Мир вокруг нас странно потускнел. Бессильные лучи перестали греть. Повеяло холодом.

Горбунов сидел на камнях, поджав под себя ноги, и сквозь две пары дымчатых очков наблюдал за солнечным диском. Каждые две минуты он раскручивал в воздухе термометр-пращ[18] и записывал температуру.

В небольшом отдалении от Николая Петровича полукругом сидели носильщики и с почтением смотрели на него. Он казался им, очевидно, каким-то волшебником. В глубине души, быть может, они подозревали, что именно он и устроил затмение солнца. В своей тюбетейке и очках он и на самом деле был похож на добродушного мага.

Затмение кончилось. Николай Петрович и Гетье уточняют последние подробности плана восхождения, проверяют по списку продовольствие в лагерях «5600» и «5900».

— Детская порция, — недовольно говорит Николай Петрович.

Действительно, продуктов в верхние лагеря успели занести мало.

Долго обсуждаем все детали восхождения. Шесть альпинистов, разбитых на две связки, пойдут на штурм вершины. Первая связка — Абалаков, Гущин, Шиянов. Вторая — Горбунов, Гетье и Цак.

Обе связки действуют в строгом согласовании, по точно разработанному календарному плану.

Два «узких» места было в этом плане: во-первых, носильщики, до сих пор ни разу не поднявшиеся по ребру, должны были форсировать его трижды: 23, 24 и 25-го августа. Если они не сумеют этого сделать, если их снова устрашит крутизна пятого «жандарма», если они заболеют на высоте, — восхождение будет сорвано, так как самописец, палатки и продовольствие не будут занесены наверх. Во-вторых, с уходом шестерых штурмовиков внизу не оставалось ни одной пары альпинистов (а по ребру нельзя было подниматься не связанными), которая в случае нужды могла бы оказать помощь верхней группе.

Однако другого выхода не было. План был напряженным, напряженность эта была неизбежной. Штурмовой группе приходилось при восхождении восполнять пробелы подготовки и разрешать одновременно две задачи — штурм вершины и установку радиостанции.

Совещание окончено. Лагерь преобразуется. Миновали дни ожидания. Начинаются дни штурма.

Альпинисты принимаются за последние приготовления. Мажут жиром башмаки, подгоняют кошки, отбирают вещи, стараясь ничего не забыть и не взять лишнего, пишут письма. Гущин распределяет кладь между носильщиками.

Широкая физиономия Шиянова сияет: он намечался в подготовительную группу и до последней минуты не был уверен, что пойдет на вершину. Сегодняшний день — один из счастливейших в его жизни. Увы, счастье оказалось недолговечным. Уже следующее утро принесло разочарование.

Садимся за ужин. Это последняя трапеза в полном составе. Завтра утром первая связка уходит на штурм.

Начало штурма. — В лагере «5600». — Грандиозная лавина.

Абалаков и Гущин стоят с туго набитыми рюкзаками за спиной, с ледорубами в руках, с веревкой через плечо. Лица у них густо смазаны белой ланолиновой мазью, предохраняющей от ожогов высокогорного солнца.

Их фотографируют. Потом они трогаются в путь вместе с Зекиром, Нишаном и Ураимом Керимом.

Шиянов не идет с ними. За вчерашним ужином попалась банка не совсем свежих консервов. Шиянов сидит в своей палатке бледный и измученный, и доктор пичкает его касторкой. Он выйдет завтра со второй связкой и догонит своих товарищей 25-го на «6400». Пока же он в огорчении заваливается спать.

Маслов, Каплан и я провожаем Абалакова и Гущина. Мы перебираемся через вал морены и входим в сераки. Причудливый мир ледяных башен и пирамид окружает нас. Путь размечен красными язычками маркировочных листков, заложенных в маленькие туры из камней. Без них можно было бы легко заблудиться. Протискиваемся между сераками, прыгаем через ручьи, текущие в голубых ледяных руслах. Кое-где удар ледорубом выкалывает в скользком склоне ступеньку и помогает миновать трудное место.

Сераки кончились. Перепрыгиваем по камням через широкий ручей, отделяющий их от языка глетчера, вытекающего из мульды пика Коммунизма. Испещренный трещинами ледник поднимается перед нами крутым полушарием.

Надеваем кошки. Их острые металлические шипы вонзаются в твердый фирн, и мы поднимаемся по куполообразному склону, как мухи по стене. Минуем лабиринт трещин в нижней части языка и выходим на более отлогую и ровную среднюю часть. Идем медленно, разреженный воздух дает себя чувствовать.

На высоте 5100 метров ледник круто поворачивает направо. Раскрывается гигантская мульда, из которой он вытекает. С ее верхнего края свисают глыбы фирна. Отсюда начинается лавинный участок пути.

Здесь мы прощаемся с товарищами, идущими на штурм вершины: крепкое объятие, пожелание успеха. Абалаков и Гущин продолжают подъем. Они уходят все дальше. Вскоре они кажутся небольшими темными точками на белом просторе глетчера. Мы долго смотрим им вслед — этим пигмеям, вступающим в борьбу со снежным гигантом.

На другой день уходит вторая группа — Николай Петрович, Гетье, Цак и Шиянов. Каплан и я провожаем их до «5600». Снова поднимаемся по глетчеру до поворота и идем дальше. Ледник покрыт большими глыбами снега и льда — остатки прежних лавин. Мы разделяемся на две группы и идем на далеком расстоянии друг от друга — так больше вероятности, что в случае лавины хоть одна группа уцелеет.

Взгляд невольно обращается к тысячетонным массам фирна, свисающим с верхнего края мульды. У всех одна мысль: пойдет лавина или не пойдет? Доберемся ли мы благополучно до лагеря «5600», или будем сметены снежным шквалом? Правда, до сих пор большие лавины шли обычно ночью или рано утром. Днем были только маленькие обвалы, не достигавшие ледника. Но нет правила без исключения.

Хотелось бы скорее миновать опасную часть пути. Но идти быстро нельзя: стрелка анероида уже давно перевалила за 5000 метров. Каждый шаг дается с трудом.

Полтора часа мы преодолеваем лавинный участок. Потом осторожно огибаем две большие трещины, пересекаем ледник и переходим на наклонный ледяной карниз, идущий вдоль отвесных скал. Здесь мы в относительной безопасности от лавин. Но передвигаться надо очень осторожно: карниз покат и обрывается вниз к леднику на несколько десятков метров.

Вскоре подходим к крутой скальной стене. В двухстах метрах над нами — лагерь «5600». Начинаем подъем. Скалы почти отвесны, но не трудны: уступы расположены удобно. И все же подъем требует огромных усилий. Высота все больше дает себя чувствовать. После каждых двух-трех шагов приходится останавливаться и переводить дыхание.

И вот мы наконец у цели — стоим на небольшой каменистой площадке у основания скалистого ребра. С трех сторон почти отвесные обрывы, по одному из них мы только что взобрались на площадку. С четвертой стороны круто уходит вверх на восемьсот метров скалистое ребро. Узкий гребень ведет от площадки, на которой расположен лагерь, к первому «жандарму». За ним, отделенные один от другого такими же снежными переходами, чернеют крутые скалы второго, третьего и четвертого «жандармов». Пятый и шестой снизу сливаются в сплошной скалистый массив. Похожие на змей, свисают с «жандармов» закрепленные на них веревки.