Михаил Ромм - Я болею за «Спартак» Страница 63

24-го Абалаков и Гущин с носильщиками пошли выше. Они миновали третий и четвертый «жандарм» и подошли к подножию пятого, который при подготовке восхождения едва не оказался непреодолимым даже для Абалакова, едва не положил конец попыткам форсировать ребро. Правда, теперь он был «обработан» и идти по нему было гораздо легче, чем в первый раз, когда Абалаков прокладывал по нему путь. Но носильщики все же не решались двигаться вперед. Лишь после долгих уговоров они тронулись в путь. Крутой и трудный подъем привел их к первой площадке на пятом «жандарме». Снова колебания: дорога «джуда яман»[20]. Пришлось оставить часть груза. Пошли дальше. По отвесной стене наискось вверх натянуты веревки, закрепленные на вбитых в скалу крюках. Альпинисты и носильщики подпоясаны прочными кушаками, какие носят пожарные. У поясов — крепкие металлические карабины. Абалаков и Гущин накидывают их на веревку и начинают подъем. Если сорвутся, полетят вниз до конца веревки и повиснут на карабине. Обдерутся, ушибутся, но не погибнут. Они страхуют кроме того друг друга второй веревкой.

Абалаков и Гущин поднимаются по отвесной скале. Веревка оттягивается под их тяжестью, отходит от скалы на полметра.

Альпинисты, вися на ней над пропастью, с трудом преодолевают стену, достигают следующей площадки, откуда подъем идет по веревочной лестнице.

Теперь очередь носильщиков. Но носильщики отказываются. Путь кажется им слишком опасным. Они долго переговариваются: Абалаков и Гущин сверху, со скалы, носильщики снизу, с площадки. Переговоры ни к чему не приводят: носильщики вынимают из спинных мешков груз, складывают его на площадке и уходят вниз.

Абалаков и Гущин решают продолжать восхождение вдвоем. Но сначала надо спуститься обратно на площадку, чтобы захватить с собою оставленные носильщиками палатки и хоть немного продуктов. Спуск на веревке над пропастью и вторичный подъем. Спинные мешки стали гораздо тяжелее, подъем на веревке почти превышает человеческие силы.

И вот они снова на площадке над отвесной стеной. Дальше идет веревочная лестница и потом крутой сыпучий кулуар. Каждый шаг грозит обвалом. Особенно трудно Гущину, который идет вторым: того и гляди сверху упадет камень, смещенный Абалаковым. Кулуар взят. Трудный переход по узкому карнизу над кулуаром.

Веревки и крюки кончились. Выше при подготовке не поднимались. Здесь Абалаков и Гущин идут впервые.

Снова крутой, почти отвесный кулуар. Под ним — бездонная пропасть. Абалаков начинает подъем. Гущин закрепляется внизу и, наложив веревку на скалу, тщательно страхует Абалакова. Он следит за каждым его движением. Абалаков пробует каждый камень, каждый выступ, прежде чем опереться на них рукой или ногой. Он осторожен, он знает, какой опасности подвергнет Гущина, если свалит на него камень. Но порода слишком ломка. Сыплется все, за что ни возьмешься. И вот камень из-под ноги Абалакова летит вниз, увлекает за собою еще несколько. Прильнув к скале, Абалаков замер. Он видит, как Гущин, стараясь уклониться от сыплющихся на него камней, прячет голову под выступом скалы. Он видит, как один из камней начисто перебивает связывающую их веревку. Оба без страховки висят над пропастью. Потом Абалаков слышит крик — большой камень упал Гущину на левую руку, которой он держался за скалу. Гущин несколько мгновений балансирует над кручей, почти теряя сознание от боли. Наконец ему удается восстановить равновесие. Абалаков быстро спускается к нему, связывает перебитую веревку, закрепляет ее за выступ скалы. Потом приступает к перевязке. На левой ладони Гущина — большая рана, рассечены ладонь и указательный палец.

Абалаков накладывает повязку, туго ее затягивает. Кровь не унимается, повязка промокает.

Надо скорее спускаться вниз, в ледниковый лагерь, к доктору.

Спускаться? А что будет дальше? Спускаться можно только вдвоем с Абалаковым, так же, как и идти вверх Абалаков может только вдвоем с Гущиным.

Спускаться — это значит не выполнить ни одной из возложенных на первую связку задач, даже не установить лагерь «6400». Но без первой связки не пройдет и вторая. Спускаться — значит сорвать восхождение. И Гущин с перевязанной рукой, с промокшей от крови повязкой идет дальше.

Преодолен кулуар. Подошли к шестому «жандарму». Труднейший траверс над снежным кулуаром. Узкий карниз с крутым наклоном: камни покрыты тонким слоем льда. Не держат кошки, нельзя рубить ступени. Сорваться — километровая пропасть. Страховка бесполезна: веревку не за что закрепить. Сорвется один — потянет за собою другого. Связаны на жизнь и на смерть.

Дошли до середины карниза. Вбили в стену крюк, привязали веревку. Второй группе идти будет легче.

Карниз привел к небольшой скалистой площадке. До верха шестого «жандарма», до фирна осталось несколько десятков метров. Но Гущин изнемог. Он не в состоянии идти дальше. Да и темно. Надо ночевать.

Палатку поставить нельзя — нет места для закрепления растяжек. Можно только лечь рядом, тесно прижавшись друг к другу.

Абалаков вбивает в скалу два крюка. Привязывает к ним себя и Гущина, чтобы ночью не скатиться вниз. Расстилает на площадке палатку. Альпинисты залезают в нее.

Абалаков засыпает. Гущин не может спать — слишком сильно болит рука.

Утром 25 августа альпинисты преодолевают последние метры шестого «жандарма» и выходят на его вершину Узкий фирновый гребень образует переход с ребра на гигантские фирновые поля вершинного массива.

У начала гребня — маленькая площадка. На ней Абалаков и Гущин устанавливают две палатки — лагерь «6400».

Ребро форсировано. Они — на его верхней грани. С одной стороны — обрыв в цирк пика Коммунизма, в мульду, откуда идут лавины. С другой стороны — отвесный склон к ледопаду Орджоникидзе.

Они уже выше почти всех окружающих вершин. Они смотрят сверху вниз на сахарную голову пика Орджоникидзе, у подножия которого разбит ледниковый лагерь. Лавины, всегда шедшие сверху, рождаются где-то внизу под ними.

Весь мир — ниже их. И только вершина пика Коммунизма возвышается над ними больше чем на километр. Огромный ее массив, закрывая половину горизонта, подымается вверх мягкими уступами фирновых полей.

Миллионы лет стояла она, недоступная, недосягаемая, сверкая на солнце ледяным холодом своих граней.

И теперь два пигмея, два ничтожно маленьких существа копошатся на скалистой площадке у самых подступов к ней, собираясь нарушить ее покой.

На узкой площадке начинается будничный обиход человеческой жизни.

Абалаков набирает в кастрюлю снег для чая, ставит ее на маленькую кухоньку, зажигая под ней белые кирпичики сухого спирта. Они горят едва видимым голубоватым пламенем.

Снег тает, на дне кастрюльки остается немного воды. Кастрюлю приходится вторично набивать снегом. Больше часа уходит на то, чтобы добыть две кружки горячего чаю.

Лежа в спальных мешках, прислушиваясь к мертвой тишине ледяной пустыни, альпинисты отдыхали после тяжелых напряжений вчерашнего дня. Но тревожные мысли не давали им покоя. Если и Горбунову не удастся заставить носильщиков подняться с грузом по ребру — и не один, а три раза, — восхождение сорвется, задание правительства не будет выполнено, придется с позором возвращаться в Москву...

Неожиданно внизу в скалах шестого «жандарма» слышатся чьи-то голоса. Все ближе и ближе, и вот на узком гребне над шестым «жандармом» показываются фигуры Зекира, Нишана и Ураима Керима. Они преодолели ребро! Они идут медленно и осторожно, эти природные скалолазы.

Останавливаются на каждом шагу: тяжелые рюкзаки оттягивают им плечи.

Абалаков радостно приветствует их, спускается им навстречу и сквозь брезент спинных мешков прощупывает гладкий алюминий радиостанции.

Ура! Станция миновала ребро, восхождение не сорвано, восхождение продолжается!

Абалаков приготовляет носильщикам пищу. Носильщики наспех закусывают. Они спешат: «большой начальник» приказал им сегодня же вернуться в лагерь «5900». Они берут от Абалакова записку и быстро спускаются вниз, исчезая в скалах шестого «жандарма». Где-то внизу теряются последние отзвуки их голосов. Тишина снова окутывает лагерь...

...На другой день, 26 августа, вторая веревка с Нишаном и Ураимом Керимом пошла вверх. Нишан и Ураим Керим вторично форсировали ребро. Уже стемнело, когда группа поднялась к лагерю «6400». Абалаков дважды спускался до половины шестого «жандарма», помогая сначала Цаку и Шиянову, затем — Горбунову и Гетье. Не доходя нескольких десятков метров до лагеря, Горбунов оставил на скалах свой рюкзак. Абалаков в полной темноте спустился в третий раз и принес его в лагерь.

Итак, самая трудная часть пути — скалистое ребро — осталась позади. Все альпинисты, станция, оборудование для последнего лагеря и продукты были наверху. Но продуктов мало. Их могло хватить только в том случае, если бы удалось закончить восхождение без всяких непредвиденных задержек. На это, однако, нельзя было рассчитывать. Стрелка анероида беспокойно металась по шкале, предсказывая неустойчивую погоду. Можно было опасаться тумана и шторма.