Анастасия Ковригина - 38 кг. Жизнь в режиме «0 калорий» Страница 14

Лето, чудесная погода, прекрасные выпускники, которые счастливы, и это неудивительно: окончание школы = праздник, свобода! Лично для меня было так. После выпускного вечера один из моих знакомых – по совместительству одноклассник Ю. – написал на стене в «ВК»: «Хотели бы вы накормить Анастасию?»

У меня возникло чувство, равносильное тому, если бы мне подарили Porsche или, в крайнем случае, Mercedes.

Третье июля.

После ночного марафона по улицам города и нон-стопа в кино я вернулась домой. Дико болела левая нога. Сначала я подумала, что ничего существенного и всему виной десятки километров, пройденные за ночь, но, на всякий случай, я смазала ногу специальной мазью и обернула бинтом. Боль прошла, но через два дня пришлось принять пять таблеток обезболивающего средства, чтобы как-то дотянуть до утра. Нога опухла, и было понятно, что ситуация хреновая.

5 июля. 11 часов. Больница.

Папа уже ожидал меня в холле, успев два часа назад сообщить, что мне предстоит небольшая операция. И вот… Операционный стол, огромные лампы и три врача в белых халатах и масках высятся надо мной. Я начала ерзать по операционному столу как маленький ужик, в результате чего двум рослым мужикам пришлось немного придерживать меня за руки, чтобы поставить наркоз.

– Это же совсем не больно, – сказал мужчина милым голосом.

– Ага, вам хорошо говорить, это же не вас тут режут! – Мне почему-то стало смешно.

– Потерпи еще минут пятнадцать, – уговаривал папа и усердно резал подошвенную сторону моей левой стопы.

– Сколько? Папа, выпусти меня, пожалуйста! Я больше не могу.

Мне не было больно, но я ощущала все манипуляции, производимые с моей несчастной ногой.

– Все, готово! – объявил папа-доктор. – Такое чувство, что тебя тут убивали, – улыбнулся он.

– Лучше бы меня убивали, – не задумываясь, ответила я.

– Вставай, бедолаженька, – засмеялся самый большой мужчина-врач.

Мне поставили дренаж в прекрасную четырехсантиметровую дырку на подошве и замотали двумя бинтами, из-за чего на левую ногу было невозможно наступать. Я облокотилась на врача и потихоньку сползла со стола.

Первую неделю ходить было невозможно. Приходилось все время лежать на диване и три-четыре раза в день прыгать на одной ноге до кухни или жизненно важных комнат. Четыре дня после мини-операции прошли под лозунгом: «Бедная и несчастная Настя». Настроение поднимали чипсы, мороженое и шоколад. Однако все это съедалось до часу дня и в маленьких количествах, не превышая 1000 килокалорий. Я могла контролировать себя. Сидя на диване и уставившись в монитор, я поражалась тому, что 99 % моих друзей-знакомых, зная о случившейся неприятности, не писали и не звонили. Только Мистеру О. я могла простить подобное поведение.

Обиднее всего было то, что Ю., живя в двухстах метрах от меня, не соизволила меня навестить! Если даже она не хочет меня навещать, чего ожидать от других?

1 % вспоминающих приходился на долю А. Каждый день слова поддержки, милые сообщения и «бла-бла-бла» приходили то на сотовый, то в «ВК». Но однажды я потеряла терпение, парень раздражал меня своей любвеобильностью и навязчивостью, пришлось поругаться. Но через пару дней атака А. продолжилась. Мне даже на 0,0001 % не становилось лучше.

Ежедневные смены дренажа и повязки добавляли поганства унылой ситуации. Мне было невыносимо больно. Даже сейчас, когда я вспоминаю тот июль, меня передергивает. Не советую запускать свои ноги!

Началась вторая неделя моей реабилитации, рана начала потихоньку заживать, но, чтобы не было последствий и заживление пошло быстрее, я принимала антибиотики. Must have на ближайшие две недели – каждые 8 часов выпивать заветную пилюлю оранжевого цвета. Если бы просто одну таблетку… Но ее нужно было глотать только во время приема пищи, и не просто закусывая яблоком, а вместе с нормальной человеческой едой! Один из приемов приходился на 19:30. Когда папа сообщил мне эту «радостную» новость, я наотрез отказалась глотать эту пилюльку, способную нарушить мою систему.

– Не буду я этого делать! – вопила я, проявляя недовольство.

– Я тебя не спрашиваю, будешь ты или нет, я говорю, что ты обязана это делать! Речь идет о твоем здоровье!

– Мне все равно, я не буду ужинать вечером!

– Ты издеваешься? – возмутился он.

– Нет, серьезно говорю тебе.

После десяти минут препираний я сдалась. Папа – врач, и ничего не поделаешь. Как послушная дочь, ежедневно сквозь слезы в течение недели я пила антибиотики и ужинала. Обычно это были овощи с кусочком вареного мяса или овощной салат с рыбой. После такого лечения питание по вечерам благополучно перешло в привычку.

На десятый день на весах меня ожидали 43 килограмма. Пять килограммов за девять дней.

Вечером началась дикая истерика. Я плакала часа три, захлебываясь слезами, не веря в то, что все мои труды оказались напрасны, и все из-за какой-то жалкой еды.

«Еда все портит, приносит одни неприятности!» – твердила я, сидя на стуле и рыдая в прижатую к коленям подушку.

Проревевшись, я стала обдумывать план дальнейших действий, и первое, что мне пришло в голову, – это развесить картинки худых девушек и листочки со словом «свинья». Папа все содрал, чем привел меня в ярость.

– Что за глупости? Ты хоть сейчас нормально выглядеть стала и перестала походить на скелет! Тебе еще килограмма три не помешает.

– Нет! Я была нормальной! А сейчас… – И снова слезы.

Он еще успел накричать на меня за мои выходки с картинками… Папа не понимал, как мне важно быть худой, как важно засыпать и знать, что ты все еще весишь 38 килограммов. Ему никогда не понять, он не знает, как тяжело было скинуть 12 килограммов, сколько пришлось бороться с собой и соблазном съесть сладкое. Каждые сто граммов давались с трудом.

На следующий день, пока папа был на работе, я вернула все демотиваторы на свои места. Было бесполезно спорить со мной, что-то говорить и срывать эти картинки. Я априори была, есть и буду упрямой, настойчивой и немного невыносимой. Оставшиеся дни второй недели я ела немного, и только овощи.

Мне не разрешали выходить на улицу, потому что малейшее попадание пыли в заживающую рану могло привести к страшным последствиям. Заточение в четырех стенах сводило с ума, и у меня потихоньку начинала ехать крыша.

– Ну, пожалуйста, можно я пойду на улицу, прогуляюсь? Я же не собираюсь ехать в город! – умоляла я пришедшего с работы папочку.

– А как нога? Тебе нельзя ее разматывать, и не дай бог туда что-нибудь попадет.

– У меня есть «прекрасные» летние сапоги! Я даже готова надеть их! И носок сверху, ну пожалуйста!!! – нудила я.

– Хорошо, сходи, прогуляйся.

Я была рада вырваться на свободу, и, встретившись с одной хорошей знакомой, мы отправились покорять деревенские просторы.

Левой ноге было безумно жарко, так как хлопковый носок, два рулона бинта, сверху еще носок и безумные сапоги, которые я была вынуждена носить, защищали мою ногу от злопакостных уличных напастей.

Мы гуляли около трех часов, периодически останавливаясь под тенистыми деревьями, чтобы посидеть на траве.

24. Мы едем к бабушке

Нога заживала не так быстро, как бы мне хотелось. На улице я появлялась очень редко. Мне приходилось довольствоваться общением по ooVoo с народом из других городов или прогулкой от дома до магазина с бабушкой.

Теперь каждое утро начиналось с завтрака, состоявшего из гречневых хлопьев, кисти винограда и зеленого чая либо рисовых хлопьев, зеленого яблока и зеленого чая. Ближе к обеду организм начинал требовать бега, и я не могла усмирить это чувство. Мне безумно хотелось бежать, бежать, не останавливаясь, но вместо этого я прыгала на одной ноге из комнаты в комнату. Моя правая нога прилично подкачалась, а вот левая превратилась в дряблый кусочек мышечной ткани.

41 килограмм окрашивал мое вынужденное заточение в паршивые тона, но вес никак не хотел уходить. Пришлось с этим смириться, но надежда на светлое 38-килограммовое будущее все еще жила.

Сидя дома, от безделья я начала есть сухофрукты после 18:00. Вместе с кучей калорий они вселяли некую радость в мое уже «нормальное» тело.

Однажды вечером, наслаждаясь очередным сушеным ананасом, я сидела на диване с перебинтованной ногой и смотрела телек.

– Настя! Через десять дней мы едем к бабушке! – радостно сообщила вернувшаяся с работы мама.

– Чего? Я не могу ходить еще. Что будет с ногой?

Почему я в первую очередь подумала о ноге? Мы едем к БАБУШКЕ! Нужно было задуматься о вещах пострашнее. Пирожки. Булочки. Блины. Жареная картошка. Все жирненькое и «Из-за стола не выйдешь, пока не съешь. Ты слишком тощая!»

– Заживет к тому времени, ты ведь можешь на нее наступать! – метко заметила она.