Анонимные Алкоголики - Доктор Боб и славные ветераны Страница 3

В те годы, когда доктор Боб жил в Дартмуте, акцент выходца из Новой Англии, конечно, вряд ли ему мешал. Он с головой погрузился в жизнь колледжа. Свободу от строгого родительского надзора он рассматривал как время поиска новых удовольствий и наслаждения новыми возможностями без необходимости отчитываться за это.

Дартмут имел славу грубой провициальной школы, в которой около восьмисот студентов проводили длинные зимы, забросив учебники, выпивая столько пива и крепкого сидра, сколько в них влезало. При этом бунтарями и повесами в этом «диком колледже, где процветала непостижимая аморальность» называли тех, кому периодически делали выговор в школьной газете за ношение свитера, «который прикрывает множество грехов», в церкви и в столовой.

Джо П., АА–евец из Акрона, учившийся в Дартмуте несколькими годами позже Боба, вспоминал: «Когда я туда приехал, Дартмут был самой пьющей из всех школ Айви Лиги. В Нью–Гемпшире был сухой закон, и вы не могли достать виски, поэтому вам нужно было ехать на поезде в маленький городок в Массачусеттсе. Все ездили туда, и “загружались”, а затем пили всю обратную дорогу домой. Иногда мы ездили в Канаду за спиртным — или просили проводников поездов привезти его нам.

Местные жители предпочитали крепкий сидр. На каждом окне в Дартмуте находился кувшин с крепким сидром. В самые морозные дни они скалывали сверху лед и добывали алкоголь. Одна полная кружка такого сидра сшибала шляпу с вашей головы.

Школа находилась высоко в горах, и там было просто нечего больше делать. В городке жили 5–6 девушек, которые работали официантками в отеле Гановер Инн. Мы были известны как Дартмутские звери, и мы старались вести себя соответственно. Мы должны были быть грубыми. Не было другого способа избавиться от бьющей через край энергии, кроме как прокатиться вниз, в Смит или Уэллесли, что рядом с Бостоном».

Первое открытие Боба в изучении особенностей жизни кампуса по–видимому не былом случайным. Вероятно, именно это он и надеялся найти: выпивка была основным занятием вне учебного расписания.

«Казалось, практически все это делали», — говорил Боб, используя ставшие со временем привычными слова «практически все» для оправдания сильного пьянства в любом конкретном месте, профессии или обществе. Таким образом, с увлечением, упорством и талантом, он намеревался стать чемпионом в этом новом спорте.

Сначала он пил только ради удовольствия, практически не испытывал никаких болезненных последствий. «Казалось, что я способен прийти в себя на следующее утро гораздо быстрее, чем большинство моих пьющих приятелей, которые были наказаны (или, возможно, благословлены) сильной утренней тошнотой — говорил он. — Ни разу в моей жизни у меня не было головной боли, и этот факт заставляет меня думать, что я был алкоголиком практически с самого начала».

В Дартмуте надвигающаяся болезнь была не более очевидна для его товарищей по классу, чем она была очевидна для самого Боба. Е. Б. Уотсон, который был президентом класса Боба в 1902 году, позже стал профессором этого колледжа. Позднее, будучи почетным профессором в отставке, он отмечал в письме, что Боб был дружелюбным, и его в значительной мере любили в Дартмуте за его честную и ненадменную манеру говорить. Хотя он позволял себе несколько избыточное количество пива (единственный алкогольный напиток, который можно было достать в Нью–Гемпшире), он не стал рабом алкоголя до окончания учебы.

«Я жил с ним в одной комнате в свой третий год[5]», вспоминал Доктор Филип П. Томпсон. «Я помню его как высокого, худощавого джентльмена, немного резкого в манерах. Он был неутомим. Я не помню чтобы когда‑нибудь видел его сидящим над книгой, хотя его успеваемость всегда была высокой».

Доктор Томпсон назвал своего соседа по комнате «сангвиником», вспоминая субботу, когда несколько человек из класса спорили, казалось, бесконечно, куда бы им пойти и чем заняться после обеда. Алкоголь был явно упомянут раз или два, и Боб сказал: «Что ж, если мы собираемся напиться, то почему бы нам сразу не приступить к делу?»

Во время учебы на третьем курсе, отмечает доктор Томпсон, Боб посвящал все больше и больше своего времени игре в бильярд и питью пива. «Он рассказывал мне, что ему нравится вкус спиртного с тех самых пор, как он попробовал сидр маленьким мальчиком» — говорил доктор Томпсон, отмечая, что «Боб мог пить спиртное в таких количествах, которые все остальные из нас не могли выдержать».

В дополнение к обучению тонкостям игры в бильярд в Дартмуте, одновременно он начал подниматься к вершинам искусства обращения с колодой карт — был ли то бридж, покер или джин ромми. В карточных играх доктор Боб был сильным игроком, и всегда стремился выиграть.

В какой‑то момент своей жизни он даже научился бросать подковы[6]. Один из пионеров АА в Акроне, Эрни Г. вспоминал, что некоторые члены АА, включая Доктора Боба, часто ездили на рыбалку в лесной лагерь в Миннесоте в начале 1940–х.

«Его невозможно было затащить в лодку, чтобы ехать на рыбалку — вспоминал Эрни. — Я обычно говорил: “Тебе нужно отойти от этого карточного стола!” Затем я сказал: “Я побью тебя в игре с подковами”. Он сказал: “О'К, давай посмотрим кто кого. На сколько сыграем?”

Я сказал: “Я не хотел бы делать это для тебя слишком обременительным. Давай на 25 центов”. Черт, я не знал, что он был бросателем подков. Он умел бросать, как никто другой. Я думал, что я тоже достаточно умел, но он победил в двух играх из трех. Если бы он практиковался, у меня не было бы ни одного шанса».

Смитти часто шутил, что навыки его отца в бильярде, в картах и в других играх «на удачу» были результатом растраченной впустую молодости. Доктор Боб в ответ только молча улыбался.

Другим трюком, которому Боб где‑то научился, была способность влить в себя бутылку пива без каких‑либо движений кадыка. «Мы говорили, что у него есть “патент на открывание глотки”» — рассказывал Доктор Томпсон.

Доктор Боб на всю жизнь сохранил это умение пить залпом, трюк для бара, позволявший получить рюмку–другую бесплатно в те годы, когда он пил. В годы трезвости он брал дневную порцию витаминов или лекарств, и кидал их в свое открытое горло все разом, без воды. «Какая разница? — говорил он, — они все равно попадут на место».

В дополнение к описанию этой способности Боба, доктор Томпсон рассказал о втором случае, в котором проявилась еще одна его особенность, повлиявшая на всю судьбу:

«Боб и я любили длинные прогулки. Однажды мы шли к месту слияния Белой речки. Когда мы проходили через железнодорожный двор, из грузового вагона донесся голос: “Эй, Боб, принесешь мне сэндвич?”

Были сумерки, и мы не могли видеть кто это был, но мы зашли в ресторан и купили пару сэндвичей, которые мы протянули в дверь вагона. “Спасибо!” — сказал голос. Мы спросили его, куда он едет, и он ответил, что направляется в Портлэнд, штат Мейн.

Позже в том же году, когда адмирал Дювей вернулся из Манилы на родину в Вермонт и в Монтпельере должен был состояться большой прием в его честь, Боб подкинул идею поехать туда в товарном вагоне, как тот бродяга, поскольку у нас не было денег.

Мы нашли вагон с открытой дверью и запрыгнули внутрь, не зная даже, едет поезд в Монреаль или Бостон, вверх или вниз по реке. К счастью, он поехал вверх, вдоль реки Коннектикут, останавливаясь на каждом полустанке, по мере того, как становилось все холоднее и темнее.

Мы добрались до Монтпельера на следующий день. Когда мы приехали, покрытые соломой и несколько растрепанные, Боб решил, что нам необходимо несколько порций пива, хотя было еще только время завтрака.

Когда мы вышли на улицу, мы встретили человека из Дартмута, сына губернатора Вермонта. Мы сказали ему, что приехали посмотреть на адмирала Дювея, и он пригласил нас губернаторский прием в здании Администрации штата. Так, несмотря на нашу внешность, нам была предоставлена честь сидеть с губернатором (в задних рядах, конечно) и наблюдать за процессией вживую».

В целом это выглядело безобидным авантюризмом; юнец, ускользавший из дома, пренебрегая родительскими указаниями послеобеденного сна, вырос в юношу, импульсивно запрыгивающего в товарный поезд.

Но мальчик, с первой же пробы полюбивший вкус выпитого украдкой крепкого сидра, вырос во взрослого, считающего «несколько порций пива» совершенно разумными во время завтрака.

Доктор Боб провел свой последний год в Дартмуте, делая, по его собственным словам, «то, что я хотел делать, не заботясь о правах, желаниях, или привилегиях других — состояние ума, которое у меня стало все больше и больше преобладать с годами».

Боб стал выпускником в 1902 году — «“summa cum laude”[7] в глазах пьющего студенческого братства», по его собственным словам, но с несколько более низкой характеристикой со стороны декана. (Более формально, он был членом Каппа Каппа Каппа[8]).