Алексей Фалеев - Магия стройности Страница 4

Эту болезнь эндокринологи без труда могут диагностировать уже на этапе осмотра, хотя бы потому, что первично-эндокринное ожирение никогда не бывает массивным. Индекс массы тела 25–30 (по классифика­ции ВОЗ) считается пограничным для нормальной массы и ожирения. Собственно «эндокринное» ожире­ние, т.е. вызванное каким-либо первично-эндокринным заболеванием, обычно протекает с индексом мас­сы тела 27–35, крайне редко – 40 и более.

Уже просто глядя на человека с существенно излишней массой тела, эндокринолог говорит больному об отсутствии у него собственно эндокринной патологии, рекомендует соблюдать диету, т.к. заранее ясно, что все гормональные изменения, если они и будут найдены в этом случае, будут являться вторичными, т.е. самым обычным следствием ожирения.

Лечение таких гормональных сдвигов заключается прежде всего в нормализации собственного веса. И в первую очередь это касается людей, имеющих проблемы со щитовидной железой.

Типична ситуация, когда тучная женщина с многочисленными жалобами на общее нездоровье обра­щается к эндокринологу и при ультразвуковом обследовании щитовидной железы у нее выявляются диаг­ностически незначимые отклонения от идеальной нормы.

Эти отклонения её чрезвычайно тревожат, и именно они, по мнению женщины, являются причиной резкого ухудшения её здоровья. Она не хочет верить, что главная и реальная её проблема – ожирение, и что именно существенное увеличение массы тела является причиной её общего недомогания. А между тем, это именно так. Только похудение может избавить такую женщину от жалоб на здоровье.

Ожирение, гастрит и его последствия.

Не менее опасен такой спутник ожирения, как гастрит. Именно гастрит с пониженной кислотностью прямо провоцирует возникновение такого страшного заболевания, как рак желудка: «... Более чем у 90% больных раком желудка имеется резкое снижение общей кислотности желудочного сока, полное отсутствие свободной и связанной соляной кислоты» (проф. В. И. Русаков, «Основы частной хирургии», 1976).

Так что, гастрит, вызываемый ожирением, – это не такое уж безобидное заболевание. А лечить его на­до прежде всего с помощью приведения в порядок пищевого рациона и нормализации веса.

Ожирение и рак.

Помимо всего вышеперечисленного, я хочу обратить ваше внимание на прямую связь ожирения и ра­ковых заболеваний. Но для того, чтобы разобраться с этим фактом, нам придется подробнее остановиться на вопросе возникновения и развития опухолей как таковых.

В начале, хочу подчеркнуть тот факт, что опухоли могут появляться как в организме человека, так и у животных и растений: «Новообразовательный рост свойственен всем видам и классам животного мира» (А. И. Гнатышак, Общая клиническая онкология, 1988).

Но возможность возникновения новообразований происходит только под влиянием некоторых факто­ров внешней среды, которые называют канцерогенными (т.е. способствующими образованию опухолей).

«Согласно оценке Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), в 85-90% случаев возникновения рака у людей повинны химические факторы окружающей среды» (А. Балаж, «Биология опухолей», 1987).

Вслед за химическими канцерогенами идут физические канцерогены (высокая температура, трение, радиоактивное и ультрафиолетовое излучение), онкогенные вирусы.

Впервые опасность химических канцерогенов подтвердили экспериментально японские исследователи в 1914 года, когда сумели вызвать рак у кролика, в течение года втирая ему в уши каменноугольную смолу.

«Смазывание кожи экспериментальных животных канцерогенными углеводами вызывает плоскокле­точный рак, подкожное введение – саркому, внутривенное введение – лейкоз, а скармливанием животным канцерогенов можно вызвать рак молочные желез» (А. Балаж, 1987).

В наше время канцерогенов становится все больше и больше. Бензопирен попадает в легкие при куре­нии табака, от выхлопных газов и дыма заводских труб. Мышьяк широко применяется в производстве, свя­занном с красителями и стеклом. Инсектициды, гербициды, минеральные и азотистые удобрения, копче­ности, пищевые красители, некоторые лекарства – все это химические канцерогены.

Физические канцерогены менее распространены. В первую очередь – это высокая температура: у пас­тухов, живущих на высокогорьях, распространены рак губ, гортани и пищевода – спасаясь от холода они часть пьют горячий чай.

Постоянные рубцы на коже (тибетцы, обогреваясь используют горшочки с углем, прикладывают их к животу и получают ожоги, в итоге возникает рак) и слизистых оболочках (рак желудка после многократных язв, оставляющих рубцы) так же канцерогенны.

Вредные вещества можно перечислять и перечислять, но я хочу выделить очень важный момент, кото­рый позволит заглянуть нам в проблему гораздо глубже.

Дело в том, что проверять вещество на канцерогенность – очень дорого и долго. А между тем эти про­верки просто необходимы для тестирования новых лекарств. Эта проблема была решена в 1975 году, когда Б. Эймс (Калифорнийский университет, США), на основании многочисленных и трудоемких исследований предложил проверять химические вещества не на канцерогенность, а на мутогенность.

По существу, по результатам исследований Б. Эймса получалось, что способность вещества образовы­вать мутации – равно способности вещества образовывать опухоли.

Это величайшее открытие в области профилактики и лечения рака – Эймс разработал не только быст­рый и эффективный тест на канцерогенность (быстрое получение результатов в этом случае особенно важ­но, т. к. онкогенность можно проверять годами), но и доказал, что канцерогены вызывают рак именно по­тому, что изменяют ДНК клетки, её генетический материал, т. е. вызывают мутацию.

Итак, доказано, что если здоровая клетка организма подвергается мутации, то она становится раковой клеткой. Но что это означает на практике? Обратимся к курсу биологии.

«Средняя частота мутирования сопоставима у широкого круга живых существ (от бактерии до человека) и не зависит от уровня и типа морфофизической организации» (проф. В. Н. Ярыгин «Био­логия», 1985).

«Тело большинства млекопитающих состоит из 1012 – 1013 генотипически идентичных друг другу клеток. Естественно, что каждая из них подвержена мутационному риску. Частота мутаций такова, что примерно одна из миллиона клеток мутирует и становится генетически отличной от ис­ходной. Следовательно в организме человека в каждый момент времени должно быть около 10 млн изменившихся клеток» (акад. Р. В. Петров, «Иммунология», 1987).

Итак, в каждый момент времени, в нашем организме существует 10 млн. мутированных, опухолерод-ных клеток! И этого избежать нельзя, причем это касается всех млекопитающих. Каждая из этих мутирован­ных клеток способна дать начало опухоли. И не надо думать, что это плохо, совсем нет, это тот механизм, который совершенствует все живое.

Мутация – это именно то, что позволило в ходе эволюции максимально приспосабливаться представи­телям животного и растительного мира к условиям обитания. Мутации – это механизм адаптации к окру­жающей среде, механизм совершенствования биологических видов.

Но, не смотря на то, что мутации бывают полезные, проф. В. Н. Ярыгин примерно оценивает количество полезных мутаций как одна на миллион вредных. Таким образом величина полезных мутаций настолько мала, что в дальнейшем ими в наших расчетах можно пренебречь и считать, что все мутировавшие клетки являются вредными, т.е. опухолеродными.

Замечу еще один момент – 10 млн мутировавших клеток существуют в организме любого человека все­гда. Но под воздействием канцерогенных факторов их количество увеличивается в 10 раз и достигает 100млн клеток.

Что может противопоставить наш организм этим десяткам и сотням миллионам мутантов, существую­щих каждую секунду у нас в организме?

Казалось бы, все эти клетки должна уничтожать иммунная система, как чужеродные. Но, есть два об­стоятельства, почему она это не может сделать просто физически:

Первое. Опыты показали, что для того, чтобы убить одну единственную клетку мышиного лейкоза тре­буется не менее 200-400 Т-лимфоцитов. Но в крови человека не может быть одновременно более (1,0-3,0)х106 Т-лимфоцитов. Этого количества явно не достаточно. Следующий барьер иммунной системы – мак­рофаги, которые пожирают опухолевые клетки и погибают сами. Но количество макрофагов в крови не пре­вышает (0,8-2,7)х106.

Из этих данных мы видим, что количества иммунных клеток катастрофически не достаточно. Их не дос­таточно даже если предположить, что никаких других болезнетворных клеток в крови нет. И их тем более недостаточно в том случае, если действуют внешние канцерогенные факторы, и количество мутировавших клеток возрастает в 10 раз.

Второе. Все эти подсчеты можно было бы и не проводить, т.к. известно, что клетки опухоли долгое время не имеют контакта с кровью, а, следовательно, защитные элементы иммунной системы длительное время вообще не имеют контакта с миллионами опухолевых клеток.