Сатпрем - Мать или Новый Вид (Том 2) Страница 46

Но то восприятие настоящей Материи в ее теле, в объектах, во всем, было не только видением -- ведь, в конце концов, видения хороши для тех, кто способен видеть -- оно материально и телесно транслировалось совершенно другим способом бытия в материи, как если бы законы больше не были в точности прежними. Так мы можем понять, что необходима некая адаптация, чтобы препятствовать тому, чтобы тело внезапно не дезинтегрировалось или испарилось под давлением новых законов, или, скорее, из-за внезапного исчезновения старых законов, которые висели на теле тоннами свинца. Свинец кажется нам легким. Тюрьмы для нас не существует. Мы должны выбраться из всего этого, чтобы понять, что оно сделано из свинца и является тюрьмой. Но в тот момент, когда мы выбираемся из всего этого, есть весьма... особенный переход для старого тела -- действительно, как можно быть в двух телах или двух материях одновременно? Как мы вступим в одно, не умерев в другом, или, по крайней мере, не упав в обморок? Это как дышать двумя совершенно различными воздухами, одним - смертельным, а другим - живым -- и как вы останетесь живы, находясь в смертельном? Как вы можете быть в настоящей Материи, жить в настоящей Материи, не теряя другую -- которая является мостом, связующим звеном со старым земным существованием и позволяет вам продолжать в нем быть, жить, видимо делать то, что делают все другие, говорить с другими и быть им доступной? Мы доступны лишь до тех пор, пока смертны как и они, ложны как и они, темны, тяжелы, стареющи, болезненны... Все больше и больше будет это становиться проблемой Матери. Нечто подобное проблеме первой амфибии. Короче говоря, проблема заключается в том, как быть на обоих сторонах сети. Быть в смерти, не умерев в ней.

Новый способ бытия

Этот новый способ бытия Материи (или бытия в Материи) обретал форму постепенно, очень осторожно, но все же... И, прежде всего, как он манифестирует, что является спусковым механизмом другого движения? Тело очень просто, как бы там ни было: оно дышит легко, оно дышит тяжело; ему удобно, оно устало; у него своя рутина, оно делает свои ежедневные жесты. В тот момент, когда меняются заведенные привычки, все начинает скрипеть. В теле миллионы привычек, все является привычкой. Его привычки, какими бы они ни были -- хорошими, плохими, полезными, вредными -- являются частью сети, они внутри сети. В конечном итоге сама сеть является привычкой, миллионами привычек. Привычка доброго здравия или неважного самочувствия, и, в конечном итоге, привычка смерти, потому что "так заведено", это привычный способ поведения тел. Теперь же, когда мы ищем способ разрушения привычки, какой бы микроскопической и пустячной она ни была, должно возникнуть некое новое движение. И тогда сразу же нечто начинает скрипеть. Это нечто довольно легко впадает в болезнь, потому что приходит в расстройство, и все внезапно становится очень надоедливым: "Мир, несомненно, совершенно отвратителен." Все отвратительно. Сеть расстроена. Это даже кажется смертью (о, всего лишь шепот!), и действительно любой скрип указывает в этом направлении, если вы хоть немного заденете сеть или проникнете через нее. Вы можете притронуться к сети вообще с любой стороны, в любой точке, и, удивительно, вы всегда оказываетесь перед смертью -- пронырливой маленькой смертью, столь глупой, что вы смеетесь, когда замечаете ее, и вы выбрасываете ее в окно; но она не забывает, она просто ждет своего часа. Ни одно наше ментальное хвастовство в конце концов ничего не может поделать с эти: она делает, тайно.

Поэтому мы можем схватить сеть привычек вообще с любой стороны, но если мы пристально посмотрим, то увидим одну привычку, которая как бы является матерью всех остальных: это привычка пораженчества. Она препятствует любому начинанию нового движения. При малейшем недомогании тело мгновенно сдается: о, это такая и такая болезнь, она будет тянуться так много месяцев, столь много лет, и затем мне нужно сделать операцию, а потом... полный перечень. Приходят даже сны физического разума, в которых вы подвергаетесь операциям, которые длятся часами, переносите все стоически (кто знает, с каким смиренным восторгом). Физическое сознание, которое вызывает функционирование клеток [или, точнее, которое гипнотизирует клетки] приучено к усилию, борьбе, страданию, пораженчеству, столь привыкло ко всему этому... и это повсеместно. В людях настаивает на своем только ментальное сознание, а физическое сознание всегда, по привычке, предвидит катастрофу -- другими словами, конец. Конец, который был неизбежен из века в век; эта привычка намертво прицепилась. Так что все очень трудно. Требуется очень медленная и постоянная работа, чтобы заменить такую привычку -- по сути, пораженчества -- верой, истинным сознанием. Истинным сознанием того, что истина - это Гармония, истина это прогресс, истина - это свет, истина... А тело, физическое сознание, неизменно впадает в свою старую привычку, что Мать назвала "старым способом": В теле так много глупости! Например, в любой момент (они длятся несколько секунд или минут, ты понимаешь), в каждый момент есть выбор между тем, чтобы продолжать старую привычку или прогрессировать к сознанию. И так все время. И из-за ... инертности (что это? это даже не дурная воля, потому что это глупо: это глупее дурной воли) есть "естественная" тенденция выбирать вырождение, а не усилие к прогрессу. Это инертная тупость. Но когда тело знает и делает усилие, то это всегда, всегда приводит к свету, да, подобному вибрационным волнам; и волны, связанные с прогрессом, всегда многокрасочны, переливаются всеми цветами. Они связаны с маленьким спонтанным усилием отвергнуть инертность. И это не связано с важными событиями: это явление каждой минуты, для всего, все время, все время, все время -- для всего.

Так что есть некое усилие или способ бытия, который вызывает некоторую "пористость" в теле.

Когда есть то усилие, которое является скорее зовом внутри, потребностью быть чем-то иным, отличным от аморфной массы, которая отсчитывает несуществующие минуты подобно счетчику такси, когда мантра продолжает крушить эту тяжелую непрозрачность, тогда внезапно появляется в теле -и затем все чаща и чаще -- некое светлое набухание, как расширение, которое поистине является стремлением тела, его криком, его призывом воздуха в гущу этого продолжающегося удушения: тело внезапно начинает задыхаться, как если бы оно начало осознавать сеть. Это расширение, воспринимаемое в клетках и повсюду поистине как "светлое набухание", может даже стать довольно сокрушительным и репрессивным другим образом, как если бы в теле было недостаточно места, как сели бы оно было все еще слишком засорено. Это знак просачивания другого движения, которое постепенно становится легким и "текучим", по мере того, как субстанция проясняется и имперсонализируется. Интеллект чувствовал то же самое, когда он начал вылупляться из первого кокона неведения: он задыхался, он чувствовал, что постоянно ударялся об уродство, глупость, ничтожность повсюду, и был всем этим зажат. То же самое происходит с сознанием тела. Но здесь глупостью являются все физиологические законы. И начинает появляться новая мода бытия, поначалу неуловимая и почти подобная легкому дуновению, но которая будет иметь громадные последствия. Мы не знаем грандиозной мощи, дающей ростки в этих микроскопических процессах. Это светлое мерцание... кажется истинной модой бытия, - сказала она поначалу; я еще не уверена, но в любом случае это гораздо более сознательная мода бытия. И я вижу это все время: с открытыми глазами, с закрытыми глазами, все время. И тело имеет любопытное восприятие одновременно тонкости и "проницаемости", так сказать, гибкости и не совсем исчезновения, а значительного ослабления жесткости форм. В первый раз, когда тело чувствует это в той или иной своей части, оно чувствует... немного потерянным, как всегда, ощущение того, что нечто ускользает от него. И вот когда начинается серия обмороков. Но если ты остаешься очень спокойным и тихо ждешь, это просто замещается некой пластичностью или текучестью, которая кажется новой модой бытия клеток. Вероятно, это заменит физическое эго. Это действительно кажется пустяком, но некоторым образом это означает растворение всего, что составляет основание или силу сцепления нашего тела: из-за чего вы ощущаете себя телом, ощущаете "мое" тело -- то есть, привычку, сформированную сетью. Миллионы аккумулированных привычек, сплетенных в вибрационную сеть и составляющие физическое "я", точно также, как существует ментальное "я" и эмоциональное "я". Выбраться из сети -довольно необычное приключение и нелегкое. Но каким-то образом Мать открывала путь в своем собственном теле, немного наподобие тому, как древний ископаемый ящер учился, как отращивать крылья -- за исключением того, что теперь все более радикально. То есть, - продолжала Мать, - кажется, что жесткость формы должна уступить свое место этому новому способу бытия. Но, знаешь, первый контакт всегда очень... "неожиданный"; но мало-помалу, тело приучается к нему. Немного труден именно момент перехода от одного способа к другому. Переход происходит постепенно, но есть момент... просто в моменте перехода есть несколько секунд, которые... по меньшей мере, я могу сказать, "неожиданные". Все привычки растворяются подобным образом. И для всех функций тела то же самое: для циркуляции крови, пищеварения, дыхания -- для всех функций. И в момент перехода это не так, что одно внезапно замещает другое, а есть некое состояние текучести между этими двумя состояниями, вот что трудно.