Арусяк Налян - Опасная медицина. Кризис традиционных методов лечения Страница 53

Еще более выраженными подобными действиями обладают и все цитостатики. Взять хотя бы колхицин (противоопухолевый препарат) – лейкоцитарный яд, обладающий антимитотической активностью, задерживающий развитие злокачественной (амилоидной) ткани, но столь же активно, пагубно влияющий и на живые, здоровые клетки организма, вызывая агранулоцитоз, миопатию, патологию почек и печени. Конечно же, все мировое научное сообщество единогласно твердит, что иного выхода для профилактики амилоидоза нет и не может быть. А я помню только одну статью, в которой утверждалось, что в группах больных периодической болезнью, принимающих колхицин и не принимавших его, существенной разницы по развитию амилоидоза не зафиксировано. Этот «загадочный» и коварный белок – амилоид (при всей научной его изученности), приобретающий качества злокачественной ткани, является неким субстратом, образующимся при тяжелых длительных воспалительных процессах в организме, аналогично этому и при периодической болезни. И если воспаление суметь предотвратить иными путями, то амилоидоза не будет. А самое удивительное то, что приступы периодической болезни удается снять без колхицина и даже, можно сказать, без большого труда. В ряду наших разных, часто очень тяжелых больных эти случаи относятся к разряду несложных. К нам нередко обращались с детьми, у которых приступы были очень частыми: поверьте, коррекция питания, очищение кишечника и крови очень быстро приводили к облегчению, уменьшению частоты, а также к исчезновению приступов. Но некоторые случаи запомнились особенно.

А., 21 год, обратился летом 2003 года. Он пришел с родителями. Юноша был серо-желтым, худым, у него не прекращались приступы периодической болезни (смешанная форма). Боли были как в грудной клетке, так и в брюшной полости: вся классическая симптоматика, температура, лейкоцитоз, доскообразный живот, невозможность пошевелиться, неэффективность лекарств. Положительный ответ генетического исследования был получен в тот же день: как мне сказали недавно специалисты, это довольно тяжелая мутация. Я по опыту знала, что для решения вопроса о годности к военной службе требуется фиксация и описание приступа, и спросила родителей, решен ли этот вопрос, ведь приступы, по всей вероятности, пройдут. Родители переглянулись, и во взгляде сквозило полное недоверие к моему прогнозу.

Надо сказать, что и юноша, и мать хорошо со мной поработали, с пониманием и аккуратно выполняя все мои рекомендации. Через 1,5–2 месяца приступов практически не было. Естественно, у больного улучшился цвет лица (порозовел), увеличилась общая упитанность. Кажется, легкий приступ возник где-то на Новый год на фоне простуды, но быстро купировался. В апреле, помню, это было на Пасху, А. с матерью пришли и сказали, что, несмотря на весь анамнез и генетические данные, для военной комиссии требуется описание приступа, которого, как очевидно, уже не было. И мы решили поставить клинический эксперимент, тем более что мальчик был болен на самом деле и служить в армии, естественно, не мог. С моей стороны ему было «предписано» съесть на Пасху все, что возможно, нарушив законы питания, которым я обучала его несколько месяцев: употребить яйца, рыбу, выпечку, выпить газированную воду и т. д.

После этого у юноши произошел классический приступ периодической болезни, и он был доставлен службой «скорой помощи» в клинику, где приступ был описан.

Через несколько дней после военной комиссии А. с матерью пришли ко мне на прием, в его легких еще прослушивался шум трения плевры. Через 1–2 недели состояние юноши восстановилось. Недавно я встретила его мать: молодой человек придерживается основных предписаний по питанию, кое-что самостоятельно повторяет (компоненты лечебного курса). За 4 года ни одного приступа не было, периодическое обследование почек патологии не выявило. Юноша окончил вуз и успешно работает.

Помню сестричек-двойняшек, у которых приступы периодической болезни совпадали с овуляцией, серединой менструального цикла. В результате курса натуральной терапии приступы практически прошли.

Вспоминаю маленькую девочку А., которая сейчас уже выросла и, кажется, даже окончила консерваторию. Она смогла стать здоровым человеком благодаря строгому соблюдению моих предписаний. Ее мать призналась мне позже, что самое главное, что в процессе лечения у нее исчез страх, ощущение неконтролируемости и безысходности ситуации. Даже при появлении первых симптомов приступа у дочери она уже четко знала, что делать, чтобы эффективно его облегчить.

У А. была подружка с той же болезнью, однако ее родители (мать-терапевт и отец-хирург) предпочли назначение колхицина. Через много лет мы встретились с этой женщиной-терапевтом, и она рассказала мне об А., которая стала здоровой, и о своей дочери, принимавшей по 1,5 таблетки колхицина, но, несмотря на это, имевшей 1–2 приступа в неделю. Вскоре она привела дочь ко мне, но та была почти не склонна к «здоровому образу жизни» и с трудом выполняла только часть моих предписаний. Тем не менее через некоторое время я узнала от матери, что колхицин они отменили и приступов у дочери нет.

Все эти истории я привела для врачей, чтобы они не «почивали на лаврах», не успокаивались на найденном выходе – колхицине, а продолжали искать другое, более естественное, более безопасное решение проблемы. Теперь колхицин рекомендуется уже и как противоподагрическое средство. Человеку присуща склонность довольствоваться малым, легким, быстрым, в то время как подагра совершенно определенно связана с образом жизни, с избыточным питанием животными белками, рафинированными углеводами.

Я не против колхицина (или любого другого средства) там, где иного решения нет, я против того, что мы, врачи, не ищем другой выход. Химические лекарства закрыли весь горизонт медицинского мировоззрения; академическая наука перестала свежо мыслить, по-новому формировать, ставить вопросы и искать новые решения. А они есть, и подчас гениально простые. Но для этого нужно обновить сознание, выйти за жесткие рамки стандартов лекарственной медицины, и в этой свободе творчества, в многотысячелетней медицинской культуре человечества найти бесценные россыпи новых решений.

К сожалению, пока на путях доказательной медицины и рациональной фармакотерапии медицинская наука все более закабаляет мышление врача и облекает его в поистине непробиваемую броню стандартов. А что может быть погибельнее стандарта для такой творческой профессии, как профессия врача? Стандарт – это путь к генерации серости, шаблона. Одаренные люди так или иначе вырвутся из плена стандарта, но обычные специалисты, у которых лечатся миллионы людей, станут еще более узкими, еще менее творческими. Так «стандартная» медицина готовит свою погибель. И это исторически оправданный процесс.

Следующая большая группа гормонов – это гормоны поджелудочной железы (инсулины), щитовидной железы и половые, предназначенные для заместительной терапии. Логика заместительной терапии также примитивно проста, но, думаю, где-то в корне неправильна. Если чего-то организм почему-то синтезирует мало (а почему – это сложный вопрос, к тому же затрагивающий основополагающие принципы человеческого бытия), то это вполне можно пополнить синтетическим аналогом из аптеки: мало инсулина – получайте его аналоги и колитесь по 2–3 раза в день, мало гормонов щитовидки – пейте тироксин, мало эстрогенов – пожалуйста, микрофоллин, прогестерона – масса гестагенов к вашим услугам. Недостатки такого протезного подхода очевидны, но вкратце остановимся на них.

1. Ни один химический препарат не обладает «пластичностью» натурального, ни один инсулин (и гипогликемический препарат тоже) нельзя идеально подвести под ритмы, состав пищи и т. д. К тому же «собственный синтез» снижается, необходимые дозы растут, и развивается пресловутая зависимость. Собственное производство недостающих гормонов на фоне их введения извне снижается, а это значит, что патологический процесс, болезнь, которая привела человека к врачу, в результате такого «лечения» углубляется – и это первое серьезное отрицательное последствие заместительной терапии. Второе, как уже было отмечено, – синдром привыкания и растущей зависимости от препарата.

2. Заместительная гормонотерапия приспосабливает дозу препарата к нашим неправильным, иногда порочным, принципам питания. То есть исходным является положение, что человеку нужно определенное количество больших калорий, белков, жиров, углеводов и т. д. (по принципам рационального сбалансированного питания), а организм для таких пищевых потребностей вырабатывает «недостаточно» инсулина. Вот и идет врач либо на стимуляцию инсулярного аппарата, либо на компенсаторные дозы инсулина. А ведь возможна обратная логика: даже если инсулина вырабатывается вроде маловато, может быть, следует уменьшить и приспособить количество и качество пищи под возможности организма. Коррекция питания по новым принципам позволяет резко уменьшить или снять и инсулин, и сахароснижающие препараты, кстати, с «побочными действиями» в виде коррекции сахара, артериального давления, веса, с улучшением самочувствия и т. д.