Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж!

Владимир Коваленко

БОЕВЫЕ ПАРУСА

На абордаж!

ОТ АВТОРА

Боевые паруса, англ. «Battle sails», — обычная конфигурация парусов, используемая в бою с целью уменьшить повреждения парусов. Для корабля с прямым вооружением подразумевает поднятые марсели и брамсели, в случаях, когда скорость критична, оставлялся и фок.

История появления этой книги, которую нетерпеливый читатель может и пропустить, но которая объяснит многое из того, что может встретиться ему впоследствии.

Открытием этой книги я обязан переезду из комнаты в комнату при попытке поудобней обустроить кабинет. Старые книжные шкафы обнажили вторые ряды томов, давненько не видавшие света: там стоит художественная литература, либо недостойная повторного перечтения, либо зачитанная до дыр годы назад. Там же обнаружилась и полка с англоязычными изданиями, обложки которых мне знакомы с детства, — отец по ним совершенствовал английский. Среди этих знакомых незнакомцев, привычных, но нечитаных, я и заметил ту, перевод которой читатель держит в руках. Переплет я помнил хорошо — он, разумеется, за годы ничуть не переменился, разве прибавилось пыли по верхнему обрезу. Содержание… На темной обложке не значилось названия, а бумажная обертка, назвать которую суперобложкой язык не повернется, если судить по шершавой бумаге и выцветшим краскам других книг того же возраста, — либо потерялась, либо истрепалась настолько, что при предыдущем переезде ее выкинули. Что скрывается под переплетом, я не помнил, а потому, сняв том с настоенного места, не отложил сразу же в стопку с другими такими же, а решил немного перелистать. По привычке я наперво сунулся смотреть выходные данные — и, как обычно в случае с американскими изданиями 50-х годов, был жестоко разочарован. Ни тиража, ни точного времени издания. Только копирайт перевода, 1939 год, и наименование издательства, Харпер-Коллинз. А еще — каталожный номер библиотеки Конгресса США. Что бы это ни значило: это была не библиотечная печать, а именно часть выходных данных.

Имя автора — Алонсо де Тассис — ничего мне не сказало. Название, «Иберийская Рысь», тоже. Под названием — черно-белая миниатюра: веер, подзорная труба и шлем-морион.[1] На миниатюре напротив названия изображен грустный большелобый испанец в костюме конца XVII — начала XVIII века, чем-то смахивающий на Кальдерона де ла Барка. Вероятно, автор. На следующей странице латинская единица и название первой главы.

Язык книги мне показался необыкновенно тяжелым, и я отложил ее в сторону, успев уяснить, что читаю исторический роман. Поскольку я сам не чужд этому жанру, то предложил книгу знакомому, любящему почитать в дороге что-нибудь на английском языке, — исключительно на безрыбье, не ожидая благодарности за подсунутую тягомотину. Ошибся. Мне было сказано громовое спасибо, сразу по возвращении. Мой знакомый — историк, так он сообщил, что в дороге не спал всю ночь, столько довелось прохохотать. После чего заметил, что автор не испанец — уж больно много промахов в родной для него истории, такого не отписать и нарочно, не англичанин — язык книги занятный и, пожалуй, не совсем английский, столько там латинских корней. Вероятно, какой-нибудь латиноамериканский эмигрант с претензиями! После чего закатил мне лекцию об имперском роде Тассисов-Таксисов примерно на полчаса, весьма познавательную, из которой я вынес тот факт, что автора «Иберийской Рыси» среди этих аристократов не водилось.

Я хмыкнул и залез в Интернет — шутки ради сверить номер библиотеки Конгресса. Однако под этим номером значилась совсем другая книга.

Опечатка? Конечно. Забытый автор, не знающий толком английского? Возможно. Проверки в Интернете показали, что Сети ни книга, ни автор не известны. И все-таки солидный, коричневый до черноты переплет, отменная бумага, крупный шрифт — и ехидные комментарии историка — дали мне повод слегка поверить, что в руках у меня кусочек другого мира. И чем дольше я читал, тем больше нравилась мне мысль о том, что мир «Иберийской Рыси» существует где-то за поворотом, настолько близко, что к нам попадают изданные там книги. Тем более что маленькие значки оттуда попадались один за другим. Потому я решил перевести книгу на русский язык. Увы, язык дона Алонсо избыточно тяжел, и перевод вылился в написание собственной книги — по мотивам. Что ж, так поступали и Шекспир, и Пикуль… Сейчас вы видите первую часть моего труда, выпущенную издательством «Яуза» под названием «Боевые паруса». В случае читательского интереса продолжения, как выразился бы дон Алонсо, непременно воспоследуют.

Итак, добро пожаловать в мир, похожий на наш, и в Испанию, лишь похожую на нашу, отличающуюся от нее ровно настолько, чтобы выстоять там, где наша — пала. По книге создается впечатление, что расхождение миров началось вместе с началом повествования, но множество малозаметных противоречий с историей нашего мира подсказывают — это не совсем так… Да, кстати, оригинал у меня не просите: помянутый историк его зачитал. Взял на недельку через вторые руки, что теперь старательно отрицает. Я его знаю: если говорит, что не брал, значит, не отдаст!

С уважением,

Владимир Коваленко

Часть 1

СЕВИЛЬСКАЯ РЫСЬ

История первая, в которой Иберийская Рысь играет перед родительской норой

В наши дни имя Иберийской Рыси звучит громко, но были времена, когда, взятые вместе, эти два слова означали лишь наименование животного. Всякий, кто знает повадки лесных обитателей, скажет вам, что рыси, живущие на полуострове, — сущее благословение для края. Питаются они почти исключительно кроликами и не наносят ущерба земледельцам. Скотоводы на них извечно жалуются, поскольку временами рысь ворует ягнят. На взрослых овец они, впрочем, посягают редко, и потери от них гораздо меньше, чем можно заключить по словам охотников, желающих добраться до рыжих, летних, или серых, зимних, шкур. Впрочем, стенания напрасны — охота запрещена королевским указом и разрешена не будет, пока стоят королевства сии.

В указе объявлено, что польза от рыси, которая неуклонно душит хорьков, куниц и ласок, ловких вороватых зверьков, которых так ненавидит всякий владелец птичника, значительно превышает ущерб. Впрочем, всякому понятно, что заслуга самих зверей в монаршем благоволении невелика.

Благородный зверь служит подобием памятника и, нужно отметить, справляется со своей задачей гораздо лучше камня. Камень доносит до нас черты внешние. Зверь напоминает о чертах внутренних.

Впрочем, мир долгое время обходился без необходимости писать слова «Иберийская Рысь» с заглавных букв, пережил потоп, удостоился получения Завета, а населяющие его люди испытали все стороны человеческих судеб, то стелющихся по земле подобно праху, то возвышающихся над нею подобно шпилю собора. Не каждому поколению выпадает добрый жребий. Люди, населявшие славный город Севилью в те времена, о которых я веду речь, заметили, как память об исполинах былых времен затягивает тина суетной жизни. Это наполняло души грустью, а помыслы — грехами, ибо куда проще решить, что мир вокруг порочен и дурен, и уподобиться ему, чем чистить ржавый меч и ждать нового величия. Особенно если сам уже дождался, пусть не громкой, но славы, пусть не богатства, но благосостояния. Да всяк, у кого жена, ребенок, уютный дом и верные эскудо жалованья, выплачиваемого из городской казны, солдат разве наполовину. Впору сыновей учить главному занятию благородного человека. Одна беда — за пятнадцать лет брака любимая жена принесла дону Хорхе только одного ребенка. Девочку.

Вот она, красавица, торопится в присутствие, отцу обед несет. Позади, как и положено благородной девице, сопровождение. Тоже благородное: жена вассала не прислуга, ею не покомандуешь… Например, приказать оставить тяжеленные судки донье Руфине — не получается. «Вы — сеньорита де Теруан, ваш отец — сеньор моего мужа! Ваше дело распоряжаться, а не тяжести таскать», — и весь сказ. Другая бы смирилась, но Руфине вместе с чистой астурийской кровью досталось и северное упрямство, заодно с ростом и силой. Ей отцовский обед — пушинка, и не заметит, что на плечо что-то давит. Другое дело — мантилья. Защита от нескромных взглядов? Скорее способ затуманить собственные глаза! Кому надо, все равно будут пялиться. Вон, у фонтана, двое дворян… Кажется, еще и обсуждают. Неужели нет в Севилье иных тем, кроме дочери и обеда одного из восьми старших алькальдов?

На самом-то деле — тем, и правда, нет. Отгородившаяся от мира широченными плащами пара обсуждает торопящуюся мимо девушку, хотя по надменным позам можно подумать, что они хвалятся друг перед другом изобильностью фамильных владений.

— Дочь у дона Хорхе, — говорит один, — странная. В детстве видениями страдала, но, благодарение Господу, от напасти избавилась. И все-таки на месте ее отца я не экономил бы медяки на прислуге…