Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-5 [СИ] Страница 10

— Натака кунунуа бандуки — сержант на суахили, самом распространенном языке Африки, который он хорошо знал, сказал, что хочет купить винтовку. Он был слишком большим и упитанным чтобы быть из Сомали, страны, где в начале девяностых от голода умер миллион человек. Поэтому — он говорил как пришлый, человек из более благополучных стран.

— Воте мими — унаона[15] — не слишком приветливо сказал старик.

— Натака кунунуа бандуки мзури — настойчиво повторил сержант — ква федха нунги.[16]

— Нипе мконо вако[17] — внезапно сказал старик.

Удивленный сержант протянул правую руку, которую моментально прихватили цепкие пальцы старика. Что-то бормоча себе под нос как деревенский знахарь, он щупал ладонь и каждый палец сержанта.

Указательный палец! Вот что он хочет видеть.

Выпустив руку американца, старик пронзительно крикнул — и сержант положил руку на рукоять Токарева. Хотя связи здесь нормальной нет, как нет и полиции — новости разносятся быстро. И вполне возможно — на этом базаре есть те, кто мечтает с ним посчитаться.

Указательный палец. У любого стрелка, стреляющего из винтовки — жесткая ладонь, потому что она постоянно воспринимает отдачу и мозоль на указательном пальце от спускового крючка. Еще один признак — синяк на плече. Жаль, что они это узнали после того, как ушли из Могадишо.

Но подбежал всего лишь мальчишка и сержант понял, что старику нужно, чтобы кто-то присмотрел за товаром.

— Кутембеа на ме[18]… - бросил старик, выходя из-за прилавка…

Протискиваясь за стариком через шумную толчею рынка, придерживая оттягивающий карман тяжелый Токарев — сержант подумал, что он, наверное, свихнулся. Здесь давно уже не было ничего того, что отличает нормальное государство и нормальное общество — ни чести, ни совести, ни доброты, ни сострадания. Здесь нормой являются бомбежки и артиллерийские обстрелы городов, атаки до последнего человека под действием наркотика, вырезание противостоящих семейств и племен до последнего человека. Он только что признался, что у него есть деньги и старик уже явно понял — что он не местный, и следовательно — за него не придут мстить местные бандиты и экстремисты. А это значит, что старик может привести его в такое место, где ему дадут ломиком по башке или воткнут нож в печень, обчистят карманы и бросят на растерзание местным собакам и крысам, которые после голода и геноцида вовсе не возражают против человечинки. Но как бы то ни было — он морской пехотинец США, выживший в девяносто третьем в этой стране, дыша пропитанным злом воздухом Могадишо. У него есть оружие — и он не продаст свою жизнь задешево…

Старик внезапно свернул, и сержант едва успел заметить, куда. Оказалось — он прошел между двумя торговыми точками, в узкий проход между ними, такой узкий, что протиснуться в него можно было только повернувшись боком. Сержант протиснулся следом за стариком — и никто не остановил его.

Они оказались в месте, где в импровизированных складах хранился товар. Здесь отвратительно воняло дерьмом, мочой и гниющими объедками, под ногами шевелилось — то ли черви, то ли крысы, то ли и те и другие вместе. Где-то на рынке сиреной воздушной тревоги взревел осел — и сержант выхватил пистолет…

— Усиджали, аскари — сказал старик, гремя ключами — ситакужа кукуа.[19]

— Куниуа сийо рахиси сана — ответил сержант — венги вамиджарибу.[20]

— Наджуа, аскари — ответил старик, отпирая замки на большом, облезлом сорокафутовом контейнере — хийо баси ни бинаму янгу. Алисема кува уна миконо я мпиганажи харака кама умеме на мойя ва мфалме. Мими нина кууза веве бундуки на била кучукуа киаси.[21]

Твою мать!

Когда сержант учился — а он входил в нештатную разведывательную группу, специализирующуюся на операциях в Африке и состоящую только из чернокожих морских пехотинцев — помимо изучения суахили, зная который можно вполне сносно существовать в любом месте центральной и южной Африки — они много еще чего учили. Америка — перекресток миров, большой Вавилон, здесь можно найти выходцев из любой точки земного шара. С ними проводили занятия носители языков Африки, бывшие африканские военные, исследователи Африки, в том числе и те, которые были родом из Африки. Советский союз продвигал в Африке коммунизм — и тем, кто ему противостоял, нужны были хорошие военные советники. Они закончили курс обучения как раз в девяносто первом, в год, когда Советского союза не стало и коммунистическая угроза отошла на второй план — но навыки остались, причем те, какие сейчас уже не преподавали, этот курс был закрыт. Из лекций специалистов по Африке сержант запомнил, что в Африке, несмотря на отсутствие мобильных телефонов — информация распространяется очень быстро. Любого путника, пришедшего в деревню — расспрашивают о новостях и рассказывают ему свои новости, он идет дальше и несет информацию. На базары — женщины ходят не только для того, чтобы купить нужное — но и чтобы обменяться новостями, послушать чужие и рассказать свои. Информация о черном стрелке, в одиночку перебившем банду — уже дошла до рынка Бакараха и значит — через пару дней о новом шерифе будет судачить половина Могадишо. И информация может дойти до того, кому ее знать вовсе не обязательно и он может задуматься над тем, кто приехал в город, и зачем. А если старик будет судачить об иностранце, купившем у него снайперскую винтовку…

Придется…

Снайперы — особенные люди. Их профессия — наивысшая степень войны, они же — абсолютные воины. На войне большей часть ты убиваешь врага, не видя его. Ты нажимаешь на кнопку — и ракета или бомба отправляется в полет, чтобы убить того, кто в десятке километров от тебя. На поле боя — господствует артиллерия, основные потери в пехоте — именно от артиллерийского огня. Даже огневой бой — чаще всего происходит на дистанции, любой командир, допустивший сближение противника со своим подразделением — считается не совсем профессиональным. Ты видишь фигурки в прицеле своей винтовки и стреляешь в них. Некоторые падают. Или ты палишь из пулемета, над стволом поднимается горячий воздух, от грохота у тебя едет крыша, и ты вообще плохо понимаешь, что происходит. Но снайпер убивает не так. Оптический прицел позволяет прекрасно видеть того, в кого ты стреляешь. Ты опознаешь цель, принимаешь решение убить именно его, нажимаешь на спуск и видишь, как человек падает, сраженный твоей пулей. Это — квинтэссенция войны, хладнокровное убийство одного человека другим. Снайперов не любят не только в чужой армии, но и в своей — хотя опытный снайпер может обеспечить своему отделению безбедное существование даже на самом переднем крае. Снайперы всегда изгои — с ними не сыграют в бильярд, им не нальют кружечку пива в баре в знак признательности. Раньше — снайперы, взявшие на мушку офицера, нередко получали приказ отставить: считалось, что офицеры, чаще всего дворяне служат в армии не для того, чтобы их убивали простые солдаты. Сейчас все проще — умный ублюдок в очках с золотой оправой вызывает его и говорит — иди и убей вот его. И получишь сто тысяч долларов и внеочередное звание.

Сержант Грегори Бунт убил двадцать девять человек. Застрелил их по одному. Но он сделал это потому, что у этих ублюдков было оружие и они пытались убить его или его товарищей. Вчера — он убил еще семь человек, но если бы он этого не сделал — они бы убили его и еще несколько человек. У него был нож, был пистолет и были отработанные навыки убивать — но он просто не мог убить старика, который всего лишь слишком много услышал и мог разболтать это дальше…

— Усиджали, аскари. Мими си кумвамбия мту еоте кухусу веве на бундуки…[22]

Дверь контейнера, освобожденная от хватки замков — открылась…

Сержант решил поверить старику. Просто — поверить.

В контейнере — через проржавевшую крышу сочился свет. Было тесно, пахло машинным маслом и сталью. До самого верха — были наложены свертки…

Старик, покопавшись где-то в свертках — довольно причмокнул и вытащил из кучи один за другим два длинных, по метру свертка. Подмигнув, передал их сержанту. Потом — достал еще один сверток…

Устроившись поудобнее — сержант Бунт начал разворачивать предложенное.

В первом — оказалась снайперская винтовка с затвором Мосин-Наган, но какая-то странная. Явно не гражданское оружие, ложе сделано грубовато, но при этом из отличного, твердого как камень дерева. Странный приклад с высокой щекой и прицел — не из таких, какие ожидаешь увидеть на подобном оружии. Не русский четырекратный — а старый, но на вид неплохо сохранившийся Kahles! Один из самых дорогих европейских оптических прицелов, они поставлялись в армию Австрии, Германии и были сделаны по стандартам НАТО.