Любовь против (не)любви - Салма Кальк Страница 10

лежал платок — носовой, вероятно. С вышивкой. Веточки, листики, в них — буква, и над буквой — корона. Откуда-то Катерина поняла, что незнакомый иероглиф — это аналог её родной буквы К. Кстати! Умеет ли тело читать? И писать? А то придётся век крестики ставить! А рядом лежал ещё один платок, и в него что-то было завёрнуто. Она глянула — надо же, крестик и кольцо. Очень похожие на золотые. Крестик — простой, но изящный. Наверное, нужно надеть его на шею? А кольцо хорошо село на тонкий палец — оно было без камня, но с рельефным рисунком, какое-то переплетение линий, похожее на кельтские орнаменты, которыми в юности увлекалась Наталья.

Оставалось надеть ботинки, но тут поджидала засада, как говорили внуки. Металлические кости в жакете никак не позволяли согнуться и достать до пола! Это что же, кто эту Кэт одевает-то? Прислуга у неё, что ли?

За этой мыслью Катерину застала вернувшаяся хозяйка дома.

— Оделась? Отлично. Будем есть и разговаривать.

Хозяйка принесла свежий хлеб — в тряпице. Развернула, положила на стол — у Катерины от запаха аж живот подвело, так есть захотелось.

— Чего мучаешься, сними пока лиф и юбку, — Мэгвин очевидно заметила Катеринины попытки зашнуровать обувь. — Не замёрзнешь, не дам. Наружу соберёшься — там и оденешься.

В этом был смысл. Без суконных верхов двигаться оказалось намного проще, и зашнуровать ботинки, и помочь хозяйке накрыть на стол.

— Скажи, а что, трусов у вас не носят? — спросила между делом Катерина.

— Чего у нас не носят? — не поняла Мэгвин.

— Трусы. Одежда такая. Для удобства и гигиены. Вот тут, — Катерина задрала юбки и показала — где именно. — Должны носить хотя бы панталоны!

— Нет, и я не знаю, о чём ты, — пожала плечами хозяйка. — А чего чулки не подвязала, свалятся же?

Пришла очередь удивляться Катерине. Оказывается, те верёвочки, которые она не знала, куда деть, были предназначены для того, чтобы завязать поверх колена и закрепить таким образом чулки. Сомнительная конструкция, конечно. Но если все они так ходят… Тьфу, бесстыдство. И никакой гигиены.

Хорошо, у зелёного сарафанчика длина до щиколотки, не так сложно двигаться. А как работу по дому делать в этой суконной шубе?

Видимо, Катерина не заметила, как произнесла последнюю фразу вслух.

— Насколько я понимаю, никакой домашней работой Кэт не занималась. Впрочем, ею и Маргарет не занимается, это ж не для миледи, — оттенок презрения в голосе не мог почудиться Катерине никак. — Ты дома чьей женой была?

— Женой? — это было так давно, что почти забылось. — Василия.

— Кем он был?

— Инженером на заводе, и то пока не выперли, — фыркнула Катерина. — Алкашом он был. Им был всю жизнь, им и помер. Выгнала я его, сердешного, он и пошёл на все четыре стороны. То есть, к матери своей, Светлане Львовне, царствие ей небесное, у неё и жил, пока не спился совсем.

— Выходит, его мать — она не с вами жила? Он не был старшим сыном?

— Нет, он был средним сыном. Из них троих самым путёвым был младший, Илюшка, да и тот спился в конце концов. Если ты о том, на что я жила — ну так что зарабатывала сама, на то и жила, и детей на ноги ставила.

— Ты была у кого-то в услужении? По тебе не скажешь.

— Вот ещё, в услужении. В школе я работала, детей учила. А потом ещё и завучем была. Расписание, методработа, выполнение планов и программ, успеваемость.

— Не понимаю, — с улыбкой покачала головой Мэгвин.

— Что тут понимать, школы-то и у вас есть, наверное. Должны быть, как без школ-то!

— Школы, кажется, были при монастырях, да те монастыри разогнали ещё в прошлое царствование, отец нашей нынешней королевы решил поменять веру — потому что иначе ему развода не давали.

— И где учатся дети? — не поняла Катерина. — Или неучами ходят?

— И ходят, и дома учатся, — кивнула Мэгвин. — Думаешь, здесь много грамотных? Да откуда! Лорд и его семья, да управляющий Гаррет, да священник отец Мэтью.

— А… это тело? — со страхом спросила Катерина.

— Это, как ты говоришь, тело было любимой дочерью Сэмюэля Торнхилла, и уж он постарался дать ей образование — хотел в столицу замуж отдать, не меньше, в свиту королевы. Кэт и пела, и на лютне играла, и стихи сочиняла, и говорила, кроме местного диалекта и правильного англицийского, на франкийском и как бы не на арагонском. И книги на древнем имперском читала. Лорд Торнхилл и подумать не мог, что его не станет, и сына его Саймона тоже не станет, и некому будет его Кэт замуж выдавать.

— Но… она ведь вышла замуж?

— Да, потому что Робби Телфорд, захвативший замок по приказу своего отца, не устоял перед её красотой. Да и приданое за ней было неплохое — замок Прайорсли, возле одноимённого города, и Торнхилл, но Торнхилл в руинах, потому что очень уж сопротивлялись защитники, а Прайорсли, говорят, как был игрушечкой, так и сейчас есть. И ты всё это знаешь, это твои земли.

— Как же я знаю-то, если на самом деле — нет? — спросила Катерина, доедая корку хлеба, очень уж был вкусный.

— Узнаешь, не сомневаюсь. Смотри, — Мэгвин смахнула в ладонь крошки, высыпала их за порог ожидающим птицам, и на освобождённом месте стола появилась светящаяся линия неправильной формы. — Это владения Телфордов. Телфорд-Касл тут, — поставила такую же светящуюся точку. — Вот здесь замки меньшего размера, четыре. Прайорсли — сбоку, — появилась точка пожирнее, — город, и рядом замок. Вот здесь Торнхилл, — ещё одна точка, — а тут север и граница, — линия прошла частично по краю телфордовских земель, и если это север — то ушла на запад. Телфорды — стражи границы, оттуда приходят северяне и пытаются отхватить себе хоть какой-нибудь кусок, но на моей памяти это ни разу не удалось. Воюют в среднем каждую весну, и пока речки опять льдом не схватятся, так что — весной и увидишь.

— А у них что, нет короля, у этих северян? Или тот король со здешним не в ладах?

— Почему же, и есть, и в ладах. Тамошний король — дальний родич здешней королевы. Да только он не станет за каждым головорезом по оврагам скакать. Поэтому тамошние — приходят, здешние — их бьют, и так будет всегда.

— И он не может приказать своей армии прекратить это?

— Его армия — это частично те же самые люди, которые приходят на эти земли. А частично — те, кто живёт ещё севернее, и пришли бы,