Я Распутин. Книга четвертая - Алексей Викторович Вязовский Страница 10

Но и эти 8 лет адвокаты успешно оспаривали в апелляции. В итоге, Радкевич на каторгу не ехал, сидел в тюрьме, раздавал интервью репортерам. Те, в свою очередь подогревали публику. Русский “Джек Потрошитель” скоро выйдет на свободу, продолжит резать женщин. И кого он там примет за падшую — поди разберись. Натуральный национальный позор.

Эту историю мне “принес на блюдечка” глава медиахолднинга Ростеха — Перцов. Туда входило помимо “Слова” еще три ежедневные газеты, Русское телеграфное агентство, литературный журнал.

— Григорий Ефимович — жаловался мне Павел Петрович — Это же позор судебного делопроизводства. Фемида смотрит и плачет.

— Она же слепая!

— Это я иносказательно

— Ясно. Наши газеты о деле пишут?

— Через день

— Что же ты от меня хочешь?

— Прессы мало — развел руками экс-редактор Слова — Судейские хотят отправить дело на пересмотр — мол нарушения были в расследовании. Пора поднимать народ, хорошо бы митинг какой устроить или хотя бы пикеты…

— За ради одного убивца? Это из пушки по воробьям, — возразил я, хотя и подумал, что взбодрить организацию какой общей акцией было бы весьма кстати. — А скажи мне, что еще из громких дел на слуху?

— Как же, Григорий Ефимович, дело Бейлиса в Киеве, мы по нему заявление общего собрания присяжных поверенных публиковали, первыми! — Перцов покопался в шкафах и передал мне газету.

“… Общее собрание присяжных поверенных округа считает профессиональным и гражданским долгом адвокатуры высказать протест против извращения основ правосудия, проявившегося в создании процесса Бейлиса, против возведения в судебном порядке на еврейский народ клеветы, отвергнутой всем культурным человечеством, и против возложения на суд не свойственной ему задачи пропаганды идей расовой и национальной вражды. Это надругательство над основами человеческого общежития унижает и позорит Россию перед лицом всего мира, и мы поднимаем свой голос в защиту чести и достоинства России.”

Вот не помню такого. Дело Бейлиса проходили, общее несовершенство судебной системы, давление властей, то-се, а вот этого нет, не помню.

— И что же, — спросил я у Перцова, — власти смолчали?

— Как же-с! — Павел Петрович выхватил следующую газету из подшивки. — Против участников собрания выдвинуто уголовное обвинение по статьям 279 и 280 Уложения о наказаниях за “содержащиеся в заявлении оскорбления в адрес представителей власти и Киевской судебной палаты”. Двадцать пять человек под следствием! Отдельное заявление Сената!

Так, это что же получается? В законодательной власти не без моих усилий мало-мало порядок навели, в исполнительной трудами Петра Аркадьевича все тоже приемлемо, а судебная власть у нас вразнос пошла? Последнее прибежище недобитых? Ну да, мы с грехом пополам ввели Верховный суд, но при этом не ликвидировали Сенат, этот рудимент “три в одном” — орган одновременно законодательной, исполнительной и судебной власти, да еще и назначаемый. Часть сенаторов успешно перебралась в верхнюю палату Думы, в Государственный совет, а часть так и осталась. И получился такой не пришей кобыле хвост огрызок — вроде ничего не решеает, но дофига палок в колеса навтыкать может. Пожалуй, пора и Сенат того-этого.

— И вот еще, — шеф-редактор продолжал листать прошлые выпуски, — дело против колонии где, якобы хулиганство, но власти утверждают, что имело место оскорбление величества.

О господи, этого только не хватало. Хотя готов поспорить, там наверняка мальчишеская глупость типа дурацких стишков или надписи в туалете.

— Со Станислав Теофиловичем я говорил, — дополнил Перцов, — господин Шацких утверждает, что все обвинения надуманы и “дело” создано исключительно из-за желания властей построить на месте приюта паровозного депо.

— Мнда… Железнодорожники мощную лапу имеют в судейских. Так, Павел Петрович, у нас тогда есть три, нет, четыре дела, где судебная власть проявила себя, так скажем, не с лучше стороны…

— Точно так-с, — кивнул глава Ростех-медиа.

— Срочно, по всей нашей корреспондентской сети, но негласно, запросите о других подобных случаях. Что-то мне подсказывает, что четырьмя делами мы не обойдемся. А будет их десяток-другой — так мы всю “Небесную Россию” на митинги выведем, и всех колонистов, и прочих поднимем. Не с единичным случаем надо бороться, а всю систему исправлять.

За честный суд? Поди плохой лозунг? Да под таким подпишутся, что левые, что правые… Решено. Будем митинговать и скандалить.

***

Столыпин орал — мамадорогая! Я, конечно, понимаю, что у человека работа нервная, кругом сплошные идиоты, но ведь себя поберечь надо, так кровью наливаться — жахнет инсульт и все, нет премьера — никакого Богрова не понадобится.

— Какой конгресс?!

— Мирный, Петр Аркадьевич…

— Какой, к чертям собачьим, мирный!!! Ты что, не видишь, что происходит???

— Подготовка к торжествам по случаю трехсотлетия дома Романовых, — спокойно ответил я, изо всех сил стараясь не возбуждать и без того раздухарившегося Столыпина.

— Вот именно! — шваркнул об стол укладкой, из которой разлетелись листы, глава кабинета. — Сплошь мероприятия, банкеты и заседания! Верноподданические!!! И ты им под бок собираешься втиснуть вот эту свору???

— Петр Аркадьевич, голубчик, да успокойтесь вы, ничего я не собираюсь. Дума постановила обратиться с прошением, вот я и выполняю.

Это была очередная задумка левых, которым все не терпелось, чтобы корабль империи наконец черпнул воды, вот они и раскачивали его изо всех сил. И ведь как хорошо рассчитали, стервецы! Коли конгресс разрешат, в Питер приедут социалисты со всей Европы и конфликты неизбежны, вплоть до полицейских репрессий. Не разрешат — тоже неплохо, прогнившая власть запрещает мирный — мирный, господа! — конгресс. И тем самым выставляет себя в дурацком свете. Как ни поверни, в любом случае ославят, прямо по “хармсовскому” анекдоту: “Лев Толстой … побежал догонять Пушкина. Пушкин же, не зная толстовских намерений, бросился наутек. Пробегая мимо городового, сей страж порядка был возмущен неприличной быстротою бега в людном месте и бегом устремился вслед с целью остановить. Западная пресса потом писала, что в России литераторы подвергаются преследованиям со стороны властей”.

— Дума! Мало нам было ваших митингов! — отдуваясь, плюхнулся в кресло премьер.

Да, мы сумели вывести по стране немало народу. Во-первых, тех, кого это непосредственно касалось — колонисты, женская фракция, юристы. Во-вторых, стоило только запустить информацию, как народ ломанулся — “любят” у нас судейских и, почитай, у каждого, кто сталкивался со “столпами законности”, есть к ним счеты. Эх, вот бы нормальные кодексы ввести, вместо диковатого Свода законов, где есть акты середины XVII века! И дело не в том, что они старые, вон, в Англии до сих пор на семисотлетнюю Хартию вольностей опираются, а в том, что устаревшие! Но это колоссальная работа, тут целая свора юристов нужна и года