Офицер разведки - Владимир Геннадьевич Поселягин Страница 10

как раз рассвело, и я, выйдя на дорогу, проголосовал. Как раз патруль подъехал, и они лично обо мне не знали, хотя командир слышал. Довезли до штаба. Там особисты опознали, так что развязали руки, вернув вещи. Я как раз позавтракал с кухни, когда к Михайлову вызвали, тот тут был. Документы я уже начальнику штаба армии сдал, описав свою ситуацию. А тот и передал Михайлову. А вот тут неожиданность, он подтвердил приказ из управления кадров РККА. Морщился, но сообщил, что на него надавили из Генштаба, так что развел руками. Он тут даже со своими связями ничего сделать не мог. Так что мне выдали самолет, и, взлетев, мы отправились на север, Второй Украинский фронт действовал ближе к Киеву. Хотя брать его будет, похоже, Первый. Ладно, за два часа долетели, тут не так и далеко. Даже вполне благополучно, немцы не перехватили, да и погода не мешала, хотя боковой ветер был, но главное не встречный. Сели на полевой аэродром связной эскадрильи штаба фронта, там проверили документы, и сопровождающий, на «полуторке» довез до зданий штаба в небольшом городке. Летчик, что меня доставил, также привез какие-то документы, это переписка между штабами, и ждал ответа, чтобы привезти его обратно. Меня же быстро оформили, я в принципе не опоздал, и начальник разведки фронта, генерал-майор, спросил, как я буду действовать, что для этого нужно. Мой вопрос был вполне конкретен:

– Что я буду с этого иметь?

– Не понял? – тот явно удивился.

– Война перешла тот переломный момент, когда уже знаешь, что наша берет. До конца войны год-полтора, не больше, вот я и собираюсь активно наращивать свое благосостояние. Имею в виду чины и награды, другое меня не интересует. Что вы можете мне предложить?

Генерал оказался из неадекватов и поднял ор. Не понял, что в моем вопросе ему не понравилось? Все чины и награды любят. Оказалось, тот был возмущен моим цинизмом, тут родине помочь нужно, а я собственник и куркуль, требую за это что-то себе. Не понял, он что, с себя звезды будет снимать, чтобы мне передать? Снял, стал полковником, а я майором. Или награды со своего френча снимать? В общем, мне этот генерал не понравился. Ему не устраивал недержание, повторяться нельзя. В этот раз другое. Банально нарушил ему нерв правой руки, тот правша, и рука через день-два окончательно обвиснет, и он не сможет ею пользоваться. Это на остаток жизни ему. Будут тут еще на меня орать. Тот схватился за руку, почуял что-то, но, побледнев, явно решил, что у него инсульт, прохрипев:

– Сердце.

Не спеша подойдя к двери, я толкнул ее и сказал помощнику генерала:

– Там вашему начальнику плохо. Инсульт, похоже.

Тот мигом забежал в кабинет, пока писарь вызывал медиков. Я же в приемной занял свободный стул и, надвинув шапку на глаза, решил подремать, а то сутки уже на ногах. Во время полета сюда не спал, следил за небом, чтобы нас не застали врасплох, вот и пользовался свободной минутой. Генерала вынесли на носилках, я это еще успел рассмотреть, и уснул. Разбудили меня через полчаса, стрелки часов подтвердили это. Полковник, неизвестный мне, велел пройти в кабинет, где занял место генерала.

– Полковник Селиверстов, помощник, замначальника штаба по разведке. Что произошло в кабинете?

– Генерал начал орать, потом схватился за грудь и сказал, что у него сердце. Я сообщил офицерам в приемной, они вызвали медиков.

– Почему товарищ генерал повысил голос?

– Не понравился мой вопрос.

– Капитан, из тебя слова вытягивать нужно? Доложите все, что было.

– Генерал решил, что я мать Тереза. Бесплатно работаю. На мой вопрос, что я буду иметь за разведданные и свою работу разведчика, тот начал орать. Остальное – последствия.

– Да-а, – протянул полковник, постукивая карандашом по столешнице. – Ты, я смотрю, тот еще кадр.

– Не понимаю вашего командира. Да и вас тоже. Вон, на Калининский фронт в командировку отправили, комфронта обещал, если пробьем коридор к Ленинграду, звание даст и награду. Обещание выполнил, капитана я получил и «Боевик», а у вас прям какие-то истерики по этому поводу. Как будто я у вас последнее отбираю, изо рта вынимаю. В разведке правило: сманивать офицеров в разведку обещанием чинов и наград. У вас не так?

– Так-то так. Генералу твой тон не понравился, наглый, с ленцой.

– Я сутки не сплю. Моя армия это Шестая общевойсковая, и я не подавал рапорт о переводе к вам. Генерал-полковник Михайлов, мой командир, ему я помогаю по долгу, он мне много хорошего сделал. А вас я знать не знаю. Зачем мне напрягаться за просто так?

– А помочь Родине, освободить территории от захватчиков?

– Я столько помогал, и мне по рукам надавали, что все желание просто так помогать убили. Трибунал был, меня лишили наград и звания. Тоже тогда в сорок втором капитаном был, две Звезды Героя, с другими наградами. Не будет самоотдачи, идите на… Я надеюсь, понятно все сказал, разжевывать не надо? И пугать меня не стоит, я пережил шесть штурмов Сталинграда, после штрафбата снайпером в первых рядах шел. Там выжил и тут выживу.

– Трибуналом тебя не напугать, – задумчиво изучая меня, сказал полковник.

– Не-а, – ухмыльнулся я.

– Да, генерал был прав, с тобой сложно будет. Свободен пока, дежурный устроит, где будешь проживать. Пока решу вопрос с тобой.

Молча козырнув, я покинул кабинет и, прихватив вещмешок, что ожидал меня у стула, покинул с помощником дежурного здание штаба. Он занимал четыре здания, чтобы все службы вместить. В офицерском общежитии, где четыре койки, на одной меня и устроили.

* * *

– Задержанный Одинцов, на выход, – велел конвоир. – Руки за спину.

В этот раз задержание меня, да и прошедший уже трибунал, было вполне себе настоящее. И я даже особо не возражал против приговора, десять лет лагерей. Сейчас же посадили в машину и в лагерь, чтобы дальше отправить по этапу. Знаете, пока тут в камере сидел, я понял, почему себя так нагло и вызывающе веду. Хотя я считал, что отстаиваю свою честь и свободу. Это амулеты. Да, владение ими подняло мое самомнение и уверенность в себе. Вот и дошло до этого. Впрочем, я не был расстроен или огорчен и, если бы все повторилось, повел бы себя так же. Там ситуация так сложилась, и прогибаться под кого-либо я не хотел ни тогда, ни сейчас. Что по случившемуся, то тот полковник из разведотделения сообщил командованию, точь-в-точь передал нашу беседу, и член Военного Совета был разъярен, приказав заставить меня.