Неожиданный наследник - Александр Яманов Страница 10

— Вашим наставником назначен Никита Иванович Панин, являющийся старшим членом иностранной коллегии. У него уже был опыт воспитания высокопоставленной особы, — собеседник вдруг на некоторое время замялся, будто сказал лишнего, — Впрочем, скоро вы всё узнаете сами. Граф должен прибыть в Царское Село сегодня. Он объяснит ситуацию с остальными преподавателями. Я же удаляясь. Честь имею!

Мусин-Пушкин быстро выпалил слова прощания и с явным облегчением покинул гостиную. Не сказать, что произошедшее меня расстроило. Наоборот, в душе появилась надежда, что всё будет хорошо. По крайней мере, слова об учителях можно воспринимать именно так.

* * *

Панин прибыл под вечер, заставив меня ждать. Наставник оказался невысоким и весьма грузным мужчиной лет пятидесяти. Может, он был моложе, но круглое лицо, заметное пузо и небольшая отдышка прибавляли гостю дополнительные годы.

Представившись, Никита Иванович с долей недоумения окинул мою скромную обитель. Ха-ха! Хотелось бы посмотреть на его реакцию, получи именно он приказ забирать меня из темницы. А в гостиной есть стол, стулья и даже небольшое окно, через которое я могу наблюдать за задней частью двора. Ведь меня разместили во флигеле дворца, явно скрывая от его посетителей. По соседству расположена спальня с небольшой комнатой для умывания и оправления естественных нужд. Сама опочивальня тоже невелика и в ней расположена только кровать со шкафом для одежды, почему-то называемом «garde-robe» на французский манер. Только после небольшого каземата, для меня выделенное помещение сродни царским палатам.

— Думаю, завтра ближе к полудню можно приступить к представлению остальных наставников и началу вашего обучения. Пока же я хотел разместиться в своих комнатах и отобедать. Дорога была долгой и порядком меня утомила. Заодно завтра обсудим вопрос вашего дальнейшего проживания. Либо мне придётся перебираться в Царское Село, так как приказы Её Величества не обсуждают. Но, возможно, вам выделят приемлемое жильё в столице, что более целесообразно. Ведь ваших учителей тоже потребуется, где-то поселить.

— Сегодня.

— Что простите?

Уже готовый покинуть гостиную вельможа запнулся, будто наскочив на какое-то невидимое препятствие. Выглядело это забавно, но мне сейчас не до смеха. Я и так весь извёлся в ожидании учителей, а он, видите ли, изволил проголодаться и желает отдохнуть.

— Вы же сами признали, что приказы императрицы не обсуждаются, — решаю немного пошутить над графом, а заодно сразу поставить его на место, — Поэтому мы должны их выполнять. Зовите учителей знакомиться, а занятия начнём завтра, но часов в семь утра. Я, знаете ли, встаю с рассветом, так чего тянуть? Тем более, господин Мусин-Пушкин подготовил всё для будущих уроков. Здесь есть бумага и перья для записи. Валентин Платонович даже немного обучил меня грамоте. Скорее мы вспоминали забытое, ведь ранее я умел читать.

Делаю самый невинный вид под пристальным взглядом, пришедшего в себя Панина. Изображать из себя юродивого можно по-разному. После некоторых раздумий мне пришло в голову, что более разумно представляться простачком. И выбранный образ начал приносить успехи. Чему помогли постоянные вопросы, с детской непосредственностью задаваемые Мусину-Пушкину. В последние дни тот не знал, куда деваться и вздрагивал от очередного «почему?».

— Здесь вы правы, — наконец произнёс наставник, — Сейчас я прикажу слугам позвать учителей. Заодно распоряжусь, чтобы нам хоть чаю подали. Но семь утра? Это же такая рань!

Пусть хоть водку хлещет, а не только чай. Главное — мой ход сыграл, и Панин не почувствовал подвоха. Что касается времени начала занятий, то никто не заставляет его на них присутствовать. Думаю, в начале граф будет сидеть на каждом уроке, но далее оставит меня на попечение учителей.

А вот и они. Жалко, что в гостиной немного темновато. Всё-таки уже вечер, а свечи не в моём распоряжении. Если слуга зажёг именно такое количество, то так и надо.

Первым представился невысокий крепыш, обладающий брюшком, как Панин, но с более приветливым лицом. Был он молод и явно жутко любопытен. Его глаза излучали немалый интерес, рассматривая меня и скудную обстановку гостиной. А длинный нос чуть ли не вынюхивал, чего здесь вообще происходит. Выглядело это презабавно, отчего я сразу улыбнулся, но даже без намёка на иронию или язвительность.

— Экстраординарный профессор Румовский Степан Яковлевич[1], — произнёс живчик приятным голосом, — Преподаю в Академическом университете математику и астрономию. Назначен вашим учителем по данным наукам, а также географии и физике.

Тут в комнату забежал взволнованный лакей в сопровождении нескольких помощников, и принялся командовать расстановкой чая, чашек и вазочек с вареньем. Видать, господин Панин знает волшебное слово, раз слуги сразу забегали будто ошпаренные. После того как чай был разлит, а обслуга покинула гостиную, представился второй учитель. Этот был немного постарше Румовского и отличался от него внешним видом. Высокий, худощавый, с рублёными чертами лица. Сначала он произвёл впечатление неприятного человека. Но умные глаза и такая же приятная улыбка, как у товарища, сразу сгладили немного отталкивающий внешний вид.

— Бакмейстер Логин Иванович[2] ваш преподаватель немецкого и французского языков, — произнёс гость с небольшим акцентом, — Последние четыре года являюсь гувернёром, заодно занимаюсь переводами с русского на немецкий.

Не знаю, как насчёт умений обоих учителей, но они мне сразу понравились. Да и Панин видится не особо неприятным человеком. Ведёт себя высокомерно, но и Мусин-Пушкин любил задирать нос. Граф же явно лентяй и сибарит, что даже лучше. Меньше будет лезть в мои дела. Хотя, время покажет.

Чаепитие прошло немного сумбурно. Оба преподавателя сначала стеснялись Никиту Ивановича, но после его молчаливого кивка начали расспросы. Оба захотели проверить, какими знаниями я обладаю. Скрывать особо нечего, поэтому я честно рассказал, что читаю с трудом, а писать даже не пробовал. Помню немного арифметику, чем сразу разжёг новую порцию любопытства со стороны профессора. Но под взглядом Панина тот умерил свой пыл. Гувернёру я рассказал, что немного помню немецкий. Мы определили это с Мусиным-Пушкиным, когда пытались выявить мои нынешние знания. Вернее, тогда я просто позволил надзирателю узнать часть моих умений. Про остальное окружающим лучше не говорить даже под страхом смерти.

* * *

— Отчего вы отказываетесь исповедаться отцу Иерониму? Ваше поведение могут счесть за проявление неуважения к церкви. Не помогут и многочасовые молитвы. Разнообразные сектанты тоже проводят в молении множество времени. Вот только никому неизвестно, о чём они просят господа и не замышляют ли какую-либо каверзу.

После весьма насыщенного первого дня обучения, мы сели обедать с Никитой Ивановичем.