Караул устал - Василий Павлович Щепетнёв Страница 10

А иначе никак. Почти каждую неделю приходится посещать подобные мероприятия. Как кандидат в члены ЦК ВЛКСМ, я представляю комсомол. Поручение для многих почётное и приятное. Почётное — потому что сидишь на виду, в президиуме, значит — достиг.

А приятное…

Торжественная часть закончилась. Объявили перерыв.

И нас, президиум, позвали перекусить, чем богаты, так сказать.

Богаты в тот день были всяким. Буженина и соленые рыжики, котлеты по-киевски и картофельное пюре, мочёные яблоки и квашеные помидоры. И, конечно, водка «Столичная». Что может быть приятнее?

У нас, постоянно присутствующих на подобных мероприятиях, образовалась своя компания: человек из обкома партии, человек из облсовпрофа, человек из газеты «Коммуна» — и я. Кучкуемся, держимся рядом, считай — приятельствуем. Я ценный кадр, потому что не пью. Обыкновенно на четверых ставилась бутылка водки, то есть из расчета 0,125 каждому. Чуть согреться, и только. Но я не пил, и получалось 0.166 — уже веселее, традиционнее, бутылка на троих — это, можно сказать, основа нашего козацкого товарищества. Но сегодня водки было больше, не возбранялось взять и вторую бутылку на компанию, чем пресса и воспользовалась. А триста граммов — уже серьёзнее. Нет, люди все привычные, люди все тренированные, но всем вдруг ужасно захотелось поговорить о главном.

О геологии.

Тост «за геологов», это само собой. А потом зашла речь о том, что наша Чернозёмская область — просто кладезь полезных ископаемых. Есть медь! Есть никель! Есть платина! Железная руда тоже есть, и много чего ещё. Но не разрабатывают, поскольку нужды не видят. Природой дорожат, нашими волшебными чернозёмами. Никель — его и в других местах добыть можно, а вот метрового чернозёма — нет. Да что метрового, полтора метра — вот он какой, наш чернозём!

Даже поспорили, есть ли у нас алмазы. Вроде бы есть, но мало. Или вовсе нет. Или просто не добывают, чтобы цену не сбить: если добыть наши алмазы, то они, алмазы, станут не дороже янтаря.

Спорили мягко, без ожесточения, но привлекли внимание Михаила Евграфовича.

— О чем речь, товарищи? — директор тоже выпил, как иначе? хозяину положено. Чтобы показать, что водка доброкачественная, фабричная, а не отрава частного розлива. Повадились умельцы делать водку холодным способом: водопроводная вода плюс технический спирт, об этом та же «Коммуна» писала в рубрике «из зала суда». Но здесь водка хорошая, никаких сомнений, это в один голос сказали и Профсоюз, и Обком, и сама Газета.

— Есть ли Михаил Евграфович, в нашей области алмазы? — прямо спросила Газета.

Директор задумался.

— Вообще-то это сведения не для публикации, — сказал, наконец, он.

— Никто и не собирается публиковать. Да и кто разрешит? — ответила Газета.

— В общем, так. Алмазы встречаются. В палеогеновых, меловых и юрских породах. Но микроскопические, миллиграммовые, и в мизерном количестве, промышленного значения не имеют.

— Но вдруг где-то есть и крупные?

— Где-то точно есть. В Якутии. А у нас вряд ли. У нас другие алмазы. Наши алмазы — это люди. Ученики! Огранить только, и будет бриллиант!

— Так уж и бриллиант? — усомнился Профсоюз.

— Лучше! Хороший геолог приносит государству больше прибыли, нежели бриллиант в десять карат.

— А в сто карат?

— Стокаратовые бриллианты редки. Как редки и выдающиеся геологи. Но среди присутствующих, — он посмотрел на ветеранов, образовавших свой кружок, — есть и такие, стокаратовые.

— Пусть их, алмазы, — сказал Профсоюз. — Но вот почему у нас напряжёнка с водой?

С водой в городе и в самом деле не блестяще. Если в центральном районе, там, где родительская квартира, мединститут, театры, обком и прочее, она есть всегда, то в новых районах — с перебоями. Часто отключают, на шесть, на восемь часов.

— Наш город стоит на правом, высоком берегу, — ответил Михаил Евграфович. — Выше уровня Реки на пятьдесят метров, это много. И водоносные слои находятся глубоко, очень глубоко. Вы знаете, что до революции, да и сейчас, колодцев в городе почти не было? Воду доставляли с Реки, водовозы, бочками. Водовозы были в почёте и всегда имели кусок хлеба, память о них в названиях улиц — Водовозная, Бочковая, Питьевая. В девятнадцатом веке начали бурить артезианские скважины, но это и сложно, и дорого. Сейчас часть города получает артезианскую воду, а часть — речную, которую поднимают насосами. В пик потребления электроэнергии насосы приходится отключать, потому и задержки с водой.

— Да, не повезло нам, — вздохнула Газета.

— Это как сказать, — возразил директор. — Например, у нас сухие подвалы. Сколь угодно глубокие, но ни сырости, ни плесени. Купцы устраивали подвалы в два, а то и в три уровня, «поглубже положишь, поближе возьмешь», говорили. Да вот хоть нас взять: три этажа вверх, три этажа вниз.

— И что же в нижних этажах? — спросила Газета.

— Семинария что-то хранила, а сейчас — бомбоубежище, и просто пустуют. Велик соблазн забить всяким хламом, но я с этим борюсь. От хлама нужно безжалостно избавляться — в утиль сдавать, что ли. А то знаете, люди забивают балконы, кладовки и всякие прочие места то поломанными лыжами, то дырявыми кастрюлями, то вообще не поймешь чем. Деревенская привычка, с царских времён, когда каждая верёвочка могла пригодиться в хозяйстве.

— А сейчас и хозяйства-то никакого нет, — подал голос я.

— Это в каком смысле? — спросил Обком.

— В прямом. Какое хозяйство у горожанина? Восемь часов отработал, и домой. А дома, в городской квартире, какое хозяйство? Можно, конечно, кактусы на подоконниках разводить, некоторые по весне лук выращивают, для витаминов, кто-то даже на лимоны замахивается, но это уже развлечение. Хобби. А продуктами питания, как и остальным, советских людей обеспечивает их труд! Всё необходимое предоставляет советская торговля! И потом, на что годятся сломанные лыжи? Нет, в самом деле, на что? В печке сжечь? Так печек давно нет, центральное отопление. Починить? Очень сомневаюсь. Если нужны